Юрий А. Домбровский. Путевые заметки (заключение)

  7.03.91. –13.03.91. Неделя малого бизнеса.

До отъезда в Москву оставалось ещё десять дней. Не то чтобы мало, но уже и не так много. То, что привёз с собой для продажи, пока так и лежало в чемодане.  Надеяться на Раджу или на кого-нибудь другого не стоило. Каждый занят своим делом, а мой бизнес, если его таковым можно было назвать, должен интересовать, прежде всего, меня самого.

После завтрака вместе с Натали сели на рейсовый автобус и поехали в Гаудживаку. Натали за продуктами – они там дешевле и выбор побольше, а я ей в помощь, таскать сумки. Всё нормально. Для начала взял с собой пару ручных часов «Слава». По пути на базар обошёл несколько лавок. Со 1000 рупий, которые я хотел получить за двое своих часов, скосил уже на 600, но и за эту сумму их не хотели брать. Дешевле не хотел отдавать уже я. Решил не спешить — время ещё есть. Купил в шопе чёрную майку с рядом пуговиц на груди и какой-то надписью не телугу, но уже дома при ближайшем рассмотрении,  обнаружил, что она  вся  в мелких дырочках, будто изъеденная молью. Первый опыт купли-продажи оказался не совсем удачным, но отрицательный результат – тоже результат.

После обеда поехал вместе с братом на его работу. Масштабы металлургического комбината впечатляют. Один котлован, глубиною с десятиэтажный дом чего стоит! Стоя на его краю, наблюдал как с самого дна длинной вереницей по спирали двигались цепочкой люди с корзинами земли на головах. В основном, это были хрупкие женщины в сари цвета земли. Каторжный труд конца цивилизованного двадцатого века. Я спросил:

— Что за дикость? Почему не используют технику? Ведь так можно копать котлован ещё не один год.

— Когда Советский Союз заключал договор с индийским правительством о строительстве комбината, в нём был пункт, что мы обеспечиваем местное население на весь период стройки… Вот тебе и результат, — ответили спецы.

— Наверное, им неплохо платят? – хотел я себя хоть как-то успокоить. – Ведь это кошмар — на таком солнцепёке целый день таскать на голове такую тяжесть.

— По семь рупий в день, — спецы невозмутимы.

— Семь рупий? Да за эти деньги можно купить лишь скудную связку бананов.

— Местным связка бананов здесь обходится всего в две рупии, — успокоили меня спецы, видя, как меня задевает социальная несправедливость.

Слегка ошарашенный впечатлениями, я всё же продолжил экскурсию по комбинату. Брат представил меня, как литератора из Москвы, что было, в общем-то, справедливым, и я, пользуясь предоставленным случае, старался использовать это звание как можно лучше. Когда ещё представится возможность так близко рассмотреть кухню подобного металлургического гиганта? По цехам меня передавали, как эстафетную палочку. К званию московского литератора я скромно добавил себе титул корреспондента «Московской правды», что возымело ко мне интерес определённой части руководителей. Удостоверения корреспондента у меня никто не спрашивал – молва разлеталась по цехам сама собою. В белых брюках и рубашке с фотоаппаратами на шее и в руках, в тёмных солнечных очках и жёлтом шлеме, что мне выдали ещё в первом из цехов, — чем не имидж столичного репортёра, состоятельного мистера или инженера-западника? Правда, плавку металла на этот раз я не увидел. Что-то у них там не состыковалось. Но с прежним энтузиазмом продолжал снимать на чёрно-белую плёнку пульс комбината, пил с соотечественниками чай в каптёрке, рассказывал про жизнь в Союзе, делился впечатлениями…

      На Металлургическом комбинате…

      Ночь… утро…. день… снова ночь… Как быстро летит время… Как быстро проходит жизнь…

      С девятилетним племянником Стасом ездили к океану. Купались, ловили крабов, морских ежей, собирали ракушки, наблюдали как рыбаки в линялых набедренных повязках, просмолённые и прокопчённые, тянули сеть. Крику много – рыбы мало. Рыбаков больше, чем пойманной рыбы. Как-то не серьёзно всё у них. А, может быть, это был не их день. На море – полный штиль. На небе – ни облачка. Красота!

        На берегу Индийского океана…

          Охота на морских ежей и крабов…

          Вернувшись с океана, прошёлся с Натали по лавкам. Она купила что-то из еды, я – какие-то безделушки (брелки, серёжки, цепочки, резные — из слоновой кости слоники) – подарки друзьям и родственникам. Впервые за всё время вдруг захотелось домой.

