Вольфганг Акунов. Три встречи с неведомой силой

В ту достопамятную ночь на самом, так сказать, исходе лета я проснулся, лежа полностью одетым на своей кровати, занимавшей левый угол чердака нашей дачи, внезапно, словно от толчка. В открытое чердачное окно светила полная луна. Не отрывая взгляда от ее сияющего белым светом диска, я неожиданно почувствовал, что отрываюсь от кровати и довольно плавно поднимаюсь в воздух. Я не видел себя лежащим на кровати, так что, вероятнее всего, над ней взлетело не мое эфирное, духовное, тонкое или еще какое-либо, а вполне реальное, физическое тело. Луна меня как будто бы притягивала, словно магнит — кусок железа. Поверьте, ничего подобного я прежде не испытывал. Я вылетел в окно и ощутил при этом на своем лице и волосах ночной ветер (еще одно доказательство того, что вылетел в своем физическом теле). Прямо под собой я видел Пионерский переулок, освещенный редкими, довольно тускло горевшими фонарями и почти тонувший в темноте в месте своего пересечения с улицей Чайковского, и крыши спящих дач. Поднимаясь все выше и выше над погруженным в ночной сон поселком к Луне, я испытывал огромную, ни с чем не сравнимую радость. Луна становилась все больше, как и испытываемая мной радость…и тут я вдруг я подумал, что происходящее со мною — совершенно невозможно…после чего мгновенно оказался снова на кровати…Так до сих пор и не знаю, летал ли я в ту ночь во сне или же наяву…Чего только не происходит в Абрамцево!…

В другой раз, через пару лет, мне захотелось совершить маленькое сентиментальное путешествие по окрестностям нашей абрамцевской дачи — так сказать, пообщаться с природой. В такие путешествия я обычно брал с собой бутылку водки, которую и выпивал, не торопясь, где-нибудь в чаще леса или же на берегу нашей речонки Вори, предаваясь размышлениям. Пройдя в тот раз, после распития бутылки водки, пару километров в направлении Абрамцева, я подошел к месту впадения в Ворю одного из ее многочисленных притоков-ручейков, представлявшим собой нечто вроде естественной ванны. Собравшись перейти речку по мосточку, я вдруг ощутил себя схваченным за штанину и упал с мосточка в «ванну».  Ванна оказалась неглубокой, вода в ней доходила мне по пояс. Вода была теплой, мне не захотелось выбираться из нее, и я…заснул. Возможно, это были проделки водяного или же русалки, пожелавшего (или, соответственно, пожелавшей) со мной пообщаться или позабавиться известным только ему (или ей) способом…Не знаю, сколько я проспал в той ванне, но проснулся уже в темноте, в полулежачем положении, в котором нагревшейся за день воды мне было по шею. Выбравшись наконец наружу, мокрый до нитки, хоть выжимай, я очутился в сумрачном лесу, как писал в своей «Божественной Комедии» бессмертный Данте Алигьери. Причем как мне казалось, в лесу, мне совершенно не знакомом, а не просто сумрачном. Должно быть, водяной (или русалка), наигравшись и натешившись со мною вволю, передал (или передала) меня «с рук на руки»…вы спросите — кому? Конечно, лешему, кому ж еще? Без толку проплутав не знаю сколько времени (часов у меня с собой в тот раз не было) и забредя во все более сгущающемся мраке в совсем непролазные дебри, о существовании которых у нас в Абрамцево я и не подозревал (все-таки Подмосковье — не Сибирь), я, устав спотыкаться о всякого рода коряги, падать в прелую листву, продираться сквозь сучья и ветки, вконец обессилев, присел на трухлявый ствол упавшего от ветра или старости дерева и подумал: Или я никогда отсюда не выберусь, или сейчас же окажусь у себя на даче! И — что вы думаете — в то же мгновение оказался у себя на даче, по-прежнему промокший до костей и дрожащий от холода.

Выпив еще водки и проспав почти до полудня, я интереса ради решил сходить еще раз на то место, где упал с мосточка в воду (или был утащен туда…водяным или абрамцевской русалкой — подмосковной Лорелеей). Надо ли говорить, что я  не нашел не только вчерашней природной ванны, образовавшейся на месте впадения ручейка в нашу добрую старую Ворю, но и самого ручейка — будто его и не было!!!

Третья встреча с дачной неведомой силой побудила меня даже к тому, чтоб описать ее в стихах:
      
Воет ветер, дождь шумит,
И по дому бродит призрак,
Половицами скрипит:
«Скрип» да «скрип» — совсем уж близко…
Ты, наверно, домовой?
Кто из нас кого боится?
Лик яви мне скрытый твой!
Нет! Скребётся, копошится…
Кто ты? Крыса? Или мышь?
Что молчишь? Хорош таиться!
Шелестит железо крыш…
Кто ты? Ветер? Или птица?
Время позднее. Пора
Спать ложиться наступила.
Люка чёрная дыра
На чердак вела. Светила
Тускло лампочка, и свет
Налагал косые тени
На края менявших цвет
Балочных переплетений.
И, решив на чердаке
Ночи провести остаток,
Я взбираюсь налегке
Вверх по лестнице. Мой краток
Путь — всего лишь метра три.
Лезу смело, без опаски.
Домовые, упыри —
Это бабушкины сказки…
И, себя утешив так,
Вверх по лестнице я лезу.
Приближается чердак…
Но как будто из железа
Стали руки, плечи, грудь…
Трудно, страшно…Что со мною?
Почему так сердце ноет?
Отчего такая жуть?
Слабнут руки…Всё — обман…
Ноги тоже отказали…
И клубящийся туман
У меня перед глазами…
Вниз лечу вперёд спиною,
В мыслях с жизнью распростясь…
Что за сила надо мною
Посмеялась, что за власть?
Я упал…Но… что за чёрт?
Почему все кости целы?
Не болит…Кровь не течёт…
Весь трясусь, от страха белый…
Слава Богу, пронесло!
На чердак сегодня лазить
Мне не стоит — домовой
Этой ночью там проказит….
Бог свидетель — я не трус!
Я плевал на суеверья…
Но, бывает, содрогнусь,
Если ночью скрипнет дверью…
Кто? Да тот, что надо мной
(Хоть я в это и не верю!)
Подшутил — наш домовой,
Что скрипит ночами дверью…

Абрамцево, вне всякого сомненья — зачарованное место…