ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ



6 августа 1409 г. Верховный магистр Тевтонского Ордена Ульрих фон Юнгинген направил польскому королю посланцев с объявлением «файды» (феодальной войны), по-немецки: «фейдебриф» (Fehdebrief), чтобы военными средствами предотвратить нависшую над вверенными ему Богом Орденом и орденским государством смертельную угрозу.

4.Начало Великой войны и перемирие.

Гохмейстер  Ульрих фон Юнгинген незамедлительно приказал укрепить пограничные замки и объявил общий сбор всех вооруженных сил Ордена Девы Марии. Для него не являлось секретом то обстоятельство, что собравшиеся в Литве под знамена князя Витовта многочисленные силы, в том числе татары, только и ждали приказа Витовта, чтобы начать вторжение в орденское государство. Поэтому ранней весной 1409 г. орденские курьеры, загоняя коней, разъезжали по владениям «тевтонов», спешно разнося по градам и весям следующую весть:

«Да будет ведомо всему честному люду, что, как нам стало известно, Витольд (Витовт – В.А.) с великим войском намеревается сегодня или завтра вторгнуться в (нашу – В.А.) страну. Поэтому мы настоятельно просим, чтобы каждый пребывал в готовности поспешить туда, куда ему прикажут, когда придет известие (о вторжении неприятеля – В.А.).

Или, на тогдашнем немецком языке, именуемом филологами «средневерхненемецким»:

(«Wissentlich sei allen ehrbaren Leuten, wie wir Kunde haben, dass Witold mit einem grossen Heere in das Land will sprengen heute oder morgen. Hierum bitten wir fleisslich, dass jeglicher sich halte zuzujagen, wo man ihn befiehlt, wenn die Nachricht erfolgt»).

Это был приказ о мобилизации, адресованный следующим категориям подданных Тевтонского Ордена:

1) землевладельцам немецкого и прусского происхождения, обязанным Ордену военной службой, в зависимости от размеров своего поместья, в качестве тяжелых или легких кавалеристов;

2)стрелкам-ополченцам городов, расположенных во владениях Ордена (преимущественно немецкого происхождения).

3)поселянам немецкого и прусского происхождения, обязанным предоставлять для обоза орденского войска лошадей, телеги и возниц.

К середине августа 1409 г. мобилизация орденских войск была завершена. Фогт Новой Марки Арнольд фон Баден и маршал Ордена Фридрих фон Валленроде ожидали в Кульмской земле приказа Верховного магистра перейти границу и вторгнуться в Польшу. 15 августа Ульрих фон Юнгинген взял на себя верховное командование и вступил с войском в Добринскую землю. Маршал Ордена и комтур Бальги быстро овладели замком Добрин (бывшим центром Добринского Ордена, учрежденного князем Конрадом I Мазовецким с целью защиты от прусских язычников еще до призвания «тевтонов» и впоследствии слившегося с Тевтонским Орденом) и разрушили его. Города Рыпин и Липно почти без сопротивления сдались «тевтонам», осадившим сильно укрепленный замок Беберн (Бобровники). После пятидневной осады и интенсивного артиллерийского обстрела польский гарнизон Беберна сдался на милость победителей.

В стан Верховного магистра под Беберном явилось очередное польское посольство во главе с архиепископом Гнезненским, прибывшее с намерением начать мирные переговоры. В качестве предварительного условия Гохмейстер потребовал передать Ордену замок Зольторие (Злоторыю). Однако польское посольство не имело полномочий на выполнение подобного условия и потому покинуло лагерь магистра. Осада Злоторыи длилась 8 дней, после чего замок был взят штурмом и разрушен, а его гарнизон пленен. Боевые действия в других пограничных районах также развивались успешно для Ордена. В течение 8 дней комтуры Шлохау и Тухеля опустошили Крайнскую землю, разрушив замки Цемпельбург и Камин. Войска комтуров дошли до реки Нетце, взяли штурмом Бромберг (Быдгощь) и оставили там «тевтонский» гарнизон. Комтуры Остероде и Бранденбурга вторглись со своими войсками во владения князя (герцога) Ян(уш)а Мазовецкого. В наказание за союз князя с Польшей его земли были преданы огню и мечу. В ходе всех этих военных предприятий сопротивление, оказанное «тевтонам» польскими войсками, было достаточно слабым.

Менее успешным для Ордена был ход военных действий в Самогитии. Когда выяснилось, что Верховный магистр бросил главные силы «тевтонов» на Польшу, Великий князь Литовский Витовт собрал свои войска в районе Ковно (Каунаса) и повел их в Жемайте. Перед лицом подавляющего численного превосходства литовцев войска «тевтонского» комтура Самогитии были вынуждены оставить замки Фридбург, Дубиссу (Дубешу) и Раг(а)нит (Рагнету). Литовцы быстро завоевали всю Самогитию. Вслед за тем Витовт бросил свои рати на орденскую область Надравию, предавая все огню и мечу. Он осадил замок Мемель (Тройпеду, или Клайпеду), но овладеть им не смог. Оценив сложившуюся ситуацию, Верховный магистр решил обратить меч против Витовта. Взяв на себя оборону Кульмской земли,  магистр приказал маршалу фон Валленроде, при поддержке войск комтуров Бальги и Бранденбурга, ударить  по литовцам. Однако вспыхнувшие в орденском войске болезни и проливные дожди помешали успешному проведению этой операции. Маршал, отказавшись от наступления, принял решение, усилив свои войска контингентами комтуров Эльбинга и Христбурга, оборонять район Гогенштейна, Алленштейна и Гильгенбурга в Мазурской области.

Польский король Владислав Ягелло, ошеломленный тем, что Орден объявил ему войну, на этом первом этапе войны собирал силы в Польше. Его воеводы на границах были связаны приказом не вступать в широкомасштабные военные столкновения с орденским войском в отсутствие короля. В конце сентября 1409 г. Ягелло со своим войском подступил к Бромбергу. Ульрих фон Юнгинген во главе своей армии подошел к Швецу (Свеце). Обе армии разделяли теперь всего 2 мили. Однако каждый из противников, не ощущая себя достаточно сильным, ожидал подхода подкреплений, и потому до битвы дело не дошло. Наоборот, 8 сентября 1409 г., при посредстве польского союзника Ордена, поморского князя (герцога) Конрада IV Старого Олесницкого, было заключено перемирие сроком на 9 месяцев.

Урегулирование территориального спора между Орденом и Польшей было передано на рассмотрение Венцелю (Венцеславу или, по-чешски, Вацлаву) Люксембургскому, королю Чехии (1363-1419). До 1400 г. Венцель был также императором «Священной Римской империи (германской нации)» и потому продолжал пользоваться авторитетом высшего арбитра (в 1411 г. ему предстояло быть избранным римско-германским императором вторично). До вынесения королевского вердикта должен был сохраняться «статус кво». Действие заключенного перемирия распространялось и на Мазовию, но не на земли, подвластные Великому князю Литовскому Витовту.

Таким образом, Тевтонскому Ордену была предоставлена возможность направить свои главные силы против Витовта, вернуть себе Самогитию, разгромив (в идеальном варианте) своего главного противника – Великого князя Литовского – до истечения перемирия с Польшей и Мазовией, и избежать тем самым войны на два фронта. Однако орденское руководство упустило этот шанс (возможно, надеясь на ослабление Витовта в борьбе  с внутриполитической оппозицией в самой Литве). В ожидании решения чешского короля обе стороны предпринимали всевозможные дипломатические меры, чтобы склонить в свою сторону «общественное мнение» христианской Европы. Противники отправляли в Германию и в Западную Европу одно посольство за другим, надеясь получить в свое распоряжение как можно больше союзников в предстоящей войне. Король Польши и Верховный магистр были убеждены в том, что заключенное перемирие не приведет к прочному и долгосрочному миру. В этот период дипломатической подготовки к новому витку военных действий маршал Валленроде совершил вторжение в Литву с намерением захватить в плен самого Витовта с его супругой. Те, однако, успели сбежать в последний момент, еле избежав пленения. Опустошив неприятельские земли, захватив множество пленных и богатую добычу («грабь награбленное»!), маршал беспрепятственно вернулся в орденские земли. После этого набега обе стороны стали еще более лихорадочно вооружаться.

15 февраля 1410 г. король Чехии Венцель огласил перед послами Ордена и Польши свой вердикт. Согласно его приговору, Самогития возвращалась Ордену, а Добринская земля отходила к Польше. Однако, вплоть до выяснения всех прочих, более мелких, спорных вопросов, управление Самогитией и Добринской землей поручалось представителю чешского короля. Польское посольство от имени своего короля объявило о несогласии с решением Венцеля, покинуло его столицу Прагу и не явилось на продолжение переговоров в столицу Силезии (принадлежавшей в описываемое время Чехии) — город Бреслау (Бреславль, Вроцлав), 4 июня того же года, нарушив предварительную договоренность.

По истечении срока перемирия летом 1410 г. стало окончательно ясно, что новой войны не избежать. Гохмейстер, не покладая рук, старался наилучшим образом подготовиться к войне с численно превосходящим противником. Он особенно торопился потому, что давно уже страдал катарактой и боялся окончательно ослепнуть до начала военных действий. Численному превосходству неприятеля Ульрих фон Юнгинген пытался противопоставить военно-технические инновации – в частности, увеличение численности крепостных, полевых и ручных бомбард (или, по-немецки, «бюксов»). В столице прусского государства Ордена – Мариенбурге-на-Ногате — пушкари круглые сутки отливали артиллерийские орудия. Пороховой завод работал также день и ночь.

В канун Святой Пасхи, 30 марта 1410 г., Верховный магистр произвел новые назначения чиновников, комтуров и «гебитигеров», чтобы иметь под рукой людей, способных и готовых бестрепетно встретить врага лицом к лицу, как подобает христианским рыцарям. Им были, в частности, назначены новые комтуры Христбурга, Торна, Бальги, Остероде, Шлохау и Неймарка. В дипломатической сфере также делалось все, чтобы в очередной раз заручиться поддержкой государей,  традиционно симпатизировавших ордену.

31 марта 1410 г. Верховный  магистр Тевтонского Ордена заключил оборонительно наступательный союз с венгерским королем-крестоносцем Сигизмундом (Жигмундом) Люксембургским (1387-1437), братом короля чешского Венцеля и будущим императором «Священной Римской империи (германской нации)». Сигизмунд (давно затаивший, как мы помним, злобу на Ягелло, отнявшего у него невесту) обязался, в обмен на уплату ему «тевтонами» 300 000 дукатов (золотых монет), начать войну с польским королем Владиславом Ягелло в случае, если тот привлечет к войне с Орденом Девы Марии литовцев и татар (как врагов христианской веры). В случае общей победы Сигизмунда и Ордена над Ягайлой и Витовтом, «тевтоны» должны были получить Самогитию, Куявию, Добринскую землю, а Венгрия, в награду за оказанную Ордену военную помощь, – Бессарабию и Валахию. Кроме того, король Сигизмунд попытался привлечь Великого князя Витовта на свою сторону, предложив ему титул и корону короля Литвы, при условии расторжения Витовтом союза с Польшей. Однако переговоры на этот счет завершились безрезультатно.

Польские князья (герцоги) Щецинский и Олесницкий — потомки древних королей Польши из династии Пястов — приняли в конфликте сторону Тевтонского Ордена. Западно-поморским князьям Слупскому (Столпенскому) и Бригскому было направлено послание с просьбой предоставить в распоряжение Ордена рыцарей и кнехтов (воинов), которым «тевтоны» обязались выплачивать жалованье.

Верховный магистр «тевтонов» потребовал от ландмейстера Ливонии Конрада фон Фитингофа, или Фитингофена (1401-1413), расторгнуть заключенный между Ливонией и Литвой мирный договор, связать на «ливонском фронте» как можно больше литовских войск и направить рыцарей и воинов, не нужных для обороны Ливонии, в Пруссию, в распоряжение Верховного магистра. Однако Фитингоф ослушался Верховного магистра, и в дальнейшем в битве при Танненберге ливонские войска «тевтонов», вопреки мнению ряда историков (и в первую очередь – польского хрониста Яна Длугоша) участия не принимали (возможно, за исключением 1 «знамени», или «хоругви»). В пользу отсутствия ливонских «тевтонов» под Танненбергом говорит, между прочим, тот факт, что среди павших в этой битве «гебитигеров» Ордена Девы Марии не было ни одного ливонского, и среди захваченных польско-литовским войском «тевтонских» знамен (хоругвей) ни одно не могло быть идентифицировано, как принадлежащее ливонскому филиалу Тевтонского Ордена. Сорок седьмая «тевтонская» хоругвь, ошибочно атрибутированная хронистом Яном Длугошем как «хоругвь ливонских рыцарей» Тевтонского Ордена, была в действительности знаменем рейнцев (рыцарей-крестоносцев, прибывших на помощь Ордену Девы Марии из Рейнской области Германии).

Верховный магистр Ульрих обратился за военной помощью не только к ливонскому ландмейстеру своего собственного Ордена, но также к епископам Ливонскому (Рижскому), Курляндскому, Ревельскому, Дорпатскому (Дерптскому) и Эзельскому. Подобно ландмейстеру, епископы также не прислали в помощь Юнгингену ни единого человека.

Тем не менее, руководством Ордена, и в первую очередь – самим Верховным магистром – владело искреннее убеждение, что Орден сможет держать неприятеля под контролем. В пользу этого убеждения говорил общеизвестный факт глубокого взаимного недоверия между королем Владиславом Ягелло и Великим князем Витовтом. Задним числом Гохмейстера Ульриха упрекали в том, что они отдали стратегическую инициативу врагу, предпочитая пассивно ожидать его наступления. Однако вести наступательные действия Ордену представлялось невозможным, с учетом громадной территории польско-литовской коалиции. Опираясь на опыт кампании 1409 г., орденские стратеги ожидали серии сравнительно небольших, изолированных нападений неприятеля на орденские владения. Гохмейстер Ульрих надеялся отразить их по отдельности, опираясь на многочисленные, хорошо укрепленные орденские замки в тылу своей армии, сочетая оборонительные действия с наступательными, используя преимущества орденских войск в области организации и вооружения.

Оборону от литовцев северо-восточной части Пруссии в районе Мемель-Тильзит Гохмейстер поручил воинским контингентам комтура Рагнита Эбергарда фон Валленфельза, комтура Биргелау Пауля фон Дадемберга, комтура Рейна и комтура Мемеля Ульриха Ценгера. В результате все эти комтуры и их воинские контингенты не смогли принять участия в решающем сражении при Танненберге – обстоятельство, сделавшее соотношение сил в день битвы еще более невыгодным для Ордена Девы Марии.

Верховный магистр Ульрих фон Юнгинген принял решение собрать свои основные силы под стенами Швеца, являвшегося также сборным пунктом для прибывавших со всей Европы наемников и «военных гостей» Тевтонского Ордена (такие все-таки нашлись, невзирая на крещение Литвы).

На польско-литовской стороне фронта еще в декабре 1409 г. состоялось военное совещание Ягелло и Витовта в Бресте Литовском. Король и князь договорились летом 1410 г. объединить свои силы и нанести совместный удар в самое сердце орденских владений – Мариенбург. Главная цель Ягелло заключалась в захвате Помереллии, с целью дать Польше выход к Балтийскому морю, а главная цель Витовта — в завоевании Жемайтии и ее окончательном присоединении к Литве. Чтобы держать Орден как можно дольше в неведении о направлении главного удара, Ягелло и Витовт договорились о нанесении по «тевтонским» владениям сразу нескольких отвлекающих ударов. В районе сосредоточения сил были приведены в порядок дороги и мосты и организована крупномасштабная охота для пополнения запасов мяса, необходимого войскам в походе. Ягелло и Витовту удалось склонить к союзу с польско-литовской коалицией князей (герцогов) Ян(уш)а и Земовита Мазовецких.

Всем польским рыцарям, находившимся на службе иноземных государей (а некоторые из них сражались даже против мавров-мусульман в далекой Испании), было приказано присоединиться к войску короля Владислава Ягелло. Чтобы воспрепятствовать возможной агрессии со стороны Венгрии, в пограничном районе Сандеща был дислоцирован воинский контингент под командованием Иоанна (Яна) из Щекоцин. Вследствие этого обстоятельства большинство рыцарей в войске Ягелло под Танненбергом составляли выходцы из северных областей его королевства. Польский король навербовал немало иноземных наемников, в основном из Чехии и Моравии (согласно ряду источников, среди них был и молодой чешский рыцарь Ян Жижка из Троцнова — будущий вождь еретиков-таборитов), но также из других стран (если верить польским хроникам, то даже из Швейцарии – таким образом, чехи, моравяне и швейцарцы сражались под Танненбергом в рядах обеих противостоящих друг-другу армий). Вопреки ожиданиям и надеждам орденского руководства, литвин Ягайло, крестившись и сочетавшись законным браком с польской королевой Ядвигой, получил признание в Польше. Правда, Ядвига умерла в Кракове еще в 1399 г., но родила Ягелло дочь – наследницу престола — , что полностью узаконило его положение как польского короля.
         
Войско Витовта состояло, кроме собственно литовцев (аукштайтов), также из жмудинов (жемайтов), русинов (русских, или, с современной точки зрения, белорусов и украинцев), бессарабов, валахов, татар, армян и караимов (иудеев-неталмудистов, составлявших гвардию Великого князя Литовского), не считая отряда русских наемных воинов из Великого Новгорода, приведенных кормившимся там в качестве князя брата Владислава Ягелло, Семена (до крещения — Лингвена, Лугвена или Лугвения). Наличие в союзном войске жмудинов-язычников и татар-мусульман (крестоносцы привычно именовали их «сарацинами», а предводителя литовских татар хана Джелал-эд-Дина – по старой памяти, «Саладином»), казалось, подтверждало заявления «тевтонов» о том, что Ягелло и Витовт не гнушаются нанимать нехристей для войны с христианами.

Поляков и литовцев на протяжении многих лет готовили к неизбежному военному столкновению с Тевтонским Орденом, рассматриваемом ими в качестве главного врага. Подготовка к войне велась в обстановке строжайшей секретности, и руководство Ордена далеко не представляло себе ее масштабов. Военного конфликта подобных масштабов не случалось на протяжении предыдущих 70 лет. В ходе многочисленных походов в Литву дело обычно ограничивалось сравнительно небольшими стычками (хотя общее число жертв и разрушений в них было весьма впечатляющим). «Великий поход» объединенных сил польско-литовской коалиции был, по своим масштабам, необычным для описываемого периода, и оказался необычайно эффективным. Орден был застигнут врасплох, так что инициатива с самого начала оказалась на стороне его противников. Орденское руководство было вынуждено только реагировать на действия польско-литовских войск.

5.В преддверии решающей битвы.

24 июня 1410 г., по истечения срока перемирия, военные действия возобновились. Комтуры Шлохау и Тухеля совершили набеги на соседнее польское приграничье. В ответ польские отряды разграбили район Торна. Ягелло принял в Вольбоже венгерских послов — пфальцграфа (палатина) Николая (Миклоша) де Гара (Гарая) и Стибора (Сцибория) из Стибориц (Сцибожиц), предложивших ему, в надежде на возможность прочного мира, заключить новое, десятидневное, перемирие сроком до вечера 4 июля. Ничего лучшего польский король и пожелать не мог. Перемирие предоставило ему возможность спокойно собрать в единый кулак все свои силы, не опасаясь орденских войск.

И польско-литовская армия была собрана им в единый кулак – причем с планомерностью, далеко превосходившей сравнимые достижения других военачальников Средневековья. Польский король Ягелло выступил 26 июня из Вольбожа, 28 июня прибыл в Самице (Сеймицы), 29 июня – в Козлов. На следующий день он расположился со своей штаб-квартирой близ Червенского (Червиньского) монастыря. С юга на помощь королю подошли войска из Малой Польши, объединившиеся еще ранее с отрядами из Подолья (Подолии), Валахии и Бессарабии. С запада подошли войска из Великой Польши, форсировавшие Вислу по понтонным мостам, построенным из связанных вместе речных судов. С востока, продвигаясь вдоль реки Нарев, подошли литовцы, жмудь, татары Джелал-эд-Дина и русские отряды из Киева и Смоленска, 29 июня они переправились через Нарев. На севере мазовецкие войска только и ждали приказа соединиться с главными силами.

При оценке этих событий следует учитывать условия Средневековья. Тогдашние военачальники действовали порой импульсивно и эмоционально, но зачастую вполне логично и обдуманно. Гохмейстер получал противоречивые известия. Согласно поступавшим донесениям, литовцы собирали свои силы на востоке, а поляки – на западе. 27 июня прибыл гонец из Кенигсберга, сообщивший, что сильные литовские отряды вторглись в район Мемеля, подвергая его опустошению. Аналогичное известие пришло из Рагнита. Польско-литовский план сбить Гохмейстера с толку отвлекающими маневрами и диверсиями увенчался успехом. Значительные орденские силы были оставлены на востоке Пруссии, чтобы отразить ожидавшиеся новые неприятельские набеги. В этой связи Великому князю Витовту удалось заключить с ливонским ландмейстером новое соглашение, согласно которому Литва и Ливония обязывались не расторгать заключенный между ними ранее мирный договор в течение 3 месяцев. Заключение этого соглашения объясняется вовлеченностью ливонского филиала Тевтонского Ордена в конфликт с Псковом и Новгородом. В этих условиях ландмейстер Ливонии  предпочел нейтрализовать литовцев, чтобы избежать войны на 2 фронта. Тем не менее, перед судом истории виновность провинциального магистра Конрада фон Фитингофа не подлежит сомнению — он открыто нарушил приказ своего высшего начальника, Верховного магистра Ульриха фон Юнгингена, сделав тем самым возможной беспрепятственную концентрацию польско-литовских войск перед началом наступления на орденскую Пруссию.