          Вечером, в компании с Исагуловыми, отметили международный женский день. Опять вечеринка вылилась в обильное застолье с последующим восхождением на крышу и купанием в бассейне, куда мы забрались, перемахнув сеточное ограждение (бассейн на ночь закрывается). Похоже, я начинал двигаться по кругу.

          На другой день выбрался в Визак, куда взял с собой кое-что для продажи. Помотавшись несколько часов по лавкам и «кучам», купил жемчужный сет из браслета, бус и серёжек для жены, несколько футболок с «куч», где можно свободно рыться и выбирать, да пару медных сувениров с изображением богов Вишну и Шивы. Обменял пару значков на пару пачек ароматизированных палочек для окуривания помещений и продал две бутылки шампанского в одном из офисов (400 рупий), что счёл вполне удачным бизнесом.

          Жарко, душно, дискомфортно…

          В воскресенье всей вчерашней компанией поехали к океану, что стало доброй традицией выходных дней. Просолившись и провялившись, как вяленые рыбы, купленные на берегу у рыбаков, вернулись домой (Таун-шип я уже привычно называю домом). В клубе русского городка обнаружили распродажу одежды и шкатулок ручной работы из сандалового дерева торговцев из Кашмира, которые периодически, раз-другой, навещали русских поселенцев. Став на тропу бизнеса, я уже не особо стеснялся торговаться, зная, что это в порядке вещей и, что, торгуясь, обязательно получу скидку. На мой взгляд, индусы уважали клиентов, которые торговались. Возможно, в этом они видели определённое партнёрство и заводились оттого, что могли на равных вести диалог с кастой, стоящей, по их мнению, несколько выше в лестнице иерархий. Во всяком случае, сбросив цену на порядок, я кое-что прикупил. Джинсовая юбка жене, футболки себе и детям, японские презервативы в красочной упаковке, на всякий случай… Выдержав паузу, в определённых случаях необходимую, купил небольшую резную, довольно красивую шкатулку из сандалового дерева —  и всего за 175 рупий…

          День закончился традиционно: посиделовка у Исагуловых с ромом, кофе и огромным, сочным арбузом. Всё-таки казахи – гостеприимные люди…

          С утра решил заняться бизнесом. Делать бизнес стало каким-то спортом, какой-то навязчивой идеей. Всё что захватил с собой для продажи по рекомендации брата, нужно было сбыть хотя бы потому, чтобы не везти всё это обратно. Да и наличные деньги катастрофически таяли. Несмотря на понедельник – день тяжёлый – бизнес, в общем-то, удался. Фотоаппарат «Эликон» со встроенной вспышкой и автофокусом ушёл за 1200 рупий. Продал также две оставшиеся бутылки шампанского по 200 рупий за штуку и двое часов «Слава» за 500 рупий… Возможно, чей-то утончённый вкус и утомляют эти цифры, но что значит бизнес без цифр?

          В очередной лавке фотоаппарат «Зенит-автомат» вместе с надувным матрасом ушли за 2100 рупий, но покупатель, весьма нервный молодой человек, догнал меня по дороге и поднял шум. Дескать, я продал ему «Зенит» слишком дорого. А что он думал раньше? Просил отдать фотоаппарат за 1500 рупий или вернуть деньги обратно. И просил, и требовал, и угрожал полицией… Наступающая жара, невидимыми нитями проникающая под кожу даже в тени, сдержали мой гнев к навязчивому индусу, который чуть ли не лез ко мне в карман. Вернув 2000 рупий (матрас стоил сотню), успокоил парнишку, тем самым, избежав международного скандала. А надувной матрас оставил ему, чтобы он мог вдувать в него остатки своей злобы.

              Бизнес — часть свободного времени…

              В следующей лавке, куда я зашёл после несостоявшегося конфликта, меня ожидало полное взаимопонимание и даже разговорник на тулугу-русском, который хозяин лавки извлёк из-под прилавка для общения. Лавка называлась «Жемчужина», что говорило само о себе. На чёрном бархате передо мною рассыпали бисер, то есть, жемчуг. Он был перламутрово-розовый и относился к речному, ни к самому дорогому, чего мне и хотелось. Покопавшись, я набрал бусинок на одну нитку бус. Жемчуг мне тут же обработали, нанизили, завесили и оценили. Оказалось, совсем недорого – 7 рупий за грамм, если учесть, что самый дешёвый стоит 5 рупий, а самый дорогой – под 30. За работу и сервис подарил мастерам по октябрятской звёздочке. Они, как дети, чуть ли не плакали от умиления…

              До Таун-шипа добрался на попутном «Амбасадоре». Шофёр сам подобрал меня у дороги и предложит подвезти – видимо я уже примелькался в этих краях, стал заметным для местных таксистов. В Таун-шипе встретил Раджу, сообщившему мне, что билеты на Калькутту он заказал на 17 марта. Про билеты на Мадрас и Бангалор разговора даже не возникло. Впрочем, я уже перегорел.

              В Индии, во всяком случае, в штате Андра-Прадеш, где находился один из крупнейших в регионе металлургический комбинат, отношение к инженерам особенное. Здесь их называют офицерами, классом привилегированных и кастой избранных. Для них здесь существуют офицерские клубы, которые не имеют ничего общего в Союзе, где подобные клубы существуют исключительно для военных. В такой офицерский клуб мы и направился вместе с братом и Ермеком в один из вечеров.

              Клуб представлял собой здание современной архитектуры с роскошным внутренним двориком, цветниками, клумбами, стрижеными газонами, теннисными кортами, бильярдными, сигарными и, наверное, многим чем другим, о чём можно было только догадываться. К услугам посетителей – бар, ресторан, видеозал, столы для игры в пинг-понг. Не спеша пройдясь по общедоступным местам, расположились на открытой террасе ресторана. Официанты в белых кителях обслуживали по первому классу, как и подобает обслуживать офицеров металлургического комплекса. Документов здесь никто не спрашивает; принадлежность к касте офицеров должна быть написана на лицах. А пухлый кошелёк здесь и визитная карточка, и пропуск одновременно.

              Для начала заказали местной индийской кухни – запечённое в тесте мясо с луком, с обжигающей острой приправой, заливая пожар во рту пятью сортами пива от лёгкого до особо крепкого. Оттянувшись пивком, взяли на посошок по двойному виски со льдом. Под южным звёздным небом, обмахиваемый как веером пальмовыми листьями, я снова почувствовал на себе прикосновение незримых одежд того демонического, необъяснимого мне окружения, что ощущал влажными густыми вечерами ещё в первые дни пребывания в этой загадочно-таинственной стране. И объяснять всё это выпитым пивом и порцией виски со льдом, хотя и двойной, я бы не стал. Есть что-то в этом фантасмагорическое…

              Отчасти, наверное, виновата во всём этом была жара. Жарой здесь можно объяснить всё… или почти всё. Рубашка прилипала к спине, пот струйками стекал со лба, шеи, струился вниз по жизненно важным местам. В воздухе совершенно откровенно летали демоны, волнуя кровь и воображение. Кажется, я даже видел их: в прозрачно-белых, лёгких как газ хитонах; они парили чуть выше человеческого роста, изредка задевая меня воздушными складками. Похоже, я перебрал…

              — Здесь на юге все пьют, как лошади, — высказался вслух Ермек по дороге домой, будто подсмотрел мои мысли. – Не будешь пить, обязательно подхватишь малярию или ещё какую-нибудь заразу. Проверено.

              Я уже плохо воспринимал слова. Хотелось под душ и в постель – спать. Эта духота меня доконает. Ведь бывает просто жарко, когда солнце припекает и даже живит, а здесь жара действует на нервы, высасывает кровь, плавит мозги. Возможно, моя кровь даже загустела от этого. Общая апатия, как гангрена, разливалась по всему телу. Я брёл по дороге в сторону Таун-шипа на автопилоте, словно дремал в вакууме. До меня доносились отдельные слова разговора брата с Ермеком, но связать их я уже не мог, да и не пытался. По обеим сторонам дороги серебрился под лунным светом чудный пейзаж, но я не ощущал ничего, кроме отчаяния и безысходности. Красота окружающей местности лишь помогала внутреннему опустошению. Я вдруг чётко осознал, что хочу домой, в Москву. Туда, где снег, мороз, пронизывающий ветер.

               Что-то я совсем расклеился. Так нельзя… Ко всему нужно относиться философски. К жаре тоже.