2 июля основные силы Ягелло и Витовта соединились, и союзное польско-литовское войско выступило в поход на север. За армией польско-литовской коалиции следовал громадный обоз, поскольку награбленных в Пруссии съестных припасов для снабжения огромного войска не хватало. Поэтому пришлось везти с собой на многочисленных телегах провиант. Большой обоз затруднял и замедлял продвижение войска. С наступлением вечера марш прекращался, и армия разбивала лагерь, окруженный укреплением из обозных телег (табора, или, по-немецки, «вагенбурга») для защиты лагеря от ночного нападения неприятеля. Будучи опытным и осмотрительным полководцем, Ягелло старался свести угрожавшие его войску опасности к минимуму. Ввиду лучшего знания «тевтонами» прусского театра военных действий («дома даже стены помогают»), польский король постоянно опасался засад. Что же касается Ульриха фон Юнгингена, то Гохмейстер был опытным воином, отвага которого перед лицом неприятеля была общеизвестна. Однако, с учетом его импульсивности, судьба кампании во многом зависела от способности Верховного магистра, не поддаваясь на провокационные методы ведения войны противником, не принимать поспешных, необдуманных решений.

Оба военачальника несли полную ответственность за свои армии, равных которым по силе и многочисленности история войн Ордена, Польши и Литвы еще не знала. Ситуация осложнялась проблемами обеспечения связи в тогдашних условиях и, как мы сказали бы сегодня «логистики». Судя по свидетельствам современников, воины обеих армий были уверены в том, что непременно одержат, с Божьей помощью, победу в своей справедливой и богоугодной борьбе.               

Многие «братья» Тевтонского Ордена обладали богатым боевым опытом участия в малой войне с литовцами, набегах, наездах, мелких стычках и осадах неприятельских замков и крепостей. Однако опыта участия в больших полевых сражениях им (в отличие от большинства «военных гостей» Ордена Девы Марии), как правило, не хватало. Сказанное, впрочем, в значительной степени относится и к воинам противоположной стороны.

Впрочем, успешные походы в Самогитию и разгром пиратов-«витальеров» на Готланде в 1409 г. прибавили «орденским братьям» боевого опыта и значительно повысили их боевой дух и уверенность в превосходстве над любым противником.

Ведение боевых действий в значительной степени затруднялось сложными условиями местности — непроходимыми, дремучими лесами, знаменитыми Мазурскими болотами и многочисленными реками. Продвижение польско-литовского войска вдоль весьма немногочисленных (в описываемое время) дорог, судя по всему, приводило к немалым проблемам в плане организации, логистики и снабжения. Население немногочисленных деревень при приближении неприятельской армии вторжения бежало в леса, угоняя с собой скот и забирая по возможности съестные припасы и все более-менее ценное.

А тех, кто не успел бежать, как обычно в подобных случаях, ничего хорошего не ожидало. Медленно продвигавшиеся на север поляки и литовцы грабили и жгли деревни, убивали мужчин, насиловали женщин, а уцелевших угоняли в качестве пленников. Указания хронистов на многочисленные случаи грабежей, поджогов и осквернения храмов Божиих встречаются столь часто, что, вероятно, число данных эксцессов превосходили даже «нормальный уровень средневекового зверства» (по выражению братьев А.Н. и Б.Н. Стругацких в «Трудно быть богом»)… Даже польские рыцари пожаловались своему королю на немыслимые зверства и святотатства, творимые литовцами и татарами Витовта. Два литвина, укравшие из разгромленного храма церковную утварь, были повешены в виду всего войска (а по другим данным, Витовт вынудил их повеситься самим, причем осужденные, в процессе самоповешения, еще и торопили друг-друга). Однако, никакого приказа об изменении способа ведения войны на более мягкий из уст Ягелло не прозвучало, на основании чего можно сделать вывод, что творимые зверства совершались вполне сознательно, с целью выманить орденское войско в поле, спровоцировав его на преждевременное нанесение контрудара.

5 июля 1410 г. в стан короля Владислава Ягелло явились венгерские послы с поручением возобновить мирные переговоры. В качестве условия заключения мира король и Великий князь выдвинули требование безоговорочной передачи Добринской земли Владиславу Ягелло, а Самогитии — Витовту. Послы возвратились в штаб-квартиру Гохмейстера «тевтонов». До их отъезда Великий князь Витовт в присутствии послов и короля Ягелло провел парад своих войск, несомненно, с целью произвести устрашающее впечатление на венгров. 6 июля все войска были приведены в порядок и организованы. Каждому отряду («хоругви») было приказано следовать за своим предводителем и защищать его знамя (также именовавшееся хоругвью, как и отряд, выступавший под этим знаменем).

Владислав Ягелло приказал бойцам победнее (и, соответственно, хуже вооруженным) сражаться в середине своей хоругви. На следующий день была объявлена ложная тревога с последующим смотром войск, с целью проверки боеготовности армии. 9 июля войска польско-литовской коалиции, в ходе дальнейшего продвижения, взяли штурмом, разграбили и сожгли прусский город Лаутенбург. В тот же день Ягелло назначил мечника (гладифера) Краковского Зындрама (Зиндрама) из Машковиц Верховным главнокомандующим союзной армии. 9 июля, с целью упорядочить и обеспечить командование весьма разношерстным войском коалиции, при короле Владиславе Ягелло был также образован Военный совет в составе 8 человек. В совет вошли:

1)Великий князь Литовский Александр (Витовт):

2)каштелян краковский Кристин (Крыштин) из Острова,    

3)капитан (воевода) краковский Ян из Тарнова,

4)капитан (воевода) познанский Сендзивой (Свендивой) из Остророга,

5)капитан (воевода) сандомирский (сандомежский) Миколай (Николай) из Михалова;

6)коронный подканцлер Миколай (Николай) Тромба;

7)маршалок королевства Польского Збигнев из Бжезя,

8)камергер (подкоморий) Краковский Петр Шафранец из Песковой Скалы.

К 10 июля у Верховного магистра не осталось никаких сомнений в том, что объединенная армия его противников перешло в прямому совместному удару в направлении Мариенбурга. Последним естественным препятствием на пути к столице орденского государства была река Древенц (по-польски: Дрвенца), правый приток реки Вейхсель (Вислы). Защиту ее верховьев Гохмейстер поручил Верховному маршалу Ордена Девы Марии Фридриху фон Валленроде во главе орденских войск из Остероде, Страсбурга, Диршау, Брат(т)иана и Замланда. Эти силы представлялись Ульриху фон Юнгингену вполне достаточными для отражения нападения неприятеля. 8 июля поляки и литовцы взяли штурмом и сожгли прусские города Сольдау (Зольдау) и Нейденбург. Польско-литовское командование планировало форсировать реку Древенц в среднем течении, используя брод у Кауэрника. Разгадав их планы, Гохмейстер оставил в Швеце 2000 рыцарей и воинов под командованием Генриха Рейсса фон Плауэна (эти войска ох как пригодились бы Верховному магистру в битве под Танненбергом, с учетом численного превосходства неприятеля!), а сам с главными силами двинулся к Кауэрнику. Туда же подтянулся маршал Валленроде со своими войсками. Берег реки был укреплен палисадами и пушками, спешно доставленными на Древенц из Мариенбурга.

12 июля в лагерь польского короля в очередной раз явились венгерские послы, передавшие Владиславу Ягелло, что король Венгрии Сигизмунд Люксембургский разрывает с Польшей мирные отношения и объявляет ей войну, поскольку польская армия вторглась в союзную Венгрии орденскую Пруссию. Подобное поведение короля вытекало из его обязательств по заключенному с Ульрихом фон Юнгингеном договору об оборонительно-наступательном союзе. Ягелло из предосторожности приказал держать объявление Венгрией войны Польше в глубокой тайне, опасаясь деморализации своих войск в результате обнародования известия о перспективе войны с еще одним серьезным противником.

Получив данные об оборонительной позиции орденского войска, Военный совет союзников отказался от своего первоначального плана форсировать Древенц. Вместо этого было решено обойти укрепленную позицию «тевтонов» с востока. Отход был совершен в полной тишине, с соблюдением строжайших мер секретности. Поначалу Гохмейстер думал, что союзники решили отступить, и последовал за ними параллельно, вдоль другого берега реки. Однако 13 июля поляки и литовцы повернули на север, в направлении города Гильгенбурга. Несмотря на храброе сопротивление гарнизона, город был взят литовцами и татарами штурмом («на копье»). Взятие города сопровождался неслыханными зверствами, убийством всех горожан, изнасилованием женщин и девушек в церквях, пожарами и разрушениями. В тот же день 13 июля Гохмейстер принял решение изменить направление своего продвижения и занять позицию севернее расположения войска союзников. 14 июля орденское войско получило известие о злодеяниях, совершенных литовцами и татарами Витовта в Гильгенбурге. Эти известия вызвали у «тевтонов» и их союзников неудержимое желание отомстить «безбожным сарацинам». Они потребовали, чтобы Гохмейстер немедленно вел их на немилосердного врага. В ночь с 14 на 15 июля Ульрих фон Юнгинген повел свое войско на восток, чтобы вынудить польско-литовскую армию принять бой.

Данные разных источников о численности противоборствующих армий сильно расходятся. Минимальные цифры, приводимые историками, составляют 11 000 рыцарей и воинов на стороне Тевтонского Ордена и 17 000 — на стороне его противников. Максимальные – 83 000 (в том числе 50 000 прусских войск и 33 000 «военных гостей» и наемников из Германии и других стран Европы), из них 23 000 всадников, на стороне Тевтонского Ордена против 163 000 (в том числе 44 000 литовцев, 40 000 татар и 21 000 наемников из Чехии и других стран Европы), из них 66 000 всадников – на стороне Ягелло и Витовта.

Разумеется, приведенные выше максимальные цифры представляются нам совершенно неправдоподобными. Фантастически огромные цифры, которыми оперировали средневековые хронисты при описании численности противоборствующих армий, служили не для достоверного отображения фактов, являясь стилистическими средствами, чтобы подчеркнуть важность событий и опасности, которые приходилось преодолевать их участникам (впрочем, что уж там требовать от средневековых хронистов, если даже в изданном во второй половине «просвещенного» XIX в. романе «Огнем и мечом» Нобелевский лауреат Генрик Сенкевич, глазом не моргнув, живописал, как «двести тысяч железных немцев шли под Грюнвальдом на хоругви Ягелловы»!). Конечно, было совершенно невозможно (тем более – в условиях Средневековья) снабжать провизией и фуражом четверть миллиона воинов и боевых коней, управлять столь гигантскими массами в бою, да и вообще – разместить их на поле боя протяженностью менее 3 км. Однако, несмотря на многократное преувеличение средневековыми летописцами численности армий противников, они однозначно свидетельствуют, что поляки и литовцы обладали значительным численным превосходством над «проклятыми крыжаками».

6.Войско Тевтонского Ордена при Танненберге.

На стороне Тевтонского Ордена сражалось, по «усредненным» подсчетам, примерно 14 000 конных и около 6 000 пеших воинов. Доля «братьев-рыцарей» (носивших белые одеяния с черным крестом) и «братьев-сариантов» (носивших серые одеяния с таким же черным – а не «половинчатым», как часто думают и пишут! – крестом) Тевтонского Ордена в этом войске была сравнительно небольшой (так что упоминаемые в романе «Крестоносцы» Генрика Сенкевича «тысячи монахов-рыцарей», якобы обрушившихся под Танненбергом на поляков, являются плодом фантазии польского романиста).

В судьбоносной для Ордена битве приняло участие не более 300 «братьев-рыцарей» (причем свои знаменитые белые плащи они в битве, скорее всего, не носили, поскольку те стесняли их движения).

Известное изображение Верховного магистра Ульриха фон Юнгингена в развевающемся белом орденском плаще поверх лат на знаменитом батальном полотне польского художника Яна Матейко, посвященном битве под Грюнвальдом (и оказавшем решающее влияние на всех последующих художников-баталистов, книжных иллюстраторов и кинорежиссеров) датируется второй половиной XIX в. и основано на парадных портретах Гохмейстеров Тевтонского Ордена (самые ранние из которых датируются XVI в. и представляют их хотя и в длинном белом плаще с черным крестом на левом плече, но отнюдь не в боевой обстановке).

Известно, что длинные, до пят, украшенные черным крестом напротив сердца, белые плащи «братьев-рыцарей», так называемые «герренмантели», Herrenmantel, то есть «господские плащи» (как и серые плащи «братьев-сариантов», так называемые «сариантсмантели», Sariantsmantel) Тевтонского Ордена носились «орденскими братьями» в мирное время (поверх длинного «конвентуального» кафтана, именовавшегося по-немецки «конвентсрок», Konventsrock, Conventsrock). В бою же они носили поверх доспехов т.н. налатник (франц.: «сюрко», нем.: «ваппенрок» или «ваффенрок», то есть буквально «военный кафтан», белый у рыцарей, серый у «сариантов», с одинаковым черным крестом на груди, причем размер креста со временем увеличивался), с течением времени все более укорачивавшийся, а в начале XV в. среди них вошел в употребление т.н. «ленднер» — надевавшаяся поверх кольчуги толстая,стеганая суконная или кожаная, куртка, подбитая изнутри металлическими пластинами (которая у тевтонских «братьев-рыцарей» была белой, с черным крестом, причем поперечная перекладина креста в описываемое время проходила не на уровне груди, а на уровне пояса рыцаря).

При описании одного из эпизодов Танненбергской битвы польский хронист Ян Длугош указывает, что напавший на польского короля Владислава Ягелло тевтонский рыцарь Дипольд Кикериц (Кёкериц) фон Дибер был одет в «белый тевтонский плащ (так это место обычно переводят на русский язык). Но сам же Длугош указывает, что поляки называют этот плащ «якка»(jakka), от нем. «якке» (Jacke). Между тем, слово «якке»» (Jacke), сохранившееся в немецком языке по сей день, всегда означало и означает «жакет (нем.: Jackett, от франц.: jacquet)- куртку (с длинными или короткими рукавами), то есть не «плащ («мантель», нем.: Mantel), а именно cтеганый «гамбезон»!

На голое тело всякий член Тевтонского Ордена (а не только рыцарь) надевал льняную нижнюю рубаху и подштанники-«брухи» (Bruchen — от этого средневековго немецкого слова происходит наше современное слово «брюки»). Поверх нательной рубахи и подштанников надевались короткий, чуть выше колен, кафтан из плотной материи (нем.: «йоппе», Joppe) и штаны (точнее — две штанины, обычно из шерстяной материи, часто переходившие в чулки, и такая важная часть средневекового костюма, как гульфик, воспетый Франсуа Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле»). На голову надевалась матерчатая шапочка с завязками (напоминающая современный чепчик для грудных младенцев), поверх которой в мирное время носили капюшон-«гугель» (закрывавший также плечи и верхнюю часть груди), шапку, шляпу или берет, а в военное время — суконный или кожаный подшлемник. Поверх подшлемника надевали кольчужный капюшон-«гальсбергу» (нем.: Halsberge), также закрывавший голову, шею, плечи и верхнюю часть груди (оставляя открытым лицо, а иногда — только глаза).

В мирное время члены Ордена Девы Марии, находясь в дороге, могли носить длинный плащ без рукавов (в «орденском доме», то есть замке-монастыре, его ношение было обязательным). На случай дождя или снегопада полагался плащ-дождевик с капюшоном (нем.: «рейнмантель», Reynmantel). Зимние плащи и кафтаны имели подбивку из черной овчины.

Кафтан опоясывался кожаным поясом, на котором носили подвешенные на ремешках кошель-мошну, нож в деревянных, обтянутых кожей, или просто кожаных ножнах (этим ножом пользовались во время еды, употребляя его также для других бытовых нужд), длинный кинжал в ножнах и четки.

В военное время (а нередко — и в пути) поверх кафтана надевали кольчугу-«обергу» (нем.: «гауберге», Hauberge), именовавшуюся также «рингельпанцер» (нем.: Ringelpanzer, то есть «кольчатый панцирь»), а поверх кольчуги — либо:

1)кованый нагрудник, (нем.: «брустплатте», Brustplatte, то есть буквально: »нагрудная пластина», «эйзенбруст», Eisenbrust, или «эйзерне бруст», eiserne Brust, то есть буквально: «железная грудь»), закреплявшийся на ремнях, застегнутых пряжками (а иногда — также кованый наспинник), либо:

2)стеганый гамбезон, или, по-немецки, «польстервамз» (Polsterwams) — толстую, в несколько слоев сукна или холста, куртку на вате или конском волосе, либо:

3)упомянутый выше «ленднер», именовавшийся по-немецки также «платтенрок» (Plattenrock, то есть буквально: «кафтан с пластинами»).

Поверх доспехов рыцари носили знак своего достоинства — особый рыцарский пояс из металлических пластинок (у тех, кто побогаче, он был из серебра, позолоченный или золотой, украшенный богатой чеканкой). Рыцарям военно-монашеских Орденов по уставу запрещалось носить украшения, в том числе и подобные пояса, но к описываемому времени это правило явно соблюдалось далеко не всеми. Во всяком случае, упоминавшийся выше лужицкий рыцарь Дибольд фон Кекериц (Дипольд Кикериц фон Дибер), напавший в битве при Танненберге на самого польского короля Владислава Ягелло и сраженный насмерть то ли королем, то ли его канцлером Збигневом Олесницким, то ли рыцарями королевской свиты, был опоясан поверх белого «тевтонского» плаща (если верить «Истории Польши» Яна Длугоша) или белого кафтана (если верить роману «Крестоносцы» Генрика Сенкевича), а на самом деле (как мы убедились) — стеганого гамбезона — золотой перевязью (или поясом).

В пору наивысшего расцвета Ордена Девы Марии (около 1379 г.) в нем насчитывалось всего 824 «брата-рыцаря» (считая Пруссию, Ливонию, Германию, Италию, Испанию и т.д.). В 1400 г. в Пруссии насчитывалось около 600, а в Ливонии – не более 300 «братьев-рыцарей». Обычно в военное время в поход выступало не более половины «братьев-рыцарей», другая половина оставалась в составе гарнизонов орденских городов, крепостей, замков, попечительств («пфлегшафтов», Pflegschaften) и усадеб («гофов», Hoefe, то есть «дворов»).

Кроме того, в замках и крепостях оставались больные, раненые и не способные по каким-либо причинам нести службу с оружием в руках «орденские братья». Принято считать, что на одного «брата-рыцаря» приходилось до 10 других конных воинов Ордена («братьев-сариантов» и пр.).

2000 «братьев-рыцарей», «братьев-сариантов» и воинов из состава постоянного войска Тевтонского Ордена  были разбросаны по Пруссии, чтобы быть готовыми к отражению нападения неприятеля на других направлениях.

Главным оружием рыцаря были длинное, тяжелое копье и меч. Примерно с 1350 г. (судя по изображениям на рыцарских надгробиях) вошли в употребление «предохранительные» цепочки, один конец которых прикреплялся к рукояткам меча и кинжала (а нередко — также к шлему), другой же — первоначально к поясу, а затем — к панцирю на груди. Они служили своеобразной «страховкой» от потери в рукопашной схватке меча, кинжала или шлема.

Кроме копий и мечей, широко применялись боевые топоры, клевцы-чеканы (боевые молоты) и шестоперы. «Братья-рыцари» Тевтонского Ордена (а не только незнатные «братья-сарианты») охотно пользовались также арбалетами и ручными бомбардами-«гандбюксами» (вовсе не считая их, в отличие от «военных гостей» Ордена — светских рыцарей-крестоносцев — «низким оружием, недостойным дворянина»). Кинжалами добивали раненых супостатов, за которых не надеялись или по каким-либо причинам не желали получить выкуп.

«Военные гости» Тевтонского Ордена (вкупе со своей челядью) были родом, главным образом, из немецких областей «Священной Римской империи» — Вестфалии, Швабии, Саксонии, Мейсена, Гессена и Тюрингии -, а также из Богемии (Чехии), Моравии и Силезии, также входивших в эту империю.

Среди представителей знатных немецких (да и не только немецких) родов традиционно считалось особой честью «заслужить себе шпоры», сражаясь под знаменами Тевтонского Ордена в качестве его «гостей». Для имиджа рода было важно прославиться в боях с «неверными» и «язычниками». Хронисты повествуют об участии в битве при Танненберге, в качестве «военных гостей» Тевтонского Ордена Девы Марии, представителей германских, силезских и чешских аристократических родов фон Адельсбах, фон Бонин, фон Борзниц, фон Ведель, фон Гаммерштейн, фон Гаугвиц, фон Герсдорф, фон Дона, фон Зейдлиц, фон Калькрейт, фон Клингенштейн, фон Мальтиц, фон Ностиц, фон Паннвиц, фон Розенберг, фон Эйленбург и фон Цоллерн (представители которых впоследствии сыграли видную роль в истории — в первую очередь военной! — Пруссии и Германской империи под скипетром Гогенцоллернов, а также Австрийской империи под скипетром Габсбургов).