              Подходила к концу третья неделя моего пребывания в Индии. Память хранит в основном позитивные моменты, Недоразумения, неудачи, плохое настроение быстро забываются. За это время я, безусловно, успел полюбить эту необыкновенную страну, успел понять, что антураж, окружающий меня, меняет моё мироощущение, мои взгляды на этот суетный мир, очищает духовно, учит быть более терпимым. Жизнь здесь течёт плавно и размеренно, словно полноводная река. Духовное начало здесь не менее важнее материального. Если не более. Хотя, конечно, есть хочется всем, и одним святым духом сыт не будешь.

              Размышляя подобным образом, я ещё несколько раз делал попытки завершить свой небольшой бизнес. Для продажи у меня ещё оставались пара блоков болгарских сигарет, фотоаппарат «Зенит-автомат», надувной матрас и традиционно русский сувенир – матрёшки. В Визаке рынок насыщен, а за те цены, что мне предлагали, отдавать ничего не стал – лучше уж раздарить. В местных лавках Таун-шипа моим товаром тоже никто не заинтересовался. Видно коммерсанта из меня, скорее всего, не получится. Не дано, так не дано.

                              Уличные сценки…

                                     14.03.91 – 16.03.91. Последние дни в Таун-шипе.

                              Всему когда-то приходит конец. Подходило к концу и моё пребывание в русском комплексе. Как бы по инерции я вёл, ставший уже привычным, размеренный образ жизни. Плавал в бассейне, читал Пруса и Хемингуэя, спал после обеда, вечерами встречался с приобретёнными здесь приятелями.

                              В Гаудживаке продал недорого надувной матрас и оставшиеся блоки сигарет. Возвратившись в Таун-шип, встретил Раджу, пообещавшим вечером привезти билеты на Калькутту. Однако вечером он так и не появился, а когда утром следующего дня я зашёл к нему в лавку, он что-то долго объяснял мне, что билеты сейчас брать не нужно, а в день моего отъезда он поедет со мной в Визак на железнодорожный вокзал и там всё быстренько устроит. Почему нельзя было взять билеты заранее, я так и не понял. К такому роду тягомотине, я уже привык, поэтому отнёсся к этому спокойно. Как получится, так и получится…

                              К финалу моего пребывания в Таун-шипе брат изготовил самогонный аппарат со змеевиком и прочими прибамбасами, необходимыми для получения огненной воды. На зёрнах проросшей пшеницы и желтом кусковом сахаре он проверил аппарат в действии, предварительно законопатив все щели дверей и окон. Осторожность, надо понимать, была не лишней. За самогоноварение могли выслать обратно в Союз, ибо подобные вещи никак не вязались с моральным обликом советского человека. Примеры тому уже были. Однако кто не рискует, тот не пьёт самогона.

                              Пока мы втроём (к нам с братом присоединился тот же Ермек) расписывали пульку в «тыщу», накапало полтора литра. Уже за полночь продегустировали первача, отметив его прозрачность и крепость. Закусили бананами. Первач с бананами – такая вот экзотика! Русские, они и в Индии русские.

                              Ещё одни сутки долой…

                              Пора подумать и о подарках родным и близким. С утра прошёлся по лавкам: здесь меня уже признают за своего. Купил сувениры. Жене – флакон индийских духов со специфическим, на любителя, запахом и с браслетом в виде кобры,  к нему прилагаемым. Детям – игрушки, конфеты, сладости. Себе – магнитный японский браслет. Друзьям и знакомым – безделушки из слоновой кости, да несколько колод игральных карт с обнажёнными индийскими девушками. В общем, всем сёстрам по серьгам.

                              Наконец-то брат решил показать мне плавку металла на металлургическом комбинате, как обещал ещё в первые дни моего здесь пребывания. С кем-то он там договорился. Я не против – кругозору не помешает… К жаре на солнцепёке мне, пожалуй, недоставало жары в плавильном цехе. Хотя в цехе не так душно. Всё-таки, под крышей, да и какие никакие кондиционеры, вентиляция. А вообще, плавка, как плавка. Я, правда, не видел других плавок; не с чем сравнивать. А, может быть, ожидал увидеть нечто потрясающее. Человек так устроен, что со временем ко всему привыкает и перестаёт удивляться. Пресыщается. Впрочем, для общей эрудиции годится… Металлический лом загружается в громадные чаны с кипящим в них металлом, что-то там перемешивается и тонкой струёй огненной лавы льётся в заранее заготовленные формы, движется дальше на прокатные станы и, в зависимости от заданности, тянутся трубы, рельсы, швеллера, уголки, арматура, проволока… Наблюдал прокатку листовой стали. А в глазах почему-то проплывали те хрупкие фигурки женщин с корзинами земли на головах, тянущиеся вереницей со дна глубокого котлована, которых я наблюдал  в своё первое посещение комбината.

                              В каптёрке, где пили чай после экскурсии, заговорили о женщинах. Компанию брату и мне составили ещё несколько спецов. Откуда-то появилась бутылка виски. Пить в такую жару я отказался. Спецы выпили. Один из них всё настойчивее выспрашивал меня, попробовал ли я местных девочек? Честно признался, что нет.

                              — Что ж ты так, — это он брату. – Сказал бы мне, я бы организовал ему индианочку. Тут местные сутенёры подвозят на скутерах девок на любой вкус. За всё удовольствие – сотня рупий. И тонкие, как тростиночки и пухленькие – есть за что подержаться…. Тут недавно, пока жена была в Союзе, привезли мне одну – такая маленькая, хрупкая, лет четырнадцати – у меня дочка такая. Посмотрел я на неё и так жалко мне её стало, дал я ей ещё сто рупий и выеб… — спец смачно сплюнул и налил себе ещё виски.

                              Мне этот спец как-то сразу не понравился. И как говорил, и как сплёвывал. Нехорошо сделалось от его слов. Как-то — внутри нехорошо. Даже в какой-то момент хотелось дать ему по морде. Ну да ладно, пусть живёт…

                              Свой последний день в Таун-шипе провёл в обычном ритме: бассейн, лавки, последние покупки. В APT-шопе с русским названием «Волга» у Ашока, ставшем к этому времени моим приятелем и мечтавшим открыть свой бизнес в Москве, поменял оставшиеся советские монеты (брал на сувениры) на индийские – для коллекции. Купил набор видовых открыток и японскую книжку с голографическими картинками – в подарок кому-нибудь. Ашок обещал проводить меня на следующий день до вокзала.

                              А после обеда поехали с Ермеком в Визак. Мне был симпатичен этот обрусевший казах, свой родной язык знавший куда хуже, чем русский. Последняя попытка пристроить свою живопись — несколько этюдов маслом, которые прихватил с собой из Москвы для продажи. А также фотоаппарат «Зенит», без всякой надежды, что его кто-нибудь купит. За фотоаппарат давали только тысячу рупий, я же хотел в два раза больше. Лучше уж оставлю его себе.

                              Долго искали мы художественный салон «Kashmir art palace», который рекомендовал Ашок, как салон, скупающий живопись за хорошие деньги, но не нашли. Изрядно вымотавшись, зашли в бар, где Ермек обычно отмечался перед возвращением домой. Пиво, орешки, традиционный вискарик на посошок, очень напоминающий самогон, и семичасовым автобусом — в Таун-шип.

                                    На улицах Визака…

                                    Вечером устроили проводы. «Тыща», пиво с копчёными рыбьими плавниками, джин с содовой, бананы… Самогон уже не лезет в глотку.  И как его люди пьют? Вот она – финишная прямая! Спать легли во втором часу ночи, чтобы утром встать с больной головой. Экспедиция…

                                    17.03.91. Снова железная дорога.

                                    После прощальной вечеринки голова, как и следовало ожидать, чугунная. Однако труба зовёт — пора вставать. Последний раз бассейн, спешный завтрак, сбор вещей и – на маршрутный автобус. Ашок подошёл, как и обещал. Подошёл и Раджу. Они вдвоём на скутере – так здесь называют мотороллер. Мы с братом – на автобусе. Натали не провожает. Похоже, она даже рада, что я, наконец, уезжаю. Загостился…