В отличие от членов Тевтонского Ордена, выделявшихся черным орденским крестом на белом поле, украшавшим их щиты, налатники и гамбезоны, светские рыцари орденской и польско-литовских армий внешне друг от друга почти ничем не отличались, будучи одеты и вооружены достаточно пестро. Именно поэтому король Владислав Ягелло перед Танненбергской битвой приказал своим бойцам прикрепить к доспехам, в качестве отличительного знака, пучки соломы (или, как сказано во II томе «Истории военного искусства» Е.А. Разина, «надеть соломенные повязки»). Странным образом, это обстоятельство не было учтено ни средневековыми иллюстраторами, ни Генриком Сенкевичем, ни Яном Матейко и авторами других батальных полотен, ни авторами исторических художественных фильмов на тему Великой войны…

Вооруженные силы самого Ордена Девы Марии были организованы по комтуриям (комтурствам). Они представляли собой постоянное войско, с которым даже в мирное время постоянно проводились тактические занятия с целью поддержания и повышения боеспособности. Все орденское войско подразделялось на 65 отрядов («знамен», «баннеров» или «хоругвей»). Каждый из этих отрядов выступал под собственным знаменем, также именовавшимся баннером, Banner, (по-немецки также: «фане», Fahne), или хоругвью) с гербом соответствующего комтурства. Название отряда, в отличие от самого знамени, под которым он выступал, мы далее будем, во избежание путаницы, давать в кавычках.

Самой распространенной формой боевого порядка орденского войска был так называемый «клин» (лат.: cuneus, нем.: Keil), «острие» (нем.: «шпиц», Spitz),«свинья» или «кабанья голова», острие которого составляли наиболее опытные рыцари, обладавшие самым лучшим вооружением, за которыми следовали  всадники-«рейсиги» (нем.: Reisige, обычно – орденские «братья-сарианты») в тяжелом и среднем вооружении, оруженосцы (нем.: «кнаппен», Knappen), вооруженные копьями и мечами конные воины-кнехты, а также конные лучники и арбалетчики.

В описываемую эпоху главное знамя крупного военного отряда, состоявшего из нескольких более мелких подразделений, обычно именовалось «баннером» (как и сам этот крупный отряд). Каждое из входивших в «баннер» («знамя») более мелких подразделений выступало под своим собственным, меньшего размера, знаменем (именовавшимся по-французски: «пеннон», pennon,а по-немецки: «фенлейн», Faehnlein, то есть буквально: «маленькое знамя», «флажок», «фаньон», по-русски: «прапор»). Каждое из мелких подразделений, выступавших под этим «фенлейном»-«прапором», также именовалось по-немецки «фенлейн». Предводитель такого небольшого отряда-«прапора» именовался «прапорщиком». Изображения на полотнищах малых знамен-«фаньонов»-«прапоров»-«фенлейнов» не имели геральдического значения (например, на хоругви-фаньоне лучников  Тевтонского Ордена были изображены 2 скрещенные красные стрелы на белом поле). Геральдические фигуры, изображенные на полотнище баннера, были расположены вертикально, параллельно древку. Командир отряда, выступавшего под баннером, именовался по-французски «баннеретом», banneret, а по-немецки «баннерфюрером», Bannerfuehrer (у поляков ему соответствовал хорунжий, то есть хоругвеносец).

Более старинной формой знамени, чем баннер, был так называемый гонфанон, чаще всего игравший роль главного знамени по отношению к баннерам. В отличие от изображений на баннере, расположенных параллельно древку знамени, геральдические фигуры или эмблемы на полотнище гонфанона располагались перпендикулярно древку.

Главным знаменем всего Тевтонского Ордена был стяг с образом его Небесной Покровительницы — Пречистой Девы Марии — с Богомладенцем Иисусом на руках и с гербом Ордена — черным крестом на белом щите. В своем описании битвы при Грюнвальде (Танненберге) Ян Длугош его не упоминает, но это, несомненно, связано с тем, что польский хронист описывал лишь те тевтонские прусские (тевтонские) хоругви, которыми победители завладели в качестве трофеев.

В битве при Танненберге знамена-хоругви Верховного магистра (Большое и Малое – последнее именовалось также «Гончей хоругвью», по-немецки: «Реннфане», Rennfahne, или «Лейферфане», Laeuferfahne), Большое знамя (Великая хоругвь) Ордена (являвшаяся одновременно знаменем Верховного маршала), Хоругвь Великого казначея Ордена Девы Марии и знамя-хоругвь Святого Георгия («военных гостей» Ордена) были гонфанонами, а, скажем, знамена-хоругви Великого комтура и Верховного ризничего (Великого интенданта) – баннерами.

Для сравнения:  в союзном польско-литовском войске гонфанонами были Большая Краковская хоругвь (главное знамя всего польского войска), знамя-хоругвь польского короля Владислава Ягелло, хоругвь Мазовецкой земли и хоругвь Святого Георгия (Ежи).

Cледует заметить, что никаких достоверных данных об использовании орденской конницей столь распространенных в кинофильмах и на книжных иллюстрациях белых конских попон, да еще с черными крестами, до нас не дошло (как и достоверных данных о наличии на копьях «тевтонов» белых, с черными крестами, копейных флажков-прапорцев, именовавшихся впоследствии «флюгерами»). По-немецки копейный флажок (имевший обычно, хотя и не всегда, треугольную форму) именовался «вимпель» (Wimpel), т.е. буквально «вымпел» (светские рыцари обычно украшали свои копейные флажки родовыми гербами).

Отсутствуют и относящиеся к описываемой эпохе сведения о ношении «братьями-рыцарями» Тевтонского Ордена на шлемах султанов или плюмажей (вроде описанных Генриком Сенкевичем в романе «Крестоносцы» павлиньих или страусовых «чубов», которые благородный польский рыцарь Збышко из Богданца так мечтал поскорее сорвать со шлемов «тевтонских псов» и преподнести в дар своей возлюбленной Дануське, замученной впоследствии злокозненным «крыжаком»-сатанистом Зигфридом де Лёве). Дошедшие до нас изображения «тевтонов» в оперенных шлемах, как правило, датируются не ранее чем серединой XVI в. Точно так же на сегодняшний день не существует достоверных свидетельств сочетания на щитах «орденских братьев» (в отличие от светских вассалов, «военных гостей» и наемников Ордена Девы Марии) орденского герба с иными эмблемами. Скорее всего, щиты (во всяком случае, боевые) всех членов Ордена Девы Марии, вплоть до представителей его высшей иерархии, были украшены в описываемое время исключительно гербом Ордена — прямым черным крестом на белом поле.   

Пехотинцы орденского войска (их также именовали по-немецки «орденсдинерами», Ordensdiener, то есть буквально «слугами Ордена», или просто «динерами», Diener, то есть «слугами») были вооружены длинными пиками, более короткими копьями, мечами, тесаками (дюссаками, иначе: фальшионами), боевыми топорами, а также арбалетами (которым «тевтоны» отдавали предпочтение перед луками). К 1410 г. в арсеналах Тевтонского ордена насчитывалось 4500 арбалетов и примерно миллион арбалетных стрел («болтов»). Следует заметить, что «тевтонские» луки и арбалеты, по свидетельствам современников, уступали сложносоставным (композитным) лукам, состоявшим на вооружении татар из войска Витовта, не только в скорострельности и в дальности стрельбы, но и в пробивной силе. Длинные татарские стрелы с большими и длинными наконечниками, выпущенные из татарских луков, летели на расстояние если и не до 1 километра (во что верится с большим трудом, все-таки лук, какой бы он ни был — не баллиста и не катапульта!), то уж, во всяком случае, на полкилометра и дальше, а на расстоянии 100 метров пробивали человека насквозь, нанося чудовищные, рваные раны. Согласно авторитетному мнению Л.Н. Гумилева, стрела из татарского лука, натягиваемого «до глаза», летела на 400, а натягиваемого «до уха» — на 700 метров. Особые бронебойные стрелы с гранеными узкими (или долотовидными) наконечниками не были, конечно, способны пробить рыцарские латы «готического» типа (который, впрочем, мог себе позволить далеко не всякий христианский рыцарь), однако пробивали широко-распространившийся к описываемому времени более легкий пластинчато-нашивной доспех (бригандину, по-немецки: «платтенрок», Plattenrock, или «ленднер», Lendner, упоминавшийся выше) не слишком большой толщины и легко пронизывали кольчугу.

Защитное вооружение «динеров» состояло из железных наголовий с полями (уже упоминавшихся выше при описании вооружения ополченцев подчиненных Ордену прусских городов, «железных шляп», или, иначе, шлемов-шапелей), надевавшихся обычно поверх кожаных или кольчужных подшлемников, кольчужных рубах с рукавами (а часто — также с кольчужными чулками), порой — также металлических нагрудников-кирас, наплечников, наручей, наголенников, наколенников и облегченных щитов («литовских» павез, о которых подробнее пойдет речь далее).

«Железные шляпы», вместо шлемов с забралом, нередко носили и «братья-сарианты» Тевтонского Ордена, чье защитное вооружение в остальном почти не отличалось от рыцарского.

7. Войско польско-литовской коалиции при Танненберге.

Чрезвычайно пестрое в этническом отношении союзное войско состояло (по «усредненным» подсчетам) из 22 000 конных и 8000 пеших воинов. Оно подразделялось на 90 «хоругвей» («баннеров», или «знамен»). Польская часть армии состояла из 56 отрядов (в том числе западнорусских – львовского, галицкого, перемышльского и др.). Считается, что «хоругви» литовского войска были более многочисленными, чем у поляков (доходя в некоторых случаях, якобы, до нескольких тысяч бойцов). Тем не менее, наиболее боеспособное ядро союзной армии составлял (вопреки бредовым измышлениям плагиатора и компилятора А.Е. Тараса, отрицающего вклад в победу над войском Тевтонского Ордена кого бы то ни было из участников польско-литовской коалиции, кроме белорусов, не существовавших в описываемое время как народ или племя!) именно польский контингент (хотя в Польше и не было постоянной армии). Правда, для польской части союзной армии были характерны значительные различия в вооружении и  боевой выучке. Тем не менее, большинство польских рыцарей ни в чем не уступало «братьям» ордена. 

Наряду с главным оружием – тяжелым рыцарским копьем, они часто применяли в бою облегченные литовские копья-сулицы (применявшиеся, впрочем, в битве при Танненберге и бойцами орденского войска). В отличие от «тевтонских» и вообще немецких рыцарей, польские рыцари чаще применяли в ближнем бою не рыцарский меч, а палицу (булаву), чекан (боевой молот, клевец) и боевой топор. Деревянные щиты, обтянутые выделанной кожей и расписанные яркими красками, имели овальную или четырехугольную форму, нередко с вырезом в верхней части для вкладывания в него копья.

В отличие от немецкого и вообще западноевропейского дворянства, в Польше несколько дворянских (шляхетских) родов выступали под одним общим гербом (образуя так называемые «гербовые братства»). Чаще всего польские гербы представляли собой белые символы, эмблемы или геральдические фигуры на красном поле.

Стрелки из арбалетов и ручных бомбард (при Танненберге обе армии применяли огнестрельное оружие самого разного калибра, включая ручное) союзного польско-литовского войска (как и орденской армии) использовали, в качестве защитного вооружения, т.н. стоячий (станковый) щит (по-немецки: «зетцшильд», Setzschild), известный, между прочим, и татарам (под названием «чаппар») с прорезью-бойницей для стрельбы, украшенный геральдическими эмблемами (у орденских стрелков – тевтонским черным крестом на белом поле).

Многие представители польского мелкого дворянства – «шляхты» (от немецкого слова «гешлехт», то есть «род», «семейство») не обладали ни необходимым боевым опытом, ни необходимой боевой выучкой, ни надлежащим вооружением. Поэтому польский король пытался вооружить их на свои собственные средства. Кроме того, он повелел богатым князьям (магнатам) своего королевства помочь ему вооружить бедную шляхту. Судя по всему, многие простые шляхтичи не имели пластинчатых доспехов, которые покрывали бы их с головы до ног. Они были вынуждены обходиться кольчугой в сочетании с простым нагрудником, или же кожаной курткой, обшитой металлическими пластинками. Только состоятельные польские рыцари имели шлемы с забралом. Те, кто победнее, довольствовались простыми, недорогими и практичными «железными шляпами» (по-немецки: «эйзенгут», Eisenhut, по-французски: «шапель», chapel) – шлемами с полями, или сфероконическими шлемами восточно-европейского типа, оставлявшими лицо открытым.

Вооружение и доспехи большинства литовских воинов были типично восточно-европейскими. Только богатые и могущественные бояре могли позволить себе тяжелые доспехи. Широко распространены были железные или стальные шлемы-шишаки конической формы и кожаные панцири, а также типичные литовские щиты-павезы (в виде прямоугольника или трапеции, с выпуклым вертикальным желобом по оси), деревянные, обтянутые кожей и холстом и расписанные яркими узорами или гербами (польские шляхетские роды, в ходе заключения Городельской  унии между Польшей и Литвой, породнились с литовскими знатными родами, зачислив представителей этих родов, принявших крещение по римско-католическому обряду, в свои «гербовые братства»; на православных подданных князя Витовта эта привилегия не распространялась, ибо «правоверные» католики-поляки не считали православных «схизматиков» равными себе, хотя при случае охотно принимали от них военную помощь).

Что же касается жмудинов, то они, судя по данным современных летописцев, были одеты в звериные шкуры и вооружены метательными копьями (сулицами-дротиками) и составными (композитными) луками – оружием, превосходно зарекомендовавшим себя в дебрях Самогитии (но не «каменными топорами», как почем-то утверждает вышеупомянутый А.Е. Тарас!).

Относительно союзников Ягелло и Витовта весьма лояльный к обоим высокородным литвинам Генрик Сенкевич (между прочим, сын крещеного литовского татарина) не скупится в своем романе «Крестоносцы» на, прямо скажем, не слишком лестные эпитеты. Так, татары на службе у Витовта, по утверждениям Нобелевского лауреата — «дикари, отличавшиеся неслыханной свирепостью — вид у татар был такой зловещий и дикий, что их скорее можно было принять не за людей, а за диких лесных чудовищ» (а ведь таковыми они представляются не какому-то окаянному «тевтонскому псу», а главному положительному герою романа «Крестоносцы» — безупречному во всех отношениях польскому рыцарю Збышку из Богданца). Вслед за татарами на страницах романа Сенкевича появляются другие союзники Витовта — «точно такие же дикие бессарабы с рогами на головах», «длинноволосые валахи, которые вместо панцирей покрывали грудь и спину деревянными досками с неуклюжими изображениями упырей, скелетов или зверей» и тому подобные «порождения Мордора» (выражаясь языком современного толкиниста).   
      
В данной связи необходимо заметить (не вдаваясь в подробности и особенности вооружения и внешнего вида бессарабов с валахами), что в действительности татарские конники Витовта были вооружены в соответствии с золотоордынскими традициями, восходившими, с одной стороны, к традициям монголо-татарских войск Чингисхана и Батыя (Батухана), а с другой – к традициям мусульманских тюркских народов Средней Азии, в свое время покоренных монголо-татарами и включенными в их военную систему.

Почему-то принято считать, что сын согнанного с престола Тамерланом хана Золотой Орды и разорителя Москвы Тохтамыша, хан Джелал-эд-Дин («Саладин»), привел под знамена Витовта (под которыми сражались и «свои», литовские служилые татары) только конных лучников. Нам представляется, что данный вопрос требует уточнения.

Конные лучники в составе татарского контингента литовского войска действительно имелись. Их маленькие, верткие лошадки были мало пригодны в рыцарской конной рукопашной схватке (в которой тяжелые боевые кони топтали и сбивали грудью вражеских конец и всадников), но очень полезны при завязке боя и преследовании бегущего противника, собственном бегстве и всевозможным иррегулярных боевых действиях.

Татарские луки (как, кстати, и луки русских воинов Витовта и Ягелло) были весьма мощными (силой натяжения до 80 килограммов и более). О пробивной силе стрел, выпущенных из этих луков, мы уже упоминали выше. Стрелы татары хранили в узких колчанах из бересты (остриями вверх) либо в кожаных сумках (оперением вверх).

Легкая татарская (и литовская) конница Витовта компенсировала почти полное отсутствие этого рода войск в войске польского короля.

Однако, несмотря на всю важность конных лучников, нет никаких оснований исключать из состава татарского контингента Джелал-эд-Дина тяжеловооруженных конных копейщиков.

В «Летописце Даниила Галицкого» (Галицко-Волынская летопись. — СПб., 2005. — С. 90) содержится весьма любопытный эпизод при описании первого полевого сражения русских князей (поддержанных половцами) с монголо-татарами — знаменитой битвы на Калке в 1223 г.:

«Данилъ же выеха напередь, и Семеонъ Олюевичъ и Василко Гавриловичі, потькоша в полкы татарскіа; Василкови же збоденьну бысть, а самому Данилу вбоденьну бывшю в перси».

Из данного фрагмента древнерусской летописи следует, что волынские знатные воины выехала впереди своих боевых порядков сразиться на копьях – «потькоша в полкы татарскіа», но сами были поражены копьями – «збоденьну бысть»,  «вбоденьну бывшю».

Так что представление о наличии в многоло-татарсаких войсках тяжеловооруженных конных копейщиков даже в начальный период их появления в христианской Европе, полностью соответствуют действительности.

Татары часто применяли «рыцарский» таранный удар копьями, чему немало письменных свидетельств, и у них в боевых порядках было кому таранить копьями (достаточно вспомнить конный копейный поединок между русским воином-монахом Пересветом и золотоордынским багадуром Челубеем перед началом Куликовской битвы).

Выпустив в противника свой запас стрел (благодаря большой убойной силе стрел и отменной меткости стрелков от татарских стрел всегда было много убитых и раненых), ордынские лучники (как, впрочем, и лучники войск Тамерлана, египетских мамелюков и турок-османов) предоставляли возможность довершить разгром противника тяжело и средне вооруженным конным копейщикам. До атаки копья висели у этих татарских «рыцарей» за правым плечом, закрепленные кожаными петлями у плеча и ступни. Копья имели либо узкие граненые «бронебойные», либо более широкие уплощенные наконечники, иногда с расположенным под клинком крючком (чтобы стаскивать неприятельских всадников с коня, как багром). Под наконечником копья были украшены бунчуками из конских волос и узкими флажками с треугольными косицами. По одной из версий, Верховный магистр Ульрих фон Юнгинген был убит в конном поединке татарским царевичем Багардином, сыном хана Джелал-эд-Дина и внуком хана Тохтамыша (впрочем, согласно иным источникам, Багардин — Баха-эд-Дин — был не золотоордынским изгнанником, а предводителем литовских служилых татар). Думается, подобное могло произойти лишь в случае, если знатный татарин не уступал Гохмейстеру «крыжаков» ни в наступательном, ни в оборонительном вооружении.

Оружием ближнего боя татарам служили не только сабли (отнюдь не серповидные, а достаточно слабо изогнутые), но и мечи, а также булавы, шестоперы, боевые топорики и боевые ножи (которыми добивали раненых). Имелись на вооружении также арканы.

Если легкие татарские конники имели, в качестве защитного вооружения, отнюдь не «кожухи» или «овчины» (вопреки описаниям Генрика Сенкевича и картинам Яна Матейко &Со), а, главным образом, длинные, скроенные наподобие халатов, стеганые панцири-тегелеи (нередко с подбоем из металлических пластин, наподобие западной бригандины-«платтенрока», или «ленднера»), то тяжелая татарская конница была защищена ламеллярными доспехами-куяками (часто надевавшимися поверх кольчуги), и кольчато-пластинчатой стальной броней, с металлическими наручами и поножами, щитами с металлическими умбонами и шлемами различных типов с кольчужными бармицами, наносниками и забралом (порой в форме личины, то есть стилизованного человеческого лица, зловеще улыбавшегося противнику в бою — впечатление, производимое подобными личинами в натуре — во время фестивалей военно-исторической «железной» реконструкции гораздо менее приятно, чем при рассматривании их на картинках — уж поверьте, уважаемый читатель, личному опыту автора).    

Нередко татарские конные копейщики были вооружены еще и луком со стрелами. Их кони часто были, как и всадники, надежно защищены полными кольчужно-пластинчатыми доспехами (а не только стальными налобниками). А вот в том, что конские доспехи имелись в орденском войске – по крайней мере, при Танненберге! – существуют весьма серьезные сомнения.

Как уже упоминалось выше, в состав союзной польско-литовской армии под Танненбергом насчитывалось 43 (южно- и западно)русских (сегодня мы сказали бы «русских, украинских и белорусских») полка-«хоругви». 7 из них входили в состав польской, а 38 – в состав литовской части союзного войска. Укажем для сравнения, что чисто польскими (по национальному составу) в союзном войске было только 42 «хоругви».

Русские воины союзной армии были вооружены по-русски (как, собственно, и следовало ожидать). Подчиненные Александру-Витовту и Владиславу Ягелло южно- и западнорусские князья привели свои дружины, состоявшие из тяжелой конницы («кованой рати»). Дружинники были вооружены мечами, саблями, боевыми топорами, копьями, дротиками-сулицами (имевшимися, кстати, также у татар и у воинов орденской армии), луком со стрелами, булавами, шестоперами-перначами и кистенями (боевыми гирями, подвешенными к рукоятки на цепи или ремне). Мечи были западноевропейского типа (как у бойцов орденского войска, польских рыцарей, литовских бояр и дружинников), сабли – татарского типа. Имелись на вооружении также кинжалы, в том числе длинные кончары с граненым клинком. Копья имели в основном неширокое  гранено-уплощенное острие.

В комплект русского защитного вооружения описываемого периода входили шлем (конический или сфероконический, обычно увенчанный шариком, с кольчужной, войлочной или кожаной бармицей), броня и щит. Под «броней» понимался достаточно широкий спектр доспехов различного типа – кольчужных, ламеллярных (из стальных пластинок, соединенных ремешками или шнурками), пластинчато-нашивных (из металлических пластинок, нашитых на тканую или кожаную основу). Кольчуги в описываемое время делались в основном из широких плоских колец (такой тип кольчуги именуется «байдана»). Воины победнее ограничивались кольчугой, воины побогаче надевали поверх кольчуги доспехи других типов. Грудь богатого воина часто дополнительно защищалась т.н. «зерцалом» — стальным диском, крепившимся к нагрудной части панциря. Для защиты ног в описываемое время служили кольчужные чулки и металлические наголенники. Щиты западнорусских воинов под Танненбергом были самой различной формы – треугольные, круглые, каплевидные (наследие домонгольской эпохи) и «литовские» павезы.

Приводим ниже боевое построение союзной армии при Танненберге.

8.Боевой порядок польско-литовского войска:

1)Левое крыло и левая часть центра:

Предводитель: Зындрам из Машковиц.

Численность: 10 000 польских рыцарей с челядью, польских, русских и венгерских конных воинов.

Происхождение: Краков, Люблин, Велунь, Серадзь, Львов, Галич, Перемышлль, Мазовия и др.
    
2)Центр:

Предводитель: Ясько Сокол.

Численность: 500 конных чешских и моравских наемников.

3)Центр:

Предводитель: Моновид.

Численность: 1000 конных бессарабов и валахов (или, по-нашему, молдаван).

4)Правая часть центра:

Предводитель: князь Симеон-Лугвен (или Лугвений), брат Владислава Ягелло (по версии Длугоша – некий «князь Георгий», являвшийся, по разным версиям, сыном Симеона-Лугвена князем Юрием, именуемым в томе II нашей любимой «Истории военного искусства» Е.А. Разина «Юрием Мстиславским»; князем пинским Юрием Владимировичем или же князем Юрием Михайловичем – двоюродным племянником Владислава Ягелло и Витовта; некоторые источники упоминают в качестве предводителя русских «хоругвей» литовского войска «из Смоленска и Киева» некоего «князя Василия»; в-общем, «темна вода во облацех…»).

Численность: 2000 русских конных воинов.

Происхождения: Киев, Смоленск, Орша, Мстиславль и др.

5)Правое крыло:

Предводитель: Великий князь Александр-Витовт.

Численность: 2000 конных литовцев (летувисов).

Происхождение: Жмудь (Самогития, Жемайте), Аукштайте и др.
 
6)Правое крыло:

Предводитель: хан Джелал-эд-Дин (сын золотоордынского хана Тохтамыша, спалившего в 1382 г. Москву, вырезавшего 24 000 жителей стольного града Московского княжества, согнанного впоследствии с престола Золотой Орды Тимуром-Тамерланом и нашедшего с 40 000 сторонников убежище у Витовта).

Численность: 3000 татарских конных лучников и копейщиков.

6)Пехота:

Предводитель: каштелян Сандецкий.

Численность: 8000 человек.

Контингенты польско-литовского войска:
 
1)Рыцари и шляхтичи с челядью из Великой и Малой Польши.

2)Наемная чешская, моравская и венгерская конница.

3)Конные воины из Бессарабии и Валахии.

4)Русские конные воины из Львова, Смоленска, Киева и др.

5)Конные бояре с челядью и дружинниками из Литвы.

6)Конные татарские лучники и копейщики.

7)Польская, литовская, армянская, швейцарская и караимская пехота.
 
9.Что день грядущий нам готовит?

14 июля 1419 г. союзному войску был дан отдых, с намерением, утром 15 июля двинуться на северо-восток. В эту ночь с 14 на 15 июля разразилась сильная гроза. Страшная буря, ливень с градом, гром и молния весьма осложнили ночной переход орденского войска к полю предстоящей битвы. Наконец утром 15 июля «тевтонский» авангард под командованием комтура  Остероде, Гамрата фон Пинценау (у Длугоша: Пенченгайна), узрел польско-литовское войско.       

Король Польши Владислав Ягелло узнал о приближении орденского войска по дороге к утренней мессе и сразу же распорядился известить своего «возлюбленного брата» — Великого князя Литовского.

Известие о появлении авангарда «тевтонов» застало союзников врасплох, поскольку в польско-литовском стане не имелось никакой информации о спешном ночном марше орденского войска. Король Владислав II некоторое время пребывал в неуверенности, не мог принять окончательного решения и продолжал молиться, пока, по настоянию Витовта, не прекратил мессу. Внезапное нападение на не изготовившихся к бою литвинов и поляков, к которому призывал Гохмейстера ряд его подчиненных, по его мнению, не могло быть успешным, с учетом трудности продвижения тяжеловооруженной орденской конницы через пересеченную местность со сложным рельефом, поросшую местами лесом и кустарником. Правда, Гохмейстер обладал таким преимуществом, как моментом внезапности, однако, в силу сложившихся обстоятельств, не усматривал никакой возможности воспользоваться им   Во-первых, значительная часть неприятельских войск располагалась в лесу или же могла без труда укрыться в лесу от его удара. Во-вторых, войско Ордена Девы Марии еще находилось на марше и должно было перестроиться из походной колонны в боевой порядок, что потребовало бы продолжительного времени. Таким образом, сыграли свою роль проблема мобильности, равно как и то обстоятельство, что кульмская конница была еще только на подходе и у «тевтонов»  не было времени даже установить на артиллерийской позиции все свои орудия (прикрыв те бомбарды, что они все-таки успели установить, арбалетчиками), так что часть бомбард пришлось оставить для защиты орденского лагеря.

Поле предстоящей битвы, располагавшееся в треугольнике между селениями Грюнфельде (по-польски: Грунвальд, по-литовски: Жальгирис), Танненберг (Тамберг) и Людвигсдорф (Людвиково), характеризовалось сочетанием пустошей с болотами и лесными массивами. В XV в. на поле имелось гораздо больше болот и озер, чем в настоящее время.

Согласно большинству исторических хроник, войско Тевтонского Ордена построилось в две линии тремя большими соединениями, именовавшимися по-немецки «треффенами» (Treffen), причем одно из них, под командованием самого Верховного магистра, представляло собой резерв и образовывало вторую линию. Левым крылом первой линии командовал маршал Фридрих фон  Валленроде, правым – Великий комтур Конрад (Куно) фон Лихтенштейн. Описания битвы при Танненберге, в общем и целом, достаточно немногочисленные, весьма обобщенные и весьма политизированные (с обеих сторон), повествуют о том, что литовцы напали на левое крыло орденского войска и после ожесточенной схватки были обращены им в бегство. Левое крыло «тевтонов» увлеклось преследованием бегущих литовцев и оторвалось от главных сил своей армии. В результате правому крылу, под командованием Лихтенштейна, пришлось взять на себя главную тяжесть схватки с польской частью союзного войска. Затем в битву вмешался «тевтонский» резерв под командованием Гохмейстера (то ли для того, чтобы помочь изнемогавшему в бою с поляками «треффену» Лихтенштейна, то ли для того, чтобы развить достигнутый Лихтенштейном успех – свидетельством чему служил кратковременный захват рыцарями Лихтенштейна главного знамени польского войска — и довершить разгром поляков). Однако удар «тевтонского» резерва не достиг поставленной цели, потому что часть бежавших с поля боя под натиском сил маршала Валленроде литовцев возвратилась и снова вступила в бой, решив тем самым исход сражения в пользу Владислава Ягелло и Витовта и подписав смертный приговор орденскому войску.

Однако более вероятным нам представляется боевое построение орденского войска перед началом сражения тремя «треффенами» (примерно одинаковой численности), расположенными не в две, а в одну линию, общей длиной примерно полтора километра. В пользу этого предположения (разумеется, отличающегося от наших традиционных представлений, изложенных в любимых всеми нами с детства книгах, начиная с «Историй военного искусства» Разина и Строкова), говорит то обстоятельство, что поляки и литовцы обладали значительным численным превосходством над «тевтонами», что орденское войско было крайне утомлено ночным маршем к полю битвы (от которого не успело отдохнуть), что решение должно было быть принято его командованием как можно скорее. Кроме того, совершенно невозможно представить себе, что Гохмейстер поручил всего лишь одной трети своего войска («треффену» Лихтенштейна) противостоять всей польской части войска союзников!  К тому же летописцы (например, автор орденской «Хроники Посильге») сообщают о троекратном (!) прорыве отрядом Гохмейстера польского боевого порядка. Спрашивается: когда и какими силами Гохмейстер мог его совершить, если, согласно Длугошу и другим, последняя атака орденского резерва под его командованием оказалась безуспешной? Это было бы совершенно невероятным (несмотря на измену Ордену кульмских рыцарей из «Союза Ящериц»), если бы эту атаку совершил еще не использованный в бою, отборный отряд орденской армии. Ниже мы приводим вероятное боевое построение армии Тевтонского Ордена.

10.Боевой порядок войска Тевтонского Ордена, его вассалов, «военных гостей» и союзников приводим, из осторожности, «усредненную» численность).

1) Левое крыло:

Предводитель – Верховный маршал Ордена Фридрих фон Валленроде.

Численность: 4000 всадников.

Состав: войска Ордена Девы Марии, ополчения прусских городов, «военные гости» Ордена.

Происхождение: Кёнигсберг, Бр(а)унсберг, Данциг, Эльбинг и др.

2)Центр («чело»):

Предводители: Гохмейстер Ордена Девы Марии Ульрих фон Юнгинген и Верховный ризничий (траппьер, интендант) Ордена Альбрехт фон Шварцбург.

Численность: 4000 всадников.

Состав: «братья-рыцари» и «братья-сарианты» Ордена Девы Марии, челядь, ополчения прусских епископств.

Происхождение: Эрмланд, Остероде, Энгельсбург, Роггенгаузен, Леске, Алленштейн, Замланд и др.

3)Правое крыло:

Предводитель: Великий комтур Ордена Девы Марии Конрад (Куно) фон Лихтенштейн.

Численность: 4000 всадников.

Состав: «братья-рыцари» и «братья-сарианты» Ордена Девы Марии, «военные гости» и союзники Ордена, наемники.

Происхождение: Эльбинг, Диршау, Штеттин, Олесница и др.

4)Резерв:

Предводитель: Верховный казначей (тресслер) Ордена Девы Марии Томас фон Мергейм.

Численность: 2000 всадников.

Состав: рыцарское ополчение Кульмской земли, «военные гости» Ордена.

Происхождение: Торн, Грауденц, Кульм и др.

5)Лагерь:

Предводитель: Верховный госпитальер (шпиттлер) Вернер фон Теттинген.

Численность: 6000 пехотинцев.

Контингенты орденского войска:

1.Постоянное войско Тевтонского Ордена;

2.Светские рыцари – вассалы ордена и сельские ополченцы из Пруссии.

3.Конные наемники из Силезии, Франконии, Тюрингии и Рейнской области.

4.«Военные гости» Ордена с челядью из Германии и других стран Европы.

5.Конные воины из четырех прусских епископств.

6.Конные воины из больших прусских городов – Данцига, Эльбинга, Кенигсберга, Бр(а)унсберга.

7.Ополчения мелких прусских городов.

8.Конные рыцари и воины Кульмской земли и «Союза (Общества) Ящериц(ы)».

9.Конные рыцари и воины князя Щецинского.

10.Конные рыцари и воины князя Олесницкого.

11.Конные рыцари и воины венгерского посольства (причем один из венгерских рыцарей – Георгий, именуемый у Длугоша «Грегорием», Керцдорф – был знаменосцем-«баннеретом» хоругви Святого Георгия орденского войска, в рядах которой сражались пришедшие на помощь «тевтонам» из разных стран Европы крестоносцы-«интернационалисты» /5/).

11.Вероятное боевое построение 2 противоборствующих армий при Танненберге

Перед боевой линией орденского войска «тевтонскими» артиллеристами было установлено около 100 средневековых пушек-«бомбард» (по-немецки: «бюксов» или «буксов») разного калибра, стрелявших прямой наводкой ядрами размером от «кулака» до «головы взрослого человека» (возможно, некоторые из этих бомбард были не станковыми, а ручными). Гонфаноны «гебитигеров» Ордена играли роль командных флагов. Не известно, имели ли древки этих знамен (хоругвей, баннеров) поперечную перекладину, к которой были прикреплены полотнища (чтобы их можно было различить – и тем самым определить место нахождения того или иного предводителя — не только при ветре, но и при тихой погоде).

Считается, что в состав каждого «баннера» («знамени», «хоругви»), в зависимости от его численности, входило от 20 до 100 «пеннонов» (копейных флажков-прапорцев) отдельных рыцарей (если такие флажки действительно существовали, поскольку, как уже указывалось нами выше, на фресках и иллюстрациях изображений «орденских братьев» Тевтонского Ордена с флажками-«пеннонами» на копьях не сохранилось), свидетельствовавших об их участии в битве. В начале битвы резерв был еще на подходе, стан орденского войска располагался в районе села Фрёгенау.

По другую сторону фронта польскому военачальнику Зындраму из Машковиц и Великому князю Литовскому Витовту с трудом и немалыми усилиями удалось построить литовцев на правом фланге в районе озера Лаубензее, а поляков – на правом фланге в районе Людвигсдорфа. Часть войск и обоза союзной армии находились еще на подходе, на Гильгенбургской дороге. Следует учитывать, что боевой порядок союзного войска состоял в глубину из трех линий («гуфов», или, по Е.А. Разину, «хуфцов») – в отличие от уступавшего союзникам в численности орденского войска, выстроившегося, по мнению большинства историков, в две линии (а по нашему мнению – в одну линию), чтобы избежать возможного обхода с флангов.
 
Облачившись в боевые доспехи, польский король Владислав Ягелло расположился на холме в тылу своего войска. Боевой клич поляков был «Краков» (столица Польши), литовцев – «Вильна» (по-польски: Вильно, ныне: Вильнюс, столица Литвы).

На случай поражения предусмотрительный Ягелло распорядился держать наготове на дороге в Польшу сменных лошадей, чтобы спастись бегством. Всем невооруженным (обозной прислуге и т.д.)  было приказано уйти с «линии огня» в район селение Фаулен.
      
Перед началом битвы польский король, с целью повышения боевого духа своей армии, по «сокращенному сценарию» посвятил в рыцари 1000 молодых польских шляхтичей.

Вряд ли у командования орденской армии оставалось время для устройства перед своим фронтом «волчьих ям», в которые, якобы, проваливались при атаке польские рыцари и литовские конники (хотя об этих «волчьих ямах» упоминается в польских летописях).

Из-за своих тяжелых доспехов, раскалявшихся при долгом ожидании на открытой местности (в отличие от укрытого от солнечных лучей лесом противника) под лучами  жаркого июльского солнца, усталости от  тяжелого ночного марша, «тевтоны» находились в менее выгодном положении, чем отдохнувшие и выспавшиеся польские и литовские воины. Тем не менее, Гохмейстер, отдавший приказ совершить тяжелый ночной переход в условиях грозы и ливня с градом, весьма неохотно и лишь под давлением своего окружения, с учетом крайне жестоких методов ведения войны литовцами и поляками, не видел иного выхода защитить мирное население Пруссии, кроме попытки решить судьбу войны в одном единственном сражении. К тому же Гохмейстер, страдавший (как упоминалось выше) тяжелым глазным заболеванием – катарактой -, боялся окончательно ослепнуть в самый неподходящий момент.

Чтобы положить конец бездействию и связанному с ним все нараставшему психическому напряжению, маршал Ордена (а по другим данным – сам Верховный магистр) направил к польскому королю герольда князя Щецинского (с красным грифом на белом поле, изображенным, по одним данным, на щите, а по другим – на налатнике) и герольда князя Олесницкого (с черным орлом на желтом поле, изображенным также то ли на щите, то ли на налатнике). Согласно «Истории Польши» Яна Длугоша, вторым был не герольд князя Олесницкого, а герольд короля венгерского Сигизмунда Люксембургского, и у него на щите был изображен, соответственно, черный «цесарский» орел на золотом (желтом) поле; «цесарем» или «кесарем» в то время именовали императора «Священной Римской империи (германской нации)». Однако Длугош, писавший свою историю более чем через полвека после битвы, не учел, что в описываемое время король венгерский Сигизмунд еще не был избран (повторно) императором «Священной Римской империи». Поэтому более правдоподобной нам представляется версия, согласно которой второй герольд был все-таки герольдом князя Олесницкого (имевшего аналогичный герб – черный орел на золотом поле; единственное отличие заключалось в том, что черный орел Олесницкого, был, в отличие от черного «цесарского» орла, обременен узким серебряным полумесяцем).

Герольды передали Ягелло (а по другой версии – Ягелло и Витовту) два обнаженных меча и вызов на бой, заявив (если верить Яну Длугошу):

«Светлейший король! Великий магистр (так в переводе «Истории» Длугоша на оусский язык переводится титул Верховного магистра – В.А.) Пруссии Ульрих шлет тебе и твоему брату (они опустили как имя Александра, так и звание князя) через нас, герольдов, присутствующих здесь, два меча, как поощрение к предстоящей битве, чтобы ты с ними и со своим войском незамедлительно вступил в бой и не таился дольше, затягивая сраженье и отсиживаясь среди лесов и рощ. Если же ты считаешь поле тесным и узким для развертывания твоего строя, то магистр Пруссии, Ульрих, чтобы выманить тебя в бой, готов отступить, насколько ты хочешь, от ровного поля, занятого его войском, или выбери любое Марсово поле, чтобы дольше не уклоняться от битвы».

Согласно Длугошу, в момент произнесения герольдами этих слов (упоминание языческого бога Марса, неуместное в устах воинов-монахов, подтверждает тот несомненный факт, что герольды были присланы не духовными, а светскими властителями), «дерзких», «заносчивых» и «не подобающих набожности крестоносцев», войско Ордена действительно отступило на значительное расстояние, как бы требуя боя.

Польский король, приняв мечи, якобы дал герольдам следующий ответ, полный истинно христианского смирения:

«Хотя у меня и моего войска достаточно мечей и я не нуждаюсь во вражеском оружии, однако ради большей поддержки, охраны и защиты моего правого дела и эти посланные моими врагами, жаждущими моей и моих народов крови и истребления два меча, доставленные вами, я принимаю во имя Бога и прибегаю к Нему, как к справедливому карателю нестерпимой гордыни…»

Описания, согласно которым один из переданных Ягелло (или Ягелло и Витовту) мечей был якобы окровавленным (в знак войны), а другой – с незапятнанным клинком (в знак мира) – мол, выбирай(те), мир или война! -, представляются нам легендарными. Упоминание о том, что польскому королю уже позднее, в перерыве между схватками, были якобы переданы два меча, окрашенные кровью литовцев, представляется не менее легендарным. Польские историки традиционно рассматривают историю с передачей двух мечей как свидетельство высокомерия, гордыни, воинственности «тевтонов» и якобы свойственной им «неутолимой жажды крови». В действительности же речь шла о распространенном в эпоху Средневековья рыцарском обычае. С учетом описанных выше бесчеловечных методов ведения войны союзниками, истолкование эпизода с двумя мечами в духе «ненасытной тевтонской кровожадности» не выдерживает никакой критики.

После возвращения герольдов в орденское войско настало время битвы.

12.Сеча.

Во второй половине дня стоявшие на левом крыле союзной армии литовцы и татары Витовта начали сражение. Их легкая конница на быстрых конях атаковала строй «тевтонов», стоявших, подобно железной стене. Атака была столь стремительной, что орденские пушкари, скорее всего, успели сделать только по одному выстрелу (а не по два, как утверждают некоторые источники). Однако вслед за пушечными ядрами в атакующих литовцев и татар полетел град болтов орденских арбалетчиков, и седла многих литовских и татарских коней опустели. Литвины и татары, в свою очередь, обстреливали орденских бойцов из своих сложносоставных луков, однако их стрелы причиняли «тевтонам» сравнительно мало вреда, отскакивая от щитов и прочных доспехов воинов Приснодевы Марии. Для рыцарей и конных воинов Тевтонского Ордена начало битвы, после трудного ночного перехода и многочасового ожидания в раскалившихся от жары доспехах, стало своеобразным избавлением от мук. Взяв копья наперевес, 4000 всадников маршала Валленроде контратаковали с такой «фурией», что даже растоптали часть собственных пушкарей.

Первое столкновение противников произошло на равнине между двумя холмами. Хронисты повествуют о переломленных копьях, расколотых щитах, сверкающих под лучами солнца мечах, лязге доспехов под ударами и о далеко разносившемся шуме сражения. Вскоре земля покрылась убитыми и ранеными воинами и конями. Сражение распалось на множество поединков. Воины обеих армий сражались с невероятным упорством и отвагой. В первых рядах войска Витовта стояли воины, обладавшие самым лучшим вооружением и доспехами – знатные бояре и дружинники. Но в скором времени они были уничтожены бронированной конницей Ордена. Татары пытались вклиниться в бреши в рядах неприятельского строя или же ранить вражеских коней в ноги, чтобы те упали вместе с всадниками (из чего явствует, что, по крайней мере, часть коней «тевтонов» и их союзников имело защитные доспехи; о некоторых польских рыцарях последнее известно совершенно точно, в том числе из хроники Длугоша). Однако сила удара «тевтонов» была столь сокрушительной, что первая линия войска Витовта разлетелась в пух и прах. Удар приняла на себя вторая линия литовского войска, также начавшая колебаться под вражеским натиском. В ближнем бою полностью сказалось преимущество «тевтонов» в защитном вооружении.

После жаркого двухчасового боя литовские войска стали отступать. Напрасно их предводители пытались восстановить боевой порядок, чтобы сдержать неистовый напор «проклятых крыжаков». Началась паника, вся литовская часть союзной армии обратилась в бегство. Сражавшийся в первых радах Великий князь Витовт тщетно пытался сдержать бегущие войска силой своего авторитета. Орденский контингент маршала Валленроде преследовал обратившихся в бегство литовцев. Часть беглецов была загнана в болота и реку Маранзе и перетоплена. Другая часть литовцев добежала до моста близ села Зеевальде, но мост обрушился под тяжестью беглецов, утонувших или передавивших друг друга. Часть беглецов через вело Фаулен добралась до дороги на Нейденбург и бежала, согласно «Истории» Длугоша, не останавливаясь, до самой Литвы, распространяя по дороге весть о великой победе Тевтонского Ордена…

В это паническое бегство были вовлечены также конные чешские и моравские наемники Ягелло, однако польскому епископу Галича удалось их перехватить и остановить. Поток бегущих захватил и бившийся рядом польский отряд. Честь литовского войска, однако, спасли 3 русские хоругви, обычно обобщенно именуемые «смоленскими» (на самом деле – Смоленская, Оршанская и Мстиславльская). Сохранив свой боевой порядок, русские витязи пробились к польской части войска и соединились с ним. Правда, за этот успешный прорыв им пришлось дорого заплатить – один из русских полков был поголовно истреблен «тевтонами» Валленроде.

Литовские историки, а с некоторых пор также идущий по их стопам уже упоминавшийся нами выше плагиатор А.Е. Тарас — странным образом, утверждающий во втором, исправленном (!) издании своей также уже упоминавшейся нами выше компиляции «Грюнвальд 15 июля 1410 года» о Вашем покорном слуге, что аз многогрешный, оказывается, «РОССИЙСКИЙ АВТОР, УКРЫВШИЙСЯ ПОД ПСЕВДОНИМОМ ВОЛЬФГАНГ АКУНОВ (ДУМАЮ, ЧТО НЕМЕЦКИЙ ПСЕВДОНИМ ОН ИЗБРАЛ ДАЛЕКО НЕ СЛУЧАЙНО)» — что нисколько не помешало пану Тарасу саыым что ни на есть беспардонным образом воровать из давно уже изданных статей и книг этого самого «несуществующего» Вольфганга Акунова и помещать в собственную компилятивную книжку целые абзацы и главы, безо всяких ссылок и упоминания подлинного автора! — придерживаются мнения, что бегство войска Витовта было в действительности притворным и являлось военной хитростью (вроде казачьего «вентеря»), с целью заманить преследователей в ловушку и нанести ему сокрушительный контрудар. Надо сказать, что эта военная хитрость не раз осуществлялась в период «тевтонских» набегов на Литву и ответных набегов литовцев на орденские владения. Особенно искусными в подобных притворных отступлениях с целью заманить противника в ловушку были татары (например, именно таким способом они разгромили русско-половецкое войско в битве на Калке в 1223 г., венгерское войско в битве на реке Сайо в 1241 г., объединенное польско-немецко-силезско-«тевтонско»-тамплиерско-иоаннитское войско в битве при Вальштатте в том же 1241 г. и войско князя Витовта на Ворскле в 1399 г.).

За несколько дней до битвы под Танненбергом польский староста Быдгоща, Януш Бжозогловый, в районе Швеца успешно провел аналогичный маневр с ложным отступлением и контрударом из засады, взяв в результате в плен пятерых «братьев» Тевтонского Ордена. Данный факт дает основание предполагать, что эта военная хитрость была известна не только татарам, литовцам и казакам, но и полякам. Однако представляется сомнительным, чтобы подобная тактика могла быть реально применена в условиях крупномасштабного полевого сражения со многими тысячами участников (да к тому же принадлежащих к разным народностям), с учетом всех связанных с этим элементов риска. Непонятно, зачем Витовту понадобилось предварительно в течение двух часов позволять врагу буквально перемалывать лучшие отряды своего войска и лишь потом прибегнуть к военной хитрости. К тому же, если это была военная хитрость, то почему упомянутые нами выше три русские («смоленские») хоругви не присоединились к (якобы заранее запланированному) общему ложному отступлению литовского войска, а остались на месте, чтобы потом, ценой потери трети своей численности в жестоком бою, пробиться на соединение с польским крылом союзного войска? Или их забыли предупредить о запланированном ложном отступлении? Или сознательно пожертвовали ими, чтобы поглубже заманить «крыжаков» в расставленную им гениальным полководцем князем Витовтом хитроумную ловушку? К тому же весьма странным, в свете версии о преднамеренном бегстве ратей Витовта с целью заманить «тевтонов» в западню, представляется следующее обстоятельство. В бегство обратились как соседи трех русских хоругвей справа — литовцы и татары, так и их соседи слева — молдавские, валашские и бессарабские конники Монивида (а также стоявшая еще левее наемная чешская и моравская конница). А русские дружинники, наоборот, остались на месте, сдерживая напор «тевтонов» и тем самым мешая последним дать пустившимся в притворное бегство литовцам заманить себя в «вентерь» притворным отступлением, что лишало задуманную — якобы! — Витовтом хитроумную стратагему не только шансов на успех, но и вообще всякого смысла! Во все это верится с трудом, если не сказать — вообще не верится!. А факт безостановочного бегства части литовского войска (разносившей на бегу весть о полном поражении союзников) до самой Литвы убедительно свидетельствует в пользу того, что бегство литовцев было не «ложным».

Другое дело, что «тевтоны» Валленроде допустили серьезную стратегическую ошибку, увлекшись преследованием бегущих литовцев (причем более легкое вооружение и, соответственно, большая быстрота литовцев и их союзников позволяли им убегать от тяжеловооруженных «проклятых крыжаков» гораздо быстрее, чем тем – преследовать «поганых язычников»; правда, как уже говорилось выше, у Витовта имелись и конники, вооруженные не менее тяжело, чем отборные «братья» и союзники Ордена Девы Марии, но число таких «кованых ратников» в литовском войске было не слишком велико, к тому же большинство из них уже полегло в жаркой сече). Почему «тевтоны» — вопреки требованиям устава Ордена! – позволили себе настолько увлечься преследованием литовцев, что фактически удалились с поля боя? Может быть, все дело в колоссальном психическом давлении, испытывавшемся «орденскими братьями» перед битвой и в ее начальной фазе, и в наступившей при виде бегущих литовцев «разрядке», заставившей «крыжаков» забыть все и вся, включая знаменитую орденскую дисциплину? А может быть, дело в гибели маршала Валленроде в ходе преследования литовцев (или еще в ходе предшествовавшего рукопашного боя – точный момент его гибели остался неизвестным)? Потеряв в сече предводителя, «тевтоны» левого крыла орденской армии расстроили свой боевой порядок и прекратили преследования только тогда, когда перед ними не осталось больше ни одного бегущего литовца…

Тем временем Гохмейстеру Ульриху фон Юнгингену (в центре) и Великому комтуру Конраду фон Лихтенштейну (на правом крыле) пришлось иметь дело со значительно превосходящей их силы в численном отношении польской частью союзного войска. Поляки спели свою старинную боевую песню «Богородица» (как на грех, в честь покровительницы Тевтонского Ордена Девы Марии!) и двинулись в бой. Первая боевая линия («чельный гуф») польского войска состоял из королевских войск, а также краковских и малопольских отрядов. Ульрих фон Юнгинген противопоставил польскому натиску правое крыло орденского войска под командованием Великого комтура. Отражавшие польское наступление орденские рыцари из Эльбинга и Диршау, а также наемные лучники под командованием Христофора фон Герсдорфа спешились и дрались с конными поляками в пешем строю (как англичане бились с французскими рыцарями в битвах при Креси, Пуатье и Азенкуре). Пока войска Гросскомтура Лихтенштейна сдерживали польский натиск, сам Гохмейстер, во главе Мариенбургского конвента, возглавил контратаку центра орденского войска, выстроенного «клином». 

«Нас было мало, слишком мало.
 От толп врагов темнела даль.
 Но твердым блеском засверкала
 Из ножен вынутая сталь»,
 
как писал (правда, в иное время и по иному поводу) казачий поэт Николай Туроверов.
 
4000 рыцарей и тяжеловооруженных всадников-рейзигов на мощных боевых конях обрушились на поляков вниз по склону холма. Земля задрожала под копытами. Остря копий, обнаженные мечи, шлемы и латы сверкали на солнце. Столкновение «тевтонов» с поляками было ужасным. Опять полетели осколки бесчисленных сломанных копий, опять залязгали мечи о латы, закричали от боли раненые и умирающие. Все это слилось в невообразимую какофонию (или наоборот – оглушительную музыку боя), слышную далеко окрест. Гохмейстер прорвал первую боевую линию польского войска, развернулся в тылу у поляков и атаковал их  повторно, на этот раз – с тыла. Он снова прорвал польский строй, оставив за собой кровавый след, однако поляки второй линии («вального гуфа») своевременно заполнили бреши, пробитые магистром в первой польской линии. Магистр снова развернулся и – вот уже в третий раз! – прорвал неприятельские боевые порядки. Этот третий по счету (за 3 часа жаркой сечи!) прорыв, казалось, должен был окончательно закрепить успех предводителя войска Тевтонского Ордена. В этот момент пало главное знамя польского войска – «Большая Краковская хоругвь» с белым орлом в золотой короне на красном поле. Вероятнее всего, комтуру шлохаускому, Арнольду фон Бадену, удалось захватить эту хоругвь, сразив возившего ее в бою польского рыцаря Марцина (Мартина) из Вроцимовиц и разметав охрану знамени – цвет Краковской «хоругви» польского войска. Вот имена краковских рыцарей, охранявших главное знамя польского войска:

1)Флориан из Корытниц герба («гербового братства») Елита;

2)Завиша Чарный из Гарбова герба Сулима («Сулимчик»);

3)Ясько из Тарговиска герба Лис;

4)Станислав из Чарбиновиц герба Сулима;

5) Скарбек из Горы герба Габданк (Абданк);

6)Злодзей из Бискупиц герба Несоба;

7)Ян Варщовский герба Наленч;

8)Домрат из Кобылян герба Гжимала.

В своем романе «Крестоносцы» Генрик Сенкевич, в силу известных только ему причин, пишет, что Большая Краковская хоругвь пала из-за того, что какой-то «тевтон», вышибленный из седла, ухитрился подползти под коня польского хоругвеносца и распороть коню брюхо ножом. Сей эпизод с коварным, подлым, исподтишка, ударом ножа в брюхо лошади (странным образом перекочевавший из романа Сенкевича даже в исторические учебники и исследования), является целиком и полностью художественным вымыслом польского романиста, ибо ни Ян Длугош, ни другие хронисты о нем не упоминают. Наоборот, в «Истории» Длугоша написано черным по белому: «Между тем как крестоносцы стали напрягать все силы к победе, большое знамя польского короля Владислава с белым орлом, которое нес Марцин из Вроцимовиц, хорунжий краковский, рыцарь герба Полукозы, под вражеским натиском рушится на землю».

Видимо, Генрик Сенкевич, как лютый ненавистник «проклятых крыжаков», никак не мог смириться с мыслью о том, что польский рыцарь, «пан хорунжий — хлоп шноровый», мог быть выбит из седла каким-то «тевтоном» (не зря во всех батальных сценах «Крестоносцев» верх в рыцарских поединках одерживают исключительно польские витязи). А вот снизу, исподтишка, ножом в брюхо коню — это совсем другое дело…

То, что «тевтонским» бойцам удалось – пусть и ненадолго – завладеть столь хорошо охраняемым главным знаменем польского войска, является лишним свидетельством крайне ожесточенного характера сражения. После падения главного польского знамени в рядах орденского войска раздались ликующие крики. «Тевтоны» затянули победную песнь своего ордена «Христос воскресе». Польские ряды пришли в замешательство. Дело в том, что Большая Краковская хоругвь внешне очень походила на знамя короля Владислава Ягелло (отличаясь от королевского знамени лишь несколько большими размерами и тремя косицами вместо двух). Поэтому падение Большой Краковской хоругви было воспринято многими поляками (и «тевтонами») как падение королевского знамени (а это могло означать и гибель короля Владислава от рук «проклятых крыжаков»). По полю боя стали разноситься панические слухи, что король Польши убит.

Однако предводитель польского войска Зындрам из Машковиц мгновенно среагировал на случившееся. Для стабилизации заколебавшихся рядов первого польского «гуфа» он осмотрительно использовал резервы из второй линии королевского войска. Великий князь Витовт умолил короля Владислава Ягелло, по-прежнему пребывавшего в глубоком тылу, показаться наконец своему изнемогавшему под натиском «крыжаков» войску. Поддавшись на уговоры Витовта, король Владислав, окруженный сильным отрядом телохранителей под командованием князя Александра Плоцкого, расположился на вершине холма – все еще в тылу польской армии, но, по крайней мере, на виду у своих воинов. Удостоившись, наконец, лицезреть своего короля, польские витязи снова воспрянули духом, и битва разгорелась с новой силой. «Братья» Ордена Девы Марии, едва успев захватить главное знамя польского войска, вынуждены были бросить его, чтобы отразить возобновившиеся польские атаки.

Вслед за тем по приказу короля Владислава Ягелло в бой на обеих флангах польского войска были введены резервы, взятые из третьей линии («отвального гуфа»). Напряжение битвы все нарастало. На центр орденского войска обрушилась гигантская масса, под натиском которой «тевтонам» было все труднее удерживать фронт. Вокруг правого крыла «тевтонов», как рои жалящих ос, кружились отряды татарских конных лучников на маленьких, увертливых лошадках. Многочасовой непрерывный бой означал огромную физическую нагрузку. Поскольку орденское войско уступало неприятельскому в численности, Верховный магистр не имел возможности хотя бы на время выводить часть своих войск из боя, заменяя ее свежими, отдохнувшими отрядами. Постепенно союзники все дальше оттесняли орденское войско, вынужденное вложить почти всю свою силу в первый удар, на обоих флангах. Голодные, усталые и вымотанные ночным переходом, «тевтонские» войска, одержав победу над первым польским «гуфом», наткнулись на свежие и сытые польские резервы, вступившими в бой с утомленными «тевтонами». Которым солнце светило в лицо. Превосходящим польским силам удалось оттеснить слабый орденский отряд, дислоцированный севернее села Танненберг, и захватить само село. Другое крыло орденского войска, дислоцированное на берегу реки Земниц, также шаг за шагом все дальше оттеснялось поляками. Воины обеих армий дрались геройски, однако становилось все яснее, что союзники, обойдя орденское войско – теперь уже с трех сторон! —  все туже сжимают вокруг него кольцо окружения.

К вечеру на поле сражения возвратились утомленные погоней, утратившие боевой порядок, нагруженные трофеями (они успели, между делом, разграбить «вагенбург» литовского войска), войска погибшего при преследовании литовцев маршала Валленроде. Уверенные в полной победе армии Ордена над войском Ягелло и Витовта, они слишком поздно прекратили преследовать бегущих литовцев и, лишенные энергичного руководства, были на обратном пути частично перехвачены польскими войсками. Те же бойцы левого крыла «тевтонской» армии, которые благополучно возвратились на поле боя, снова вступили в бой. Однако их усилий оказалось недостаточно для того, чтобы переломить ход сражения.

Военное счастье отвернулось от Тевтонского Ордена. Боевой порядок его войска был окончательно расстроен. Тысячи лучших рыцарей и воинов пали в многочасовом сражении. Некоторые «хоругви» продолжали биться без предводителей. Армия пришла в полный беспорядок. В сложившейся ситуации некоторые комтуры стали уговаривать Верховного магистра бежать с поля боя. На это Ульрих фон Юнгинген возразил:

«Das soll, so Gott will, nicht geschehen, denn wo so mancher braver Ritter neben mir gefallen ist, will ich nicht aus dem Felde reiten»

(«Этого не произойдет, если будет на то воля Божия, ибо я не ускачу с поля, на котором рядом со мной пало так много бравых рыцарей»).

Согласно другой версии, Гохмейстер сказал: «Не дай Бог мне бежать с этого поля, на котором пало так много храбрых мужей, не дай Бог!».

Решение Гохмейстера лично возглавить последнюю атаку, возможно, было наилучшим в сложившейся ситуации, в которой у поляков, как казалось магистру, больше не оставалось резервов. Решение начать отступать через лесистую местность, будучи преследуемым численно превосходящим неприятелем, на усталых конях, могло привести к полному хаосу и окончательной катастрофе. Противники Ордена были также предельно истощены многочасовым сражением. Поэтому Гохмейстер вполне мог рассматривать последнюю, отчаянную атаку, в качестве оптимального (и единственного оставшегося ему) варианта добиться успеха в последние минуты битвы.

Правда, существует и еще одно объяснение. Гохмейстер «тевтонов», которому грозила слепота, предпочел погибнуть в бою, подобно бывшему королю Чехии и императору «Священной Римской империи (германской нации)» Иоанну (Яну) Люксембургскому (отцу упоминавшихся выше королей Венцеля Чешского и Сигизмунда Венгерского), который, ослепнув, погиб в битве при Креси (1346), сражаясь в ней простым рыцарем в рядах французов против англичан. Однако это предположение, честно говоря, представляется нам слишком «романтическим».

Магистр призвал к себе последний резерв войска Тевтонского Ордена – 2000 рыцарей и конных воинов Кульмской земли, ожидавших вступления в бой в районе деревни Грюнфельде. Вокруг этого «ядра» были собраны все отряды, еще сохранившие боеспособность. Гохмейстер, лично  возглавив этот «последний батальон», обогнул поле боя, заполненное яростно рубящимися бойцами обеих армий, и повел свою штурмовую колонну левее села Танненберг. Вероятно, он намеревался, совершив этот обходный маневр, добраться до ставки польского короля и таким образом добиться победы. Скорее всего, так оно и было – иначе Ягелло не приказал бы своему знаменосцу спешно спустить королевское знамя. Кроме того, можно предположить, что Ульрих фон Юнгинген надеялся собрать в этой части поля боя остатки возвращавшихся после преследования бежавших литовцев войск маршала Валленроде и усилить ими свой ударный отряд.

Удар колонны Гохмейстера ошеломил польские отряды. Они поначалу подумали, что литовские беглецы вернулись и снова вступили в бой. Именно этим, вероятно, объясняются крики поляков (введенных в заблуждение еще и тем, что многие «тевтоны» были вооружены не тяжелыми рыцарскими копьями, а легкими литовскими сулицами, и легкими «литовскими» павезами вместо рыцарских щитов западноверопейского типа; странно, конечно, что поляки не заметили черных тевтонских крестов на белом поле, но в описаниях этой битвы вообще много странного и непонятного!): «Литва возвращается!» (в действительности же «литва» отнюдь не «возвращалась», продолжая улепетывать к родным пенатам). Однако в самый разгар этой последней атаки знаменосец-«баннерфюрер» светских рыцарей – вассалов Ордена – из Кульмской земли, Николаус (Никкель, Нитце) фон Реннис (являвшийся «по совместительству» главой «Союза Ящериц»), совершил акт измены, опустив знамя своей «хоругви» и подав тем самым сигнал к отступлению. Сам он, вместе с частью кульмских рыцарей, оруженосцев и воинов, не вступив в бой с врагом, трусливо, или, если быть точнее, не трусливо, а предательски бежал с поля брани. Прочие рыцари и воины орденской армии, увидев данный вероломным кульмским рыцарем сигнал к отступлению, смешались и также обратились в бегство.

По каким-то причинам, об этом эпизоде не пишут ни Ян Длугош, ни Генрик Сенкевич, ни Е.А. Разин, ни А.А. Строков, ни многие другие.

Невзирая на всеобщее смятение, Гохмейстер попытался придать атаке, обреченной на неудачу, новый импульс, вступив в единоборство с польским рыцарем Добеславом (Добко) Олесницким (от копья которого и пал – правда, по одной из наименее распространенных версий). Согласно роману «Крестоносцы» Генрика Сенкевича, Добко побоялся напасть на магистра, увидев на груди у того поверх лат золотой ковчежец со святыми мощами, и отступил, после того, как магистр ранил копьем его коня (по Длугошу, Добко сразился не с Гохмейстером, а с безымянным тевтонским рыцарем, вооруженным не копьем, а сулицей, и ранившим коня польского витязя через просвет в попоне). Какое-то время последний удар был успешным. Увидев в ходе боя польского короля, тевтонский рыцарь Дибольд фон Кёкериц (у Длугоша и Сенкевича – Дипольд Кикериц фон Дибер) бросился на Владислава Ягелло с копьем наперевес. Однако он был сбит с коня королевским писцом Збигневом Олесницким (напавшим на него сбоку) и добит королевскими телохранителями (в романе Сенкевича «Крестоносцы» Дибольд фон Кикериц  был сражен ударом копья в лоб, нанесенным ему собственноручно королем Владиславом Ягелло).

Почти одновременно с этим происшествием на поле боя — на этот раз действительно! — вновь появились литовские войска. Великому князю Витовту и его воеводам удалось-таки, ценой неимоверных усилий, собрать часть разбежавшихся литовцев и повторно бросить их в бой. Они обрушились на «тевтонов» из болот и лесных чащоб. Маленький отряд, сомкнувший щиты вокруг Гохмейстера, был окружен. Разгорелся последний бой. Бой не на жизнь, а на смерть. Копья были сломаны, в ход пошли мечи, топоры, клевцы-чеканы и перначи-шестоперы. В конце концов горстка «тевтонов» была истреблена. Ульрих фон Юнгинген, бросившийся в самую гущу боя, был, если верить Длугошу, поражен двумя метательными снарядами (в грудь и в лоб), согласно Генрику Сенкевичу – сулицей в рот, согласно Е.А. Разину (в издании II тома его «Истории военного искусства» 1940 г.) – рогатиной в шею, сброшен с коня и убит, как и все его соратники, заплатившие жизнью за верность своему господину и предводителю.

На картине Яна Матейко «Битва при Грюнвальде» некий литовский (?) воин в красном капюшоне палача наносит смертельный удар Гохмейстеру Святым копьем (которым, по преданию, римский сотник Лонгин некогда пронзил на Голгофе ребро распятого Иисуса). Копия этого копья была подарена римско-германским императором Фридрихом I Барбароссой своему вассалу, польскому королю Болеславу Храброму и с тех пор хранилась в Краковском королевском замке, пока, якобы, неким чудесным образом не попала  в руки одному из польских или литовских воинов в битве при Танненберге – только этим Святым копьем он смог сразить Гохмейстера «тевтонов», неуязвимого для всякого иного оружия благодаря ковчежцу со святыми мощами, который носил поверх доспехов. Так, во всяком случае, гласит легенда…

Но Пречистая, конечно,
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего,

как писал в своей знаменитой балладе (правда, в другое время и по другому поводу) наш любимый поэт А.С. Пушкин.

После гибели Верховного магистра (согласно еще одной версии, Гохмейстера сразил татарин Багардин, то сын наследного золотоордынского хана Джелал-эд-Дина, то ли предводитель литовских служилых татар) организованное сопротивление «тевтонов» и их союзников фактически прекратилось. Так, знамя Гохмейстера было брошено знаменосцем на землю еще до того, как к нему пробился противник. Знаменосец хоругви Святого Георгия /4/, венгерский рыцарь Дьердь (Георгий) Керцдорф, «предпочел почетный плен позорному бегству», вручил полякам знамя своего отряда и сдался вместе с 40 бойцами, уцелевшими от его «хоругви». Некоторые отряды «тевтонов» бежали с поля боя. Другие части орденского войска с боем отступили через район Грюнфельде до деревни Фрогенау, укрывшись в собственном лагере. Комтур Бальги граф Фридрих фон Цоллерн приказал спешно окружить лагерь укреплением из повозок («вагенбургом» или «табором») и дать союзникам последний бой. Однако численное превосходство последних было подавляющим. Они окружили защитников лагеря. Бой длился до позднего вечера, пока последние бойцы Тевтонского Ордена (в том числе и сам Фридрих фон Цоллерн) не были вынуждены с наступлением темноты искать спасения в бегстве.

Поляки и литовцы, утомленные и истощенные многочасовым сражением, не слишком долго преследовали остатки разгромленного орденского войска. «Тевтонский» лагерь был захвачен, сотни повозок с провиантом, напитками и множеством всякого добра попали в руки победителей. Ягелло, следовавший за своими войсками, сошел с коня в захваченном вражеском стане, преклонил колена и вознес Богу хвалу за победу. Правда, польский король приказал разбить найденные в неприятельском стане винные бочки, вылив их содержимое на землю, однако выполнить его приказ в полной мере не удалось. Победоносные поляки, литовцы и их союзники грабили и шумно праздновали одержанную победу у разведенных ими многочисленных костров. Согласно Длугошу, кровь павших в бою, смешавшись с вином из найденных в «тевтонском« стане разбитых бочек, образовала своим течением русла и берега наподобие потока. Ягелло и Витовт приказали доставить из своих лагерей съестные припасы, раздав их своим победоносным войскам. «Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец»…

Сам Ягелло, ошеломленный великой победой (в достижении которой он почти не принимал участия), предоставил Витовту и другим полководцам заниматься военными вопросами, всецело посвятив себя благодарственным молитвам. В его походной часовне на поле боя была отслужена торжественная месса. После мессы король Польши повелел отыскать среди груд мертвых тел труп Верховного магистра. Согласно Яну Длугошу, некий Юрга, слуга рыцаря Мщуя из Скшинна, нашел тело Ульриха фон Юнгингена, опознав его по золотому ковчежцу со святыми мощами. Подобно телам других «гебитигеров» и полководцев Ордена, оно было принесено к шатру короля Польши и выставлено там в качестве трофея на обозрение победителей. Перед лицом вельмож и войска Ягелло возблагодарил Господа за то, что Тот покарал его рукой гордыню и высокомерие Тевтонского Ордена. Тем не менее, король решил воздать почет павшим героям и доставить тела павших «гроссгебитигеров» в орденскую столицу Мариенбург. Однако, они до наступления ночи оставались выставленными на всеобщее обозрение. На праздничный пир по случаю великой победы Ягелло явился в полном вооружении, в окружении польских князей, литовских бояр и предводителей союзников. Перед ним торжественно пронесли захваченные хоругви и прапорцы отрядов Тевтонского Ордена и  союзников «тевтонов».

Документально подтвержден захват союзниками: Большого и Малого знамени (баннера-хоругви) Верховного магистра; баннеров Великого комтура, Верховного маршала, Верховного казначея и Верховного ризничего, баннеров комтурий Бальги, Грауденца, Кульма, Шензее, Альтгауза, Тухеля, Нессау, Эльбинга, Энгельсбурга (у Длугоша ошибочно: «Энгельсберга»), Страсбурга, Шлохау, Остероде, Рагнита, Бранденбурга, Данцига; знамен фогтств (орденских наместничеств) Роггенгаузен, Брат(т)иан, Леске, Диршау; знамен городов Кульма, Кёнигсберга, Эльбинга, Бр(а)унсберга, Бартенштейна, Алленштейна, Данцига, Гейлигенбейля, Гейльсберга, Торна; хоругви (баннера) Святого Георгия «военных гостей» Ордена Девы Марии; знамени епископа Помезании; баннеров князей Щецинского и Олесницкого. Большинство из этих, по выражению Длугоша, «прусскиъ хоругвей» (лат.: banderia prutenorum) было не захвачено в бою и не вручено побежденными победителям, а найдено на поле битвы рядом с телами знаменосцев, подобрано и торжественно пронесено перед польским королем и его вельможами.

Главным знаменем Тевтонского Ордена — стягом с образом Пречистой Девы Марии, держащей на руках Богомладенца Христа, и гербом Ордена — победителям, однако, завладеть не удалось…

Король Владислав II Ягелло повелел отправить баннер епископа Помезании (украшенный образом святого евангелиста Иоанна в виде красного орла с 2 золотыми епископскими посохами по бокам на белом поле), как символ одержанной великой победы, в Краковский королевский замок. Прочие хоругви он приказал водрузить вокруг своего походного шатра, а впоследствии – также доставить их в Краков на вечное хранение в часовне святого Станислава, небесного покровителя Польши.

Витовт был против, ибо желал получить часть трофейных знамен в знак признания своего решающего вклада в общую победу над Орденом. Окончательное решение судьбы трофейных орденских хоругвей и места их хранения в будущем было отложено на неопределенный срок. Согласно предварительной договоренности, их решили выставить на всеобщее обозрение во всех крупных городах польско-литовского союзного государства.

Еще при жизни Яна Длугоша польский хронист заказал художнику Станиславу Дуринку каталог захваченных поляками под Танненбергом  (и в некоторых последующих битвах с войском Ордена Девы Марии) знамен, изображенных Дуринком в цвете. Этот каталог, под названием «Прусские знамена» (лат.: Banderia Prutenorum), сохранился до наших дней. Следует заметить, что цветные изображения некоторых прусских баннеров, содержащиеся в нем, не соответствуют их словесному описанию Длугошем в «Истории Польши».

Весной и летом 1411 г. Ягелло и Витовт совместно объехали свою союзную державу, повсюду демонстрируя трофейные баннеры. 25 ноября 1411 г. прусские баннеры (бандеры) украсили собой стены часовни святого Станислава — храме королевского замка Вавель в Кракове. Там они провисели, по крайней мере, до 1603 г., что засвидетельствовано многочисленными очевидцами. Скорее всего, трофейные знамена были похищены в 1655 г. солдатами шведского короля, взявшими и разграбившими Краков в ходе одной из польско-шведских войн (описанной в романе Генрика Сенкевича «Потоп»).

Впоследствии поляки, однако, изготовили копии пропавших орденских хоругвей и хранили их в Кракове. В 1939 г., после разгрома «панской» Польши совместными усилиями гитлеровской Германии и сталинского Советского Союза, нацистские власти распорядились торжественно перенести шестнадцать уцелевших копий «прусских бандер» из Кракова в Мариенбург. В честь этого события было даже произведено спецгашение почтовых конвертов. Штемпель представлял собой изображение тевтонского рыцаря в сфероконическом шлеме поверх кольчужного капюшона на фоне щита с орденским крестом и надписи «Возврат хоругвей Тевтонского рыцарского ордена» (хотя в Средние века орден Девы Марии «рыцарским» официально не назывался; это прилагательное было добавлено к названию ордена только в эпоху Габсбургов). В 1945 г. копии знамен исчезли и из Мариенбургского замка. Пришлось полякам изготовить очередные копии, с тех пор хранящиеся в краковском Вавеле. Вернемся, однако, в далекий 1410 г., на кровавое танненбергское поле…

В число торжественно демонстрируемых победителями трофеев входили, между прочим, и длинные бороды павших «братьев» Тевтонского Ордена (которые они были обязаны носить по уставу), срезанные с подбородков убитых вместе с кожей и нижней губой. Говорят, татары и литовцы любили украшать подобными трофеями сбрую своих боевых коней.

Мимо польского короля было проведено несколько тысяч пленных (по Длугошу, в плен было якобы взято 40 000 членов, «военных гостей», союзников и наемников Ордена, что, конечно, является непомерным преувеличением). Большинство пленных составляли не немцы, а чехи, моравяне и силезцы.

Как писал Ян Длугош в «Истории Польши»: «Итак, пленных проводили перед королем: отдельно — крестоносцев Ордена, отдельно — прусских рыцарей, отдельно — кульмских, отдельно — ливонских (а данном случае Длугош, как нам известно, ошибается — В.А.), отдельно — жителей прусских городов, отдельно — чехов, отдельно — моравов, отдельно — силезцев, отдельно — баварцев, отдельно — мисьненцев (меййссенцев — В.А.), отдельно — австрийцев, отдельно — рейнцев, отдельно — швабов, отдельно — фризов, отдельно — лужичан, отдельно — тюрингенцев, отдельно — поморян, щецинцев, кашубов, саксонцев, франконцев, вестфальцев…но …чехи и силезцы превосходили числом остальных».

Основную массу пленников – разумеется, простых, незнатных бойцов, за которых нельзя было получить большого выкупа, отпустили на свободу, взяв с них предварительно клятву добровольно возвратиться в плен в день Покровительницы Ордена – Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии (11 ноября), если война к тому времени еще не закончится. Данное благодеяние Ягелло было продиктовано не только его безмерным христианским благочестием и милосердием, но и трезвым политическим расчетом. Ведь отпущенные им на свободу пленники непременно разнесли бы весть о поражении войска Ордена Девы Марии по всем градам и весям (что они и не преминули сделать в действительности). Польские князья Казимир Щецинский и Конрад Олесницкий (захваченный в плен, если верить «Крестоносцам» Сенкевича, самим Яном Жижкой из Троцнова – хотя Длугош об этом не сообщает), предводитель рыцарей-«военных гостей» Ордена венгр Дьердь Керцдорф, предводители наемников — Христофор (Кристоф) фон Герсдорф, Николаус (Никель) фон Коттвиц и чех Вацлав Дунин (Венцель фон Дона) -, а также другие знатные рыцари-крестоносцы и немногочисленные плененные «орденские братья» отпущены на свободу не были. Они остались в плену в ожидании, когда Орден внесет за них выкуп (оказавшийся немалым).

Только за освобождение своих главных польских союзников – князей Казимира Щецинского и Конрада Олесницкого – Тевтонскому Ордену пришлось заплатить победителям выкуп в размере 3 000 000 имперских марок золотом в ценах 30-х гг. ХХ в. (в сегодняшних ценах сумма выкупа выглядела бы еще внушительней).

Три взятых в плен «брата-рыцаря» Ордена Девы Марии были казнены победителями без суда и следствия. Первым был казнен комтур Бранденбурга Марквард фон Зальцбах (эксперт Тевтонского Ордена по литовским делам), бывший близкий друг Великого князя Литовского Витовта (в период военно-политического союза последнего с Орденом Девы Марии). Зальцбах, принявший участием в последней атаке Верховного магистра Ульриха фон Юнгингена при Танненберге, был ранен в схватке, сбит с коня и найден в беспамятстве на поле боя польским рыцарем Иоанном (Яном) Длугошем – отцом и тезкой неоднократно упоминавшегося и цитировавшегося нами польского хрониста. Приведенный к Витовту, Марквард открыто заявил тому, что Великий князь отплатил приютившему его Ордену за оказанные благодеяния черной неблагодарностью и изменой. За эти дерзкие слова он заплатил головой. По приказу Витовта, служилые татары отвели безоружного, израненного пленного комтура в поле спелой ржи и обезглавили его без долгих разговоров. Согласно Яну Длугошу Младшему (хронисту), Марквард заслужил свою тяжкую участь своими «непереносимыми высокомерием и дерзостью».

Марквард якобы «весьма заносчиво» сказал литовскому князю: «Ничуть не страшусь я теперешней участи: успех склоняется то на ту, то на другую сторону; переменится счастье и подарит нас, побежденных, завтра тем, чем вы, победители, владеете сегодня.» — слова, «слишком дерзкие для пленника», которыми гордый комтур, «нуждаясь в милосердии, возбудил гнев и ненависть» в Витовте.

Генрик Сенкевич намекает в «Крестоносцах», что Марквард поплатился за то, что был якобы причастен к отравлению (или удушению) детей («щенков») Витовта (не уточняя, правда, где и когда было совершено столь тяжкое преступление), хотя на другой странице своего «готического» триллера обвиняет в этом злодеянии другого комтура Ордена Девы Марии –  Шомберга (у Длугоша – Шумберга), также казненного по приказу Витовта без долгих разговоров после битвы при Танненберге (а на третьей — их обоих).

Некоторые историки склонны объяснять случившееся тем, что в предшествовавший период «сердечной дружбы» Витовта с Орденом Девы Марии и вражды его с Ягайло, Витовт снабжал Орден ценной информацией именно через Маркварда и потому стремился как можно быстрее избавиться от него, как от нежелательного свидетеля своих прежних интриг против теперешнего короля Польши. Как говорится, концы в воду. Нет человека — нет проблемы…

Впрочем, благочестивый и сердобольный король Владислав Ягелло, говорят, сильно сокрушался об этом бессудном убийстве…

Число «братьев» Тевтонского Ордена (включая «гроссгебитигеров»), павших в битве при Танненберге, составило в общей сложности 220 человек (при этом историки до сих пор спорят, следует ли понимать под «братьями Ордена» только «братьев-рыцарей», или также «братьев-сариантов», также являвшихся, как мы знаем, полноправными членами Ордена, хотя и не рыцарского звания). Кроме них, в кровавом сражении пали около 400 светских рыцарей (вассалов, «военных гостей» и наемников Ордена), а также до 8000 воинов не рыцарского звания. Длугош, со свойственной не только ему, но и всем  средневековым хронистам склонностью к преувеличениям, оценивает потери Ордена в 50 000 человек…

Потери союзного польско-литовского войска убитыми составили в общей сложности 12 капитанов (воевод) рыцарского звания (по Длугошу — «знатных рыцарей») и 5000 прочих рыцарей и воинов. Павшие рыцари обеих армий были удостоены христианского погребения. Католические священники союзной армии отпели и похоронили павших католиков вместе – так, как они лежали на поле брани, в общей братской могиле. Павших православных (например, русских князей, бояр и дружинников), надо думать, отпели по православному обряду имевшиеся в их полках православные батюшки (хотя правоверный католик Длугош ничего об этом не сообщает). Для упокоения душ павших татар, вероятно, также нашлась парочка мулл. Безымянные же незнатные воины всех времен и народов, павшие при Танненберге, были захоронены много позднее, уже после ухода победоносного войска, местными жителями, опасавшимися возникновения эпидемии, как говорится, без креста и молитвы. Перед захоронением мертвецы были, как водится, ограблены до нитки мародерами. Причем наверняка тех, кто «был скорее жив, чем мертв», или «скорее мертв, чем жив», добили, чтоб не мучились…

Так завершилась одна из величайших и кровопролитнейших битв в истории жестокого  Средневековья. Сокрушительное военное поражение Тевтонского Ордена объяснялось целым рядом, если не сказать – целым комплексом, причин.

Верховному магистру не удалось собрать все военные силы вверенного ему Богом и Пресвятой Девой Марией Ордена в единый сокрушительный кулак. 5000 «братьев-рыцарей», «братьев-сариантов» и воинов-кнехтов, выделенных все-таки, в конце концов, ливонским филиалом Ордена в помощь «старшему брату», находились все еще в пути и не поспели к началу битвы. От двух до трех тысяч «братьев-рыцарей», «братьев-сариантов» и воинов были разбросаны по приграничным областям Пруссии в ожидании вторжений литовцев с востока. 7000 навербованных в Германии, Чехии и в других странах наемников также опоздали к началу битвы. 2000 «братьев-рыцарей», «братьев-сариантов» и воинов под командованием комтура Генриха Рейса фон Плауэна (будущего спасителя Мариенбурга и Верховного магистра) пребывали, по приказу Ульриха фон Юнгингена, в полном бездействии в районе Швеца, хотя их тамошней позиции в действительности ничто не угрожало. Если бы Гохмейстеру фон Юнгингену удалось вывести на Танненбергское поле все наличные военные силы Ордена, он вполне мог бы одолеть Ягайло и Витовта.Однако принятое Верховным магистром решение принять бой, несмотря на недостаточность собственных сил и средств и на превосходство противника, можно понять, с учетом бесчеловечного и провокационного способа ведения войны поляками и литовцами. Разумеется, решение Ульриха фон Юнгингена вступить в сражение, несмотря на крайнюю усталость его войска после изнурительного ночного перехода, противоречит не только всем азам военного искусства, но и всем правилам элементарной логики. Понять его можно, лишь приняв во внимание трагедию Гильгенбурга. Не зря в Священном Писании сказано: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя»…

Впрочем, несмотря на все эти ошибки и упущения, у Гохмейстера, после того, как маршал Валленроде обратил литовцев в бегство, еще имелся реальный шанс вырвать победу из рук неприятеля, если бы только…Если бы только «хоругви» маршала своевременно прекратили преследование литовских беглецов, обратились вспять, и «тевтоны» всеми силами обрушились на польское крыло союзного войска. Но «хоругви» Валленроде увлеклись преследованием, и все возраставшая физическая нагрузка, испытываемая орденским войском под напором превосходящего его численно на 30 процентов польско-литовского войска, не могла не привести – и привела! — «тевтонов» к неминуемому поражению.

Тевтонскому Ордену приходилось и раньше нести тяжелые поражения и терпеть жестокий урон. Однако до 1410 г. ему всякий раз удавалось оправиться от этих поражений, восстановить и даже приумножить свои силы. Но битва при Танненберге воистину ознаменовала собой начало конца державы Тевтонского Ордена в Пруссии. Вполне возможно, что «тевтоны» потеряли бы Пруссию уже в 1410 г., если бы не их последний герой – комтур Швеца граф Генрих Рейсс фон Плауэн, которому удалось спасти Мариенбург-на-Ногате и, став новым Гохмейстером, принудить Ягелло и Витовта к миру, гораздо более выгодному для Ордена, чем можно было бы ожидать. Впрочем, это уже другая история…

14.Список «гебитигеров», комтуров, фогтов и гаузкомтуров Тевтонского Ордена, павших в битве при Танненберге, казненных в плену и уцелевших как в битве, так и после битвы

А)Пали в битве:

1)Верховный магистр Ульрих фон Юнгинген (1407-1410)

2)Великий комтур Конрад (Куно) фон Лихтенштейн (1404-1410)

3)Маршал и комтур Кёнигсберга Фридрих фон Валленроде (1407-1410)

4)Великий казначей Томас фон Мергейм (1407-1410)

5)Верховный ризничий и комтур Христбурга граф Альбрехт фон Шварцбург (1404-1410)

6)Комтур Грауденца Вильгельм фон Гельфенштейн (1404-1410)
      
7)Комтур Шёнзее Николаус (Николай) фон Вильц (1399-1410)

8)Комтур Альтгауза Эбергард фон Иппенбург (1409-1410)

9)Комтур Тухеля Генрих фон Швельборн (1404-1410)

10)Комтур Нессау Готфрид фон Гатцфельд (1407-1410)

11)Комтур Энгельсбурга Буркхард фон Вобеке (1403-1410)

12)Комтур Страсбурга Балдуин Шталь (1409-1410)

13)Комтур Шлохау Арнольд фон Баден (1404-1410)

14)Комтур Торна граф Иоганнес (Иоанн) фон Зайн (1404-1410)

15)Комтур Меве Сегемунт фон Рамунген (1407-1410)

16)Комтур Остероде Гамрат фон Пинценау (1407-1410)

17)Фогт Роггенгаузена Фридрих фон Венден (1407-1410)

18) Фогт Леске Конрад фон Кунзек (1407-1410)

19)Фогт Брат(т)иана Иоганнес (Иоанн) Редерн (1407-1410)

20)Фогт Диршау Матиас (Матвей) фон Беберн (1402-1410)

21)Гаузкомтур Кёнигсберга Ганнус фон Гейдек (?-1410)

22)Гаузкомтур Эльбинга Ульрих фон Штоффельн (?-1410)

23)Гаузкомтур Торна Иоганнес (Иоанн) фон Мерсе (?-1410)

Б)Казнены в плену после битвы:

1)Комтур Бранденбурга Марквард фон Зальцбах (1402-1410)

2)Фогт Самогитии (Жемайте, Жмуди) Генрих Шёнбург, известный также как Шомберг и Шаумбург (1402-1410)

3)Компан (кумпан, компаньон, т.е. буквально «оруженосец»,но в данном случае – адъютант, помощник) Гохмейстера Юрген Маршалк (1402-1410)

В)Уцелели в битве и после битвы:

1)Великий госпитальер и комтур Эльбинга Вернер фон Теттинген (1403-1410)

2)Комтур Бальги граф Фридрих фон Цоллерн (1410-1412)

3)Комтур Данцига Иоганнес (Иоанн) фон Шёнфельд (1407-1410)   

Здесь конец и Господу нашему слава!          
 
ПРИМЕЧАНИЯ

/1/ Тевтонами (или аллеманами) – этнонимами древних германских племен – на средневековой латыни именовались немцы, или, если быть точнее, подданные «Священной Римской империи (германской нации)». Поскольку мы намерены в дальнейшем (условно) именовать «тевтонами» членов духовно-рыцарского Тевтонского (Немецкого) Ордена Девы Марии, это название будет даваться нами в кавычках.

/2/ Наличие в славянском (по преимуществу) Новгороде «Прусской улицы» вовсе не служит доказательством славянского происхождения переселившихся в Новгород балтийских прус(с)ов. Во многих городах – например, в Киеве, Царьграде и др. – были иудейские кварталы. Это вовсе не означает, что жившие в них иудеи были славянами или греками. На прусском языке во владениях Тевтонского ордена (а впоследствии –  в учрежденном на их месте немецком светском Прусском герцогстве) говорили еще в XVI в. Тогда же, в эпоху Реформации, был составлен прусско-немецкий словарь, сохранившийся до наших дней. Из него однозначно явствует, что прусский язык был не славянским, а балтским, близко родственным литовскому и, в несколько меньшей степени – латышскому. Известные слова Фридриха Ницше о том, что «немцы вошли в число великих наций благодаря большому проценту славянской крови», относится к действительно вобравшим в себя немало славянских крови и черт, немцам-бранденбуржцам, немцам-саксонцам и немцам мекленбуржцам (покорившим и обратившим в христианство полабских, т.е. живущих по Эльбе, славян-вендов, или сорбов), а также к немцам-пруссакам (ибо в состав королевства Пруссии после трех разделов Польши в конце XVIII века, действительно вошло многочисленное славянское – польское, кашубское и мазурское – население), но никак не к балтам-пруссам, из смешения которых с немецкими колонистами, прибывавшими на протяжении ряда веков из разных частей Германии, образовался субэтнос пруссаков. Не случайно в русском языке проводится четкое различие между прус(с)ами (балтами) и пруссаками (немцами). Кстати, в немецкой (и не только немецкой) ученой среде распространена точка зрения, согласно которой древние прус(с)ы образовались в результате смешения древних балтских племен с германцами-готами, переселившимися в Прибалтику из Скандинавии (в т.ч. с острова Готланд). Так, скажем, название прусского военного вождя – «кунингас» — явно происходит от древнего германского слова «кунинг» (король), родственного скандинавскому «конунг», немецкому «кениг» и английскому «кинг», имеющим аналогичное значение.

Стремление объявить пруссов «славянским племенем» являлось выражением не слишком дальновидной, с точки зрения государственных интересов Российского имперского содружества народов, русификаторской политики времен императора Александра III, отошедшего от традиционного для России союза с Пруссией в пользу союза с республиканской Францией. Оно (как и стремление объявить «славянами» латышей и литовцев) испортило традиционно добрые отношения с «остзейскими» (балтийскими) немцами, составлявшими, со времен Ордена меченосцев и Тевтонского Ордена, господствующий слой населения Прибалтики, и верно служивших Русскому Императорскому престолу со времен Петра Великого. Неразумная политика потакания латышским, а заодно и эстонским националистам (литовцев, исторически слишком тесно связанных с традиционно враждебной России и русским Польшей, в Петербурге и Москве то время прибалтами не считали), как якобы представителям «славянских племен, угнетенных немецкими пришельцами. В 1903-1905 и 1917-1920 гг. русской Смуты выпестованные «русификаторами» латышские «братья-славяне» и эстонцы смели правящий германский культурный слой, но и Россию «отблагодарили» так, что мало не показалось. Впрочем, это уже другая история. 

/3/В разных источниках его фамилия пишется по-разному: Балк, Бальк, Балке, Бальке, Валк, Вальк, Вальке, Фальк, Фальке и т.д.

/4/ С этой хоругвью Святого Георгия связана немалая путаница. В «Истории Польши» Ян Длугош описывает «тевтонскую» хоругвь Святого Георгия как белое знамя с красным крестом. Такова традиционная расцветка «знамени Святого Георгия» (принятая, между прочим, и в Англии, и в Италии, и в других странах). Знамя аналогичной расцветки имелось и в польском войске («хоругвь Святого Ежи», то есть, по-польски, Георгия). Но в другом историческом труде, составленном под руководством того же Яна Длугоша – цветном иллюстрированном атласе «Прусские хоругви» (лат.: Banderia Prutenorum) – «тевтонская» хоругвь святого Георгия представлена как…красное знамя с белым крестом. Некоторые историки пытались объяснить данное обстоятельство как раз наличием в хоругви святого Георгия традиционной расцветки в польском войске. Мол, «проклятые крыжаки» чтобы не перепутать в битве свою хоругвь с неприятельской, выбрали для своего знамени белый крест на красном поле. Между тем, вероятнее всего, приведенная Длугошем в атласе, захваченная поляками на поле боя под Танненбергом красная хоругвь с белым крестом была знаменем швейцарского контингента армии Гохмейстера Ульриха фон Юнгингена (о наличии швейцарских воинов в войске Верховного магистра – как, впрочем, и в войске его противников! – имеются достоверные сведения).

ПРИЛОЖЕНИЕ

УСТАВ ТЕВТОНСКОГО ОРДЕНА

Се — Устав братий, служащих Немецкому Братству Св. Марии. Во славу всемогущей Троицы. Здесь начинается Устав братий Странноприимного Дома Св. Марии Немецкой в Иерусалиме, коий разделен на три части. Первая часть рассказывает о целомудрии, послушании и житии в бедности, сиречь без имущества. Во второй говорится о госпиталях, о том, как и где они должны учреждаться. В третьей говорится о правилах, кои и должны соблюдать братия.
 
1. О целомудрии, послушании и бедности и их соблюдении

Есть три вещи, кои составляют основу любой религиозной жизни, и они прописаны в сем Правиле. Первое — пожизненное целомудрие, второе — отказ от собственной воли, т.е. послушание вплоть до смерти, третье — принятие бедности, т.е. житие без собственности после вступления в сей Орден. Сии три вещи воспитывают и делают посвященных подобными Господу Нашему Иисусу Христу, Коий был и остается целомудренным телом и душой, и Коий принял великую бедность при Своем рождении, когда обернули Его в истрепанные пелены. Бедности следовал Он всю Свою жизнь до того как нагим был Он распят на кресте за грехи наши. Он также дал нам пример послушания, ибо до самой смерти послушен был Отцу Своему. Таким образом Он освятил в Себе святое послушание, когда говорил Он: «Я пришел не по Своей воле, а по воле Отца Моего, Того, Кто послал Меня». Также Св. Лука пишет, что Иисус, покидая Иерусалим с Марией и Иосифом, был послушен им. На сии три вещи, целомудрие, послушание, и житие без собственности, полностью опирается сила сего Правила, и они должны оставаться неизменными, так чтобы Мастер Ордена не имел власти освобождать кого-либо от сих трех вещей, ибо, если нарушена одна из них — нарушено все правило.

2. О том, что (братиям) дозволено владеть собственностью, наследством, землей и крепостными сообща

Братия, по причинам больших затрат, возникающих от нужд столь многих людей и госпиталей, а также рыцарей, и больных, и бедных, могут владеть сообща и вместе во имя Ордена и его отделений, движимым имуществом и наследствами, землей и полями, винокурнями, мельницами, крепостями, деревнями, церковными приходами, часовнями, и другими подобными вещами, кои дозволены их привилегиями. Они также могут владеть, с пожизненным правом, людьми, мужчинами и женщинами, и крепостными, мужского и женского пола.

3. О свободе обвинять и отвечать на обвинения в законном порядке

Поелику любой религиозный Орден, имеющий свободы и привилегии, дарованные ему Папским Престолом, не подсуден светским судам, то и сей святой Орден Братий Странноприимного Дома Св. Марии Немецкой в Иерусалиме должен сознавать, что он пребывает под особой защитой Папского Престола. Но, дабы подобная защита со стороны Церкви никоим образом не вступала в противоречие с законом, мы объявляем, что братия в своих исках кому бы то ни было, сохраняют все свои свободы и привилегии, при условии, что действуют они не злонамеренно, честно и незлобиво по отношению к тем, кого обвиняют, либо кому предъявляют иск. А ежели им предъявлено обвинение, им ни в коем случае не подобает вести себя хитро и/или лживо по отношению к своим обвинителям.

4. Об учреждении странноприимных домов

Поелику сей Орден имел странноприимный дом ранее, нежели рыцарей, что видно из его названия, ибо он именуется Странноприимным Домом, то мы объявляем, что в главной комтурии, либо же там, где порешит Мастер и Совет Ордена, во все времена должен быть странноприимный дом; однако же где-либо еще, если кто-либо желает передать уже учрежденный странноприимный дом, комтур и совет мудрейших братий могут принять либо отклонить сие предложение. В иных комтуриях (комтурствах) сего Ордена, где нет странноприимного дома, странноприимный дом не может быть основан без особого распоряжения Мастера и Совета мудрейших братьев.

5. О том, как надлежит принимать больных в странноприимный дом

Больных должно принимать в странноприимный следующим образом. Когда больной прибывает, перед тем, как он будет помещен в странноприимный дом, ему надлежит исповедаться, если он достаточно силен, и если присутствует духовник, и он должен принять причастие, если духовник советует это. И если у него имеется какая-либо собственность, брату, отвечающему за странноприимный дом, надлежит сохранить ее, выдав больному расписку в получении сего имущества. Также ему надлежит предупредить больного, что он заботится о благополучии его души, и что все распоряжения и решения больного относительно его собственности будут по возможности выполнены.

6. О том, как надлежит заботиться о больных в странноприимном доме

Затем, после размещения больного в странноприимном доме, за ним надлежит, на усмотрение шпиттлера (госпиталария, начальника странноприимного дома), который должен решить каковы нужды больного, ухаживать прилежно, с тем, чтобы в главной комтурии, где (пребывает) глава Ордена, было столько лекарей, сколько требуют нужды комтурии и сообразно количеству больных, и к больным надлежит относиться сострадательно и любовно заботиться о них, согласно суждению лекарей и обстоятельствам комтурии, и каждый день им должно давать пищу перед тем, как братия садятся за стол, и по воскресениям надлежит читать им Послания (апостолов) и Евангелия и окроплять их Святой Водой, и братии надлежит в шествии следовать к ним. В иных комтуриях их надлежит милосердно кормить в надлежащее время. По воскресениям  должно читать им Послания и Евангелия и окроплять их Святой Водой, но без шествия, ежели только комтур, на свое усмотрение не прикажет иное. Также мы оставляем на его усмотрение, в совете с мудрейшими из братий, снабжение лекарей в поименованных странноприимных домах. Далее, надлежит внимательно следить (за тем), чтобы во всех странноприимных домах у больных не было недостатка в свете ночью. Тот же, кто умрет в странноприимном доме в любое время до Вечерни, должен быть похоронен сразу же, если это устраивает начальство. Умершие же после Вечерни должны быть похоронены на следующий день после Заутрени, если только глава госпиталя не примет иное решение. Мы также желаем, чтобы строго соблюдалось следующее правило: везде, где есть странноприимный дом, брату, коему Мастер или заместитель Мастера доверил заботу о больных, надлежит заботиться об их душах равно как о телах и стараться служить им смиренно и преданно. Комтурам также надлежит следить внимательно (за тем), чтобы больные не испытывали недостатка в пище и иных своих нуждах, насколько это может быть соблюдено. Однако, если вопреки стараниям или вследствие небрежения тех, кои заботятся о нуждах больных, больными будет пренебрежено, тогда братиям, служащии в госпитале, надлежит известить об этом Мастера либо начальство, коим надлежит наложить на провинившихся достойное наказание, согласно тяжести проступка. Тот, кому доверены больные, также должен, елико возможно, держать в подчинении слуг, коим надлежит привносить преданность и покорность в (порученную им) задачу сострадательного и верного служения больным; и ежели очевидное пренебрежение со стороны тех, кто ухаживает за больными, будет им замечено, он не должен оставить сие безнаказанным. Комтурам, равно как и остальным братиям, надлежит всегда помнить, что, вступая в сей святой Орден, они торжественно клялись служить больным точно так же, как поддерживать честь рыцарства.

7. О том, как надлежит высылать собирателей милостыни

Поелику забота о больных влечет за собой огромные траты, в соответствии с уступками в привилегиях Ордена, могут быть посвящены в духовный сан с особого разрешения Мастера или комтура и высланы сборщики милостыни для больных, кои  должны быть религиозны (возможно двоякое толкование: 1) принадлежать к духовному сословию, 2) быть благочестивыми — В.А.) и избраны для этой цели, и кои могут провозглашать папские индульгенции (слово «индульгенция» в римско-католической церкви имеет троякое значение: 1) освобождение от временного наказания за грехи, в которых грешник уже покаялся, и вина за которые уже прощена в таинстве исповеди, 2) документ, свидетельство об отпущении греха, 3) прощение за какие-либо неблаговидные деяния, совершенные ранее или которые могут быть совершены в будущем отпущения грехов — В.А.) мирянам, а также напоминать людям (о необходимости) приходить на помощь странноприимным домам, подавая милостыню. Они также должны быть примерного поведения, дабы, как это сделали сыновья Илия, не отвратить людей от пожертвований Богу и от подачи милостыни для больных. Также, они не должны быть неумеренными в расходах своих, и, когда они путешествуют по стране и приходят в одну из комтурий Ордена, им надлежит благодарно принимать предложенное им братиями и довольствоваться сим, не требуя большего.

8. О том, как братиям надлежит приходить и выслушивать божественные службы и обряды

Братиям, священникам и светским, надлежит сообща и вместе днем и ночью посещать богослужения и почасовые молитвы, и священникам надлежит петь и читать службы согласно требнику и сводам, положенным Ордену; мирским братиям, присутствуют ли они на службе или находятся где-либо еще, надлежит на Заутреню прочесть Отче Наш тринадцать раз, семь раз прочесть Отче Наш в любой другой канонический час, кроме Вечерни, когда им надлежит прочесть Отче Наш девять раз. В часы же Святой Девы им надлежит столько же раз прочесть Отче Наш, и ежели мирские братия достаточно образованны, так что некоторые из них, по своей воле, либо с разрешения брата настоятеля, желают читать псалмы и другое, имеющее отношение к службе священников, со священниками в канонические часы или же часы Девы Марии, то таковые братия освобождаются от чтения (молитвы) Отче Наш, установленного для мирских братий. Братиям, занятым в карауле (стоящим на страже), дозволено отсутствовать на богослужении и ужине, когда долг их не позволяет им посетить их. В Заутреню, после приглашения и гимна, братиям надлежит восседать вместе, но когда читаются Евангелия и поются хвалебные гимны, а также в часы Святой Девы, всем здоровым надлежит встать, и тем, в своих часовнях и молельнях, надлежать подняться со своих мест, кладя поклоны на каждый (возглас) Слава Господу Нашему в почтении к Святой Троице. Но когда они стоят, им надлежит кланяться при (возгласах) Слава Господу Нашему с заметным наклоном тела. Им подобает также прилежно следить (за тем), чтобы не потревожить других шепотом, громким говором либо не установленными молитвами, а также прилагать все усилия (к тому), чтобы то, что произносят их уста, шло бы из их сердца, ибо любая молитва приносит мало пользы, если возносится без участия сердца.

9. О том, как часто в году надлежит братиям принимать причастие

Поелику Господь Наш сказал в Евангелии: «Евший Мою плоть и пивший кровь Мою, во Мне пребывает, а Я в нем», и «не увидит он смерти,» то мы постановляем, чтобы все братия сего Ордена принимали Святое Причастие семь раз в году. Первый раз — в четверг перед Пасхой, тот самый четверг, когда Господь Наш Иисус Христос впервые установил причастие и дал Свое тело и кровь Свою Своим ученикам и приказал им начать обедню в память Его; второй раз — на Пасху; третий раз — на Троицын день; четвертый раз — во время Мессы Святой Девы в Августе; пятый раз — во время мессы на День Всех Святых; шестой раз — на Рождество; седьмой раз — в день Богоявления. Не должно принимать Святое Причастие меньшее количество раз, ибо иные Ордены, где также есть мирские братия, приучены причащаться гораздо чаще.

10. О том, как надлежит возносить молитвы о живых и мертвых

Мертвым, кои уже предстали пред судом Господним, и посему нуждаются в скорой помощи, братия должны уделять внимание, дабы не мешкать с той помощью, кою обязаны предоставлять. Посему мы постановляем, что каждому присутствующему священнику надлежит отслужить заупокойную службу, изложенную в требнике Ордена, за каждого брата своего Ордена, недавно почившего, а каждый мирской брат надлежит прочесть сотню Отче Наш за упокой души брата своего. Там, где нет монастыря, братиям надлежит прочесть столько же (молитв). Всякому брату надлежит во всякий день читать пятнадцать раз Отче Наш за всех братьев, где бы они не расстались с сим миром. Более того, всякому брату священнику сего Ордена надлежит отслужить ежегодно десять месс за грехи и во спасение всех братий и слуг, жертвователей и друзей Ордена, еще живущих, и десять месс за упокой душ умерших.

Церковнослужителям, не являющимся священниками, надлежит прочесть три Псалма за живых и столько же за мертвых. Всякому мирскому брату надлежит читать Отче Наш тридцать раз в день в предписанные часы за благодетелей, слуг и всех друзей Ордена, еще живущих, и столько же за усопших. Однако они не должны возносить эти молитвы во время поста. Обязанностью братства, где скончался один из братий, является отдать лучшее одеяние почившего бедняку, а также, в течение сорока дней, еду и питье, потребные для (пропитания) одного брата, ибо милостыня освобождает от смерти и укорачивает наказание души, отошедшей в праведности. Никто из братий не должен делать никаких иных пожертвований в любое время года.

11. О том, как и что братия могут использовать в качестве одежды и постели

Братиям сего Ордена дозволено носить и использовать холст для нижних рубах, подштанников и чулок, простыней и покрывал, а также для иных вещей, по необходимости. Верхняя одежда должна быть спокойных тонов. Братия рыцари должны носить белые плащи, как знак своего рыцарства, но прочие их одежды не должны отличаться от одежд остальных братий. Мы постановляем, чтобы каждый брат носил черный Крест на плаще, на покрытиях шлема и брони (нашлемниках и налатниках), дабы показывать наружно принадлежность свою к сему Ордену. Меховые изделия, рясы и одеяла не должно изготавливать из меха иного, кроме меха овец и коз, однако, никому не должно давать козий мех, если только он сам о том не попросит. Братия должны иметь обувь без шнурков, пряжек или колец. Такожде, тем братиям, кои заведует одеждой и обувью, надлежит заботиться о том, чтобы снаряжать братий таким тщательным и подобающим образом, чтобы каждый имел нужный размер, не слишком длинный, не слишком короткий, не слишком узкий, не слишком широкий, и чтобы каждый мог без чьей-либо помощи одеть и снять свои одежды и обувь. Что касается постельных принадлежностей, то всякий брат должен довольствоваться спальным мешком, ковриком, простыней, покрывалом из холста или тонкого полотна и подушкой, если только брат, заведующий спальными принадлежностями, не выдает больше или меньше означенного. Также подобает при получении новых вещей, возвращать старые, дабы тот, кому возвращаются вещи, мог раздавать их слугам и бедным. Но если случится, не дай Бог, что брат упорно настаивает на получении оружия или вещей лучших или более изящных чем те, что ему выдали, то он заслуживает получения худших. Ибо сие показывает, что тот, кто заботится в первую очередь о нуждах тела, не имеет крепости в сердце и внутренней добродетели. Поелику духовные лица, в миру живущие, должны показывать свою веру своим одеянием, тем более подобает состоящим в Ордене носить особые одежды.

12. О бритье духовных и мирских братий

Всем братиям надлежит стричь свои волосы по образцу монахов и духовенства, дабы и спереди и сзади их можно было опознать как людей, принадлежащих к религиозному (церковному) ордену. Что касается бороды и усов, также необходимо следить, чтобы они были не слишком коротки и не слишком густы. Духовные братия должны иметь тонзуру не слишком малого размера, как то приличествует состоящим в ордене, и, поскольку они служат мессу, они должны брить свои бороды.

13. О том, как и что братия должны есть

Когда братия собираются для принятия пищи, клирикам надлежит прочесть благословение (трапезы) на свой выбор, мирским же братиям — Отче Наш и Аве Мария, и все должны принять пищу, данную милостью Божьей и монастырем. Трижды в неделю, в воскресенье, вторник и четверг, братиям дозволено есть мясо; другие три дня им дозволено вкушать сыр и яйца, а в пятницу — рыбу; однако им дозволено вкушать мясо в любой день, на который приходится Рождество, даже если это — пятница, ибо в сей день радуется все живое. Всем братиям надлежит давать одинаковую пищу и распределять ее поровну, соответственно положению, месту и нужде (потребности) брата, однако среди братий большее внимание должно уделять потребности, нежели положению. Ничто нельзя забирать у одного ради нужды другого, но каждый должен получать долю согласно своей потребности. Также не должны они желать для себя всего, что они видят отданным другим, в большей нужде (т.е. испытывающим большую потребность). Пусть тот, чья нужда (потребность) меньше, благодарит Господа; пусть тот, чья нужда (потребность) больше, из-за болезни, смиряет себя, и когда получает больше из-за слабости своей, да не возгордится проявленной к нему милостью; и так все братия будут жить в мире и согласии. Мы предупреждаем, что надлежит избегать особливого воздержания, кое заметно отличалось бы от общего. В своих монастырях братия едят по двое (из одной тарелки или миски), кроме овощных блюд, и пьют раздельно (из отдельных чаш). Далее, в тех комтуриях, где есть конвент братий, состоящий из комтура и двенадцати братий, по числу апостолов Христовых, должен соблюдаться обычай чтения (священных текстов) за столом, и всем вкушающим надлежит слушать в тишине. Дабы не только уста вкушали пищу, но и уши, жаждущие слова Божия. Однако, присутствующие на трапезе, в случае нужды (в случае настоятельной необходимости), могут тихо и в нескольких словах разговаривать с теми, кто прислуживает, или с другими людьми, с коими им требуется решить какие-то мелкие дела. Прислуживающим и тем, кто сидят за вторым, отдельным от конвента столом, и братия в маленьких комтуриях, где нет (правила) чтения за столом, надлежит стремиться хранить молчание, насколько это позволяют дела комтурии, если только комтур, из-за гостей, не дает разрешение на разговоры. Братиям не подобает вставать из-за стола до того, как закончили прием пищи, если только это не неотложное дело, после чего они могут вернуться и закончить прием пищи. Когда прием пищи окончен, клирикам (священникам) надлежит прочесть молитву на свой выбор, мирским же братиям — дважды Отче Наш и дважды Аве Мария, после чего им надлежит чинно отправиться в церковь либо туда, куда их направит начальник. Оставшиеся целыми караваи хлеба надлежит сохранять, остальное же может быть роздано как милостыня.

14. О подаянии милостыни и десятины хлеба

Полезным постановлением сего Ордена, продиктованным благочестием, является то, что во всех комтуриях сего Ордена, где есть церкви или часовни, десятина (десятая часть) хлеба, испеченного в печах комтурии, раздается бедным, либо же, вместо хлеба, трижды в неделю раздаются обычные подаяния.

15. О соблюдении братиями поста

С воскресенья перед днем Св. Мартына до Рождества, и семь недель перед Пасхой, кроме воскресений, кроме того на Двенадцатую Ночь (Канун Богоявления), и вечер Введения во Храм Пресвятой Богородицы, канун Св. Матфея, пятницы со Дня Всех Святых до Пасхи, день Св. Марка, если только он не приходится на воскресенье, а также три дня, когда носится Крест Господень, и в канун Троицына дня, и в пост накануне Св. Иоанна Крестителя, и Св. Петра и Св. Павла, и Св. Иакова и Св. Лаврентия, и в пост накануне Дня Богородицы в августе (Успения Пресвятой Богородицы), в день Св. Варфоломея, и в вечер Рождества Богородицы, и на Св. Матфея, Св. Симона и Св. Иуду, в канун Дня Всех Святых, на Св. Андрея, Св. Фомы, и на Двенадцать Дней Поста, братиям надлежит вкушать лишь постную пищу, если только телесная немощь или какая другая нужда не требует иного; и если сочельник выпадает на воскресенье, то им надлежит поститься вместо этого в субботу. По пятницам, с Пасхи до Дня Всех Святых братиям надлежит потреблять постное дважды в день, если только, дабы миряне не возмутились, комтур с лучшими из братий не посоветуют иного.

16. О вечернем питье

Каждый постный день братия должны иметь полдник; в иные дни, когда они едят дважды, они не имеют его, если только не имеется специального предписания комтура. В дни полдника братиям, после Вечерни, до Повечерия надлежит собраться на полдник и, вознося благодарения Господу, принять предложенный им напиток; и так как в иных Орденах, где есть полдник, производятся чтения (за столом), коим внимают в тишине, мы советуем братиям хранить молчание во время полдника, или говорить только о достойных предметах, избегая пустых сплетен. После того, как они услышат сигнал, им надлежит идти на Повечерие.

17. О том, как и где братиям надлежит спать

Всем здоровым братиям, если это легко устроить, надлежит спать вместе в одной комнате, если только начальствующий над ними не приказывает некоторым братиям, из-за исполнения ими обязанностей или по каким-либо другим причинам, устраиваться на ночь иным образом; и когда они спят, им надлежит спать в подпоясанных нижних рубахах, подштанниках и чулках, как принято у истинно верующих. Им дозволяется спать отдельно только в самых исключительных случаях. Там, где обычно спят братия, свет должен гореть всю ночь.

18. О том, как братиям надлежит хранить молчание

После Повечерия братиям надлежит хранить молчание до Заутрени, ежели только в это время им нет необходимости поговорить со своими слугами, или кем-либо еще, исполняющим свои обязанности, или заботящимся об их конях или их оружии или выполняющими какие-либо еще данные им приказания; для этого им надлежит выбрать наиболее подходящее время и делать это как можно быстрее и тише. Однако есть исключения из сего правила, такие, как нападение разбойников (воров) или пожар; и всякий, отворивший для подобных речей свои уста, должен прочесть перед сном Отче Наш и Аве Мария.

19. О том, что никто из братий, кроме должностных лиц, не может иметь печать

Мы также постановляем, чтобы никто из братий, кроме тех, кому доверена канцелярия, не мог иметь печать или посылать письма или читать письма, посланные ему кем-либо, без разрешения настоятеля, пред коим, если тому будет угодно, полученное письмо или письмо посылаемое должно быть прочитано.

20. О том, как братия могут получить дозволение на то, чтобы отдавать, получать (вещи) и обмениваться вещами

Братия могут обменивать или отдавать без разрешения то, что они изготовили из дерева, кроме вещей, доверенных брату для собственного использования настоятелем, и которые он не должен обменивать или отдавать без дозволения хозяина; также ни один брат, кроме комтура, не может получать подарки для своего собственного использования без разрешения вышестоящего начальства, кое также властно решать, хочет ли оно дозволить брату оставить подарок себе или отдать кому-либо еще.

21. О том, что не могут они иметь личных замков и ключей

Поелику религиозные (церковные) люди должны любыми способами избегать собственности, мы желаем, чтобы братия, которые живут в монастырях, обходились без ключей и замков для сумок и ларцов и сундуков и всего прочего, что может замыкаться (запираться). Исключением из сего правила являются братия, кои путешествуют, а также должностные лица, чьи должности требуют подобных вещей на благо всего монастыря.

22. О рыцарях

Поелику сей орден учрежден особливо для рыцарей, поборающих на врагов Креста и Веры, и поелику обычаи врагов в сражении и иных делах весьма разнятся в разных землях, и таким образом необходимо противостоять врагам разным оружием и разными способами, мы оставляем на усмотрение старшего меж братиями все вопросы, касающиеся рыцарей, лошадей, оружия, слуг и других вещей, надлежащих и допустимых (для употребления) братиям в битве, дабы он приказывал и решал все вышеупомянутые вопросы совместно с советом мудрейших братий провинции, в коей идет война, или же с теми, кто рядом, если он не может отложить решение этих вопросов, не повредив остальным братиям. Однако, необходимо строго соблюдать следующее правило: седла и уздечки и щиты не должны неумеренно покрываться золотом и серебром, равно как и иными мирскими цветами. Копья, щиты и седла не должны иметь чехлов, но тонкие пики (наконечники пик) могут покрываться ножнами, дабы оставались они острыми для нанесения ран врагам. Также, ежели Мастер, или брат, облеченный такой властью Мастером, дает просто так или взаймы другим людям животных и оружие, данное ранее братиям временно для личного пользования, тогда братия, коим это было дано, ни в коем случае не должны возражать, дабы не подумали, что хотят они удержать для себя навсегда то, что было дано им лишь временно. Далее, мы постановляем, чтобы ни один брат не желал иметь оружие либо животное, как свою личную собственность. Если же случится, что брату было дано что-либо, неподобающее к использованию, ему надлежит смиренно и скромно известить об этом того, кто отвечает за данную службу, и оставить решение данного вопроса на его усмотрение.

23. Об охоте

Братиям не подобает участвовать в охоте, как она ныне проводится, с науськиванием и гончими и соколами и приманками. Но если у них есть, либо они (коллективно, от имени ордена) приобретут в дальнейшем, в некоторых провинциях, густые леса, от которых могут получить они много дичи и шкур, тогда им дозволяется иметь охотников, коих братия могут сопровождать с оружием в руках для защиты от злых людей. Однако не должно им носиться по полям и лесам за дикими животными со стрелами и другим оружием. Далее, мы дозволяем им преследовать без гончих волков, рысей, медведей и львов, и уничтожать оных, но не как пустое времяпровождение, а ради общего блага. Между тем, братия могут также стрелять птиц, дабы упражняться в стрельбе и повышать свое мастерство.

24. Об уходе за больными братиями

Поелику больные имеют право на особый уход и внимание, мы желаем, чтобы уход за больными доверялся тем, кои предусмотрительны и преданны, кои с усердием честно уделяли бы внимание каждой их нужде и удобствам и полностью следовали бы наставлениям врача, ежели таковой полностью надежен.

25. О старых и немощных братиях

О старых и немощных братиях надлежит великодушно заботиться соответственно их немощи; относиться к ним надлежит с терпением и почитанием; никто ни в коей мере не должен быть строг к телесным нуждам тех, кто держит себя благородно и благочестиво.

26. О том, как надлежит братиям жить в дружбе и братской любви

Всем братиям надлежит вести себя друг с другом так, чтобы дружеское согласие во имя братства не обернулось жестокосердием, но должно им обратить внимание на то, чтобы жить вместе, в братской любви, согласно и дружно в духе доброты, так чтобы могли сказать о них: как хорошо и как приятно жить братиям вместе в единстве, которое есть согласие. Пусть всякий, как только может, несет тяготы другого, и, в соответствии с советом апостолов, будет прилежен в уважении другого. Никаких злых речей — ни перешептывания, ни клеветы, ни хвастовства о делах минувших, ни лжи, ни проклятий или оскорблений, ссор или праздных слов не должно исходить из братских уст. Но если кто-либо из братий обидит другого словом или делом, пусть не замедлят они достигнуть примирения, и немедленными словами залечат раны в сердце другого, кои нанесли словом или делом; так Апостол учит нас, что солнце не заходит над нашим гневом, что означает, что он (гнев) не длится до заката; и как Господь Наш Иисус Христос учит нас в Евангелии: «Ежели что принес ты пред алтарь и вспомнил, что брат твой имеет обиду на тебя, оставь подношение свое и поторопись примириться с братом своим и лишь потом соверши жертвоприношение».

27. О том, как всем братиям надлежит собираться на совет

Мастеру Ордена или его заместителя надлежит созывать всех братий, когда они собираются решать вопросы, касающиеся всего Ордена в целом, продолжать ли или изменить политику Ордена, а также вопросы отчуждения земли или другой собственности Ордена, для чего разрешение должно быть получено от Мастера и Собрания, а также вопросы принятия в Орден; затем, то, что решат мудрейшие из братий после обсуждения, Мастеру или его заместителям надлежит воплотить в жизнь. В случае разногласий, Мастер или его заместители могут решить, кто из братий мудрее; кроме того, благочестие и благоразумие, знания и доброе имя (хорошая репутация) должны иметь вес больший, нежели простое большинство. Более мелкие вопросы могут быть решены без всеобщего сбора братий. Самые мелкие вопросы они могут решать сами. Ежели случится, что какие-то важные вопросы, касающиеся комтурии или Ордена в целом, необходимо будет обсудить после Повечерия, сие может быть сделано, при условии, что братия будут избегать пустословия и слов, к смеху приводящих. Присутствующие на подобном совете также должны прочесть Отче Наш и Аве Мария перед отходом ко сну.

28. О том, как братиям надлежит подавать людям добрый пример

Ежели братия странствуют или идут на врага или по своим делам, им, как являющим Крестом своим знак кротости и Ордена, надлежит стараться примерами добрых дел и полезных слов показывать людям, что Бог с ними и внутри них. Ежели ночь застанет их в дороге, они могут, после Повечерия или до Заутрени, говорить о предметах полезных и достойных, но не в гостинице после повечерия, исключая случаи, выше описанные. Им надлежит избегать гостиниц и мест с дурной славой (плохой репутацией); надлежит им также также иметь свет в комнате своей всю ночь, дабы не случилось ничего дурного с их добрым именем или же имуществом. Когда они в пути, странствуя с места на место, то могут посещать богослужения и молитвы, где бы то ни было, а по возвращении, в случае усталости от оружия (доспехов) или дороги, они могут быть освобождены утром от Заутрени; и не только с дороги уставшие, но и занятые нужными делами, могут быть от того освобождены. Свадьбы и собрания рыцарей и другие собрания и пустые развлечения, кои дьяволу служат гордостью мирскою, братиям надлежит посещать редко, только лишь по делам Ордена либо для спасения душ заблудших. Братиям надлежит избегать разговоров с женщинами в подозрительных местах и в подозрительное время, особливо же с девами, а также надлежит им избегать целовать женщин, ибо сие есть прямое проявление невоздержанности и мирской любви, и потому запрещено (братиям) целовать даже матерей и сестер своих. Никто из братий не должен иметь дела с людьми, от Церкви отлученными, либо с теми, кто публично анафеме предан, кроме особо дозволенных случаев. Также никто из братий не может быть крестным отцом, кроме как в случае смертельной необходимости.

29. Об испытании тех, кто желает вступить в сей Орден

Тому, кто желает вступить в сие честное братство, надлежит дать испытательный срок, достаточный, чтобы он понял и познал все тяготы, ожидающие его на службе Ордену, а братия могли узнать его нрав, если только не желает он избежать сего испытательного срока, и поручитель его согласен, в каковом случае ему надлежит принести обет полного послушания. Затем комтур или священник должны дать ему плащ с Крестом, освященный простым благословением и окропленный святой водой, ибо получает он одеяние Ордена с Крестом и ничто более не отличает его от тех, кто вступил в Орден ранее его.

30. О том, как надлежит принимать в Орден детей

Мы также желаем, чтобы ни один ребенок не получил одеяния Ордена и не был принят в Орден до достижения им своего четырнадцатилетия. Если же случится такое, что отцы или матери или опекуны приведут ребенка в Орден до достижения им своего четырнадцатилетия, или же ребенок придет добровольно, и если братия желают принять его, то надлежит воспитывать его до четырнадцати лет, после чего, если он и братия согласны, его надлежит принять в Орден обычным образом.

31. О том, как надлежит принимать женщин на службу Ордену

Далее заявляем мы, что ни одна женщина не может быть принята в полное служение и братство в сем Ордене, ибо зачастую храбрость мужей сильно смягчается от близкого общения с женщинами. Тем не менее, поскольку есть некоторая помощь больным в госпиталях, равно как и обращение со скотом, с коими женщины справляются лучше мужчин, дозволяется держать женщин для такого рода дел. Однако, их можно принять лишь с разрешения комтура, и, когда они приняты, их следует помещать отдельно от братий, ибо целомудрие братий, живущих вместе с женщинами, хотя бы и постоянно при свете, все равно в опасности, и также это не может долго продолжаться без (возникновения) соблазна.

32. О приеме тех, кто женат, в качестве прислуги Ордена

Поелику Орден может нуждаться в людях, мы дозволяем принимать в Орден в качестве прислуги мирян, женатых и одиноких, кои предают тело свое и собственность братиям; более того, их жизнь, как то и подобает, должна быть честной, и не только должны они избегать явных грехов, но не должны также гнаться за незаконными прибылями и торговлей. Они должны носить одежды религиозных (церковных) оттенков (серого, черного и коричневого — В.А.), но не с полным крестом. И если женаты они, и один из супругов умирает, половина имущества почившего отходит Ордену, а вторая половина — супругу, до скончания жизни его; а по смерти второго супруга, все имущество отходит Ордену. Также все, приобретенное ими после принятия в Орден, отходит Ордену. Заявляем также, что по желанию и усмотрению комтура, некоторые лица могут быть приняты в Орден и на иных условиях, если только комтур находит это полезным.

33. О том, как надлежит принимать тех, кто служит из милосердия или за деньги

Если кто-либо желает служить Ордену из милосердия или за деньги, то, поелику трудно принять особое правило, годное для всех подобных случаев, мы заявляем, что оставляем это на усмотрение должностного лица, ответственного за принятие соискателей; далее, никто из братий не имеет права бить служащих из милосердия или за деньги, кроме должностных лиц, кои, дабы исправить дурное поведение своих подчиненных, могут подвергать их телесному наказанию, как это принято. Ежели случится, что рыцарь, либо человек достойный сего звания, присоединится к Ордену, дабы служить из милосердия с оружием в руках, и затем погибнет, каждому из братий, присутствующих при этом, надлежит прочесть тридцать раз Отче Наш во спасение его души, а также надлежит в течение семи дней отдавать бедным такое количество пищи, которое обычно потребляет один брат.

34. О заботе Мастера о братии

В Ковчег Завета были положены розга и манна небесная, и сие означает для нас, что судьям должно применять и то, и другое: одно кротко призывает к милосердию, другое — справедливо требует строгости. Посему Мастеру, коий поставлен над всеми и должен сам подавать всем братиям добрый пример, надлежит и порицать непокорных и принимать больных, и надлежит (ему) ободрять павших духом и быть мягким и терпеливым со всеми, и надлежит (ему) нести в руках своих розгу и посох, согласно словам пророка; розгу бдительности, с помощью коей, денно и нощно следя за вверенной ему паствой, он милостиво освобождает ленивых от смертельного сна лености и пренебрежения священными обрядами, усердно и справедливо пресекает любое неповиновение; посох же олицетворяет отеческую заботу и сострадание, коим надлежит ему поддерживать нравственно неустойчивых и укреплять малодушных и сокрушенных печалью, дабы они, не ободренные, не были побеждены отчаянием.

35. О том, как надлежит им убеждать, советовать и обвинять друг друга

Если случится, что один из братий узнает о скрытых грехах другого, ему надлежит мягко и истинно по-братски убедить того раскаяться и сознаться в своих прегрешениях. Но если тот что-то совершил открыто противу души своей, или же противу чести комтурии или Ордена, сим не должно пренебрегать, и надлежит убедить его предстать перед Мастером и братиями и смиренно просить прощения. Но также, если тот не согласится признать свою вину и будет приведен к сознанию вины пред Мастером и братиями, то пусть понесет он строжайшее наказание.

36. О том, как братиям надлежит исправлять свои проступки

Ежели брат словом или делом совершит пустячный проступок, ему надлежит раскрыть сие перед начальником своим и исполнить указанное тем, во исправление проступка. За мелкий проступок и наказание должно быть соответствующим, ежели только сии мелкие проступки не повторяются столь часто, что не остается ничего, кроме ужесточения наказания. Если же случится, что будет кем-либо открыт проступок, коий брат собирался скрыть, надлежит наказать его более сурово, нежели обычно наказывают за подобный проступок. Ежели же проступок велик, его (виновного) надлежит отделить от общества братий, и не дозволять ему вкушать пищу совместно с братиями и садить его должно отдельно ото всех. Он же должен быть полностью покорен воле и приказам Мастера и братий, дабы и он мог спастись в Последний (Судный) день.

37. О внимательности Мастера в своей свободе действий

Мастер вправе освободить от любого из обязательств, изложенных в сем Уставе, кроме трех — целомудрия, бедности и послушания — и, с должным вниманием ко времени, месту, человеку и нуждам дела, давать подобные освобождения, но делать сие таким образом, чтобы в каждом особливом случае действовать во славу Божию, с должным вниманием к благочестию и соображениям пользы дела. Аминь.

Конец Устава.

• Share it
• Email