                                    То обгоняя автобус, то отставая Ашок с Раджу сопровождают нас до вокзала. Голова тяжёлая. Мысли мрачные. Самогон вчера был явно лишним. Билета до Калькутты у меня на руках пока нет. Неопределённость во всём. Пытаюсь смотреть на вещи по-философски. Полагаюсь на Раджу, который заверил меня, что проблем не будет; нужно только показать в кассах свой авиабилет на Москву и мне тут же выдадут железнодорожный билет на Калькутту. Раджу, Ашок и брат бегают по вокзалу от одного чиновника к другому, на английском, хинди, тулугу что-то доказывают, что-то объясняют, о чём-то просят. Отдаю себя течению событий. Сижу на деревянной лавке с чемоданами и сумкой – караулю. Здесь нужен глаз да глаз. Мимо туда-сюда шныряют оборванцы и всякие подозрительные личности, косят глазами на меня и мой багаж. Периодически подходят кули, предлагая свои услуги и, не дожидаясь ответа, норовят тут же подхватить чемоданы себе на голову. Делаю им жест, чтобы отстали. Говорить ни с кем не хочется, да и вряд ли бы меня здесь кто-то понял. Поезд на Калькутту отправляется через полчаса, а билетов как не было, так и нет. Мысленно я уже остаюсь здесь на неопределенное время. Вряд ли мои мысли разделяет Натали: кажется, мы достали её в последнее время, своими застольями, картами и выпивкой…

                                    Наконец, мои провожающие нашли мне место в вагоне второго класса, в проходе, на боковом сиденье проводника. За билет заплатил брат – 100 рупий. От себя я добавил проводнику ещё четвертак – знал, что к проводнику придётся ещё не раз обращаться в пути. Раджу одобрил, сказал – правильно, так надо. Вроде как, на чай. На индийский… Это, конечно дешевле, чем 500, а затем и 700 рупий, которые запрашивал проводник вагона первого класса.

                                        Визакхапатнам. Вокзал. Возвращение в Калькутту… и Вид из окна поезда.

                                        Объятья, похлопывания по плечам, пожатие рук, последние напутствия. Всё, кажется, поехали. Что там впереди? Посмотрим. Наступал полдень, а значит жара. Паровоз прогудел, пыхнул, клацнул буферами и стал набирать скорость. Хотя, скорость – крепко сказано. Сорок, максимум пятьдесят километров в час вытягивала эта железяка. Раскалённые под жгучими лучами солнца вагоны, выкрашенные блеклым цветом, типа сурик, без стёкол в окнах, с одними решётками (со стёклами вообще было бы нечем дышать), с покрытыми слоем пыли деревянными сиденьями – что-то от прошлого века. Но я ведь хотел экстрима, приключений, экзотики, наконец. Вот и получил всё в полном комплекте. Всё бы ничего, но голова, голова раскалывается. Да ещё сушняк и першение в горле. Что может быть «лучше» пыльной, знойной дороги, с бодуна, на жёсткой деревянной скамейке, в тряске и перестуке ржавых колёс о ржавые рельсы? Подложив под себя, сложенную в несколько раз джинсовую рубашку – для мягкости, сел у окна с решёткой и прикрыл глаза, чтобы не видеть это небо в клеточку. Как на этапе…Заснуть не удаётся. Пронзительные гортанные крики разносчиков чая и кофе не дают такой возможности. Следом тянутся продавцы, бананов, кокосов, сладостей… И все кричат, будто на базаре. Похоже, они соревнуются, кто громче выкрикнет — тому и приз – кубок, наполненный прохладной влагой, совсем не заботясь, купят их товар или нет. Жажда сушит меня изнутри. Покупать воду у торговцев не рискую; аскорбинки с собой нет, а подхватить дизентерию в последние дни пребывания в столь гостеприимной стране, в мои планы не входит. Вода, что у меня была с собой, уже давно кончилась.

                                        В Виджайнагараме, городке, где поезд не на долго останавливается, соскакиваю с подножки, рискуя своими чемоданами, оставленными без присмотра, и бегу с пластиковой бутылкой к колонке с питьевой водой. Обливаюсь, лью воду себе на голову, пью, наполняю бутылку. Теперь можно ехать и дальше. Понемногу прихожу в себя и мир уже не кажется таким сумрачным. Паровоз с тремя десятками вагонов (сосчитал на повороте), извиваясь змеиным телом под цвет выжженной земли, выпуская клубы чёрного дыма из паровозной топки, покидает штат Андра-Прадеш и медленно вползает в зелень джунглей штата Орисса. Здесь в буйстве зелени значительно прохладнее и дышится легче. Да и жара после четырёх спадает.

                                        Головная боль прошла сама собой. Я уже пытаюсь разговаривать с пассажирами, меняющимися с завидным постоянством на очередных остановках, которых подсаживает ко мне проводник. Мой английский, как принято говорить, оставляет желать лучшего. Я даже не уверен, понимают ли они меня вообще, ведь вагонах второго класса ездят пассажиры не самые богатые, а значит, не самые грамотные – они могут и не знать английского.

                                        Очень быстро стемнело. Утомлённый солнцем, пылью и мельтешащими туда-сюда физиономиями индусов, провалился в дрёму. Не знаю, на сколько времени я отключился, но проснулся оттого, что поезд стоял среди ночи на какой-то станции, вокруг суетился народ, а из-под моего сиденья кто-то старательно вытаскивал мой чемодан. Я грозно крикнул и вор тут же испарился. Поняв, что особо здесь не расслабишься, задвинул чемодан поглубже и протёр глаза. Однако перспектива сидеть всю ночь с открытыми глазами меня мало привлекала. Кое-как объяснив проводнику, чего я хочу, он, наконец, меня понял и закрыл мои чемоданы под замок в своём личном шкафу.

                                        Теперь можно и расслабится, забраться на верхнюю полку, освободившуюся к тому времени, подложить под голову сумку и хоть немного выспаться. Найти в себе человека — и окружающий мир станет человечнее.

                                        17.03.91. –18.03.09. Снова Калькутта.

                                        Опуская подробности неприхотливой ночи и дороги, длиною в двадцать часов, вернёмся к пригороду Калькутты – столице Западной Бенгалии, городу, вместе с пригородами насчитывающему около десяти миллионов человек, бывшем на протяжении нескольких веков центром британской колониальной администрации в Индии, куда вползал пыльный поезд ранним утром, словно ёжик в тумане. Такого тумана я никогда не видел. Несколько метров вперёд и – густое молоко, сквозь которое изредка проклёвываются придорожные хижины, пальмы, ограждения мостов. Вдоль железнодорожных путей просматриваются силуэты тружеников-крестьян, спешащих с рассветом на свои делянки. Сквозь пелену водяных паров проглядывает одинокая фигурка рыбака в лодке в одном из рукавов Ганга, забросившего здесь с раннего утра свои сети. Это пригород Большой Калькутты.   Когда в семь утра поезд вполз в черты города, туман почти рассеялся. Лишь над величественным Гангом зависла дымка, ещё не до конца растворившегося в дневном свете тумана. Пригородные разномастные поезда с вагонами набитыми битком людьми, стекаются к Центральному вокзалу города. Громадное здание вокзала из красного кирпича, хорошо уже мне знакомое, оригинальное по архитектуре, в каком-то псевдо-викторианском стиле, с раннего утра кишит людским муравейником. Бенгальцы, похожие друг на друга, как близнецы-братья, сидят тут и там на узлах, на корточках, а то и прямо на каменном полу перронов, спят на циновках и картонных коробках посередине зала ожидания, снуют туда-сюда челноками, шумят, гудят, шаркают босыми ногами, что-то выкрикивают, сморкаются, мочатся с края платформы…

                                           Калькутта. Старый город…

                                          Не успел я сойти с вагона, как два моих чемодана уже оказались на голове худосочного кули. И откуда в них столько силы? Со словом «такси», он принялся орудовать локтями, виртуозно пробираясь сквозь плотную толпу приезжающих, встречающих и провожающих. Едва поспевая за ним, добрался до стоянки такси, успев уже понять, что свои чемоданы здесь таскать самому мне не удастся. Кули дал восемь рупий, хотя он хотел двадцать. Таксисту, указав адрес — Тантала-базар — заплатил тридцать, вместо ста, которые он с меня запросил вначале. Торг здесь уместен – я это уже понял. Только не ленись торговаться. Запрашивают обычно в три раза больше, рассчитывая на незнание цен. Но не зря я, наверное, прожил в Индии почти месяц, чтобы уметь разбираться в таких мелочах. Да и мой небольшой опыт в малом бизнесе оказался не лишним.

                                          От Тантала-Базар, куда меня доставил таксист, взял рикшу, указал ему адрес родственников Раджу, от которого у меня была записка к ним и, не рискуя больше заблудиться в узких улочках старого города, забрался в коляску рикши вместе с багажом. Меня уже не шокировало как в первый раз, что поеду на человеке. Всё-таки, я уже кое-что знал о традициях индийского общества, да и без рикши никак было не обойтись в этих узеньких улочках, где автомобиль просто не проедет. Рикши заплатил семь рупий — цены помнил ещё с прошлого раза. Впрочем, больше он и не просил… В восемь утра я уже стоял у порога дома родственников Раджу. Встретили меня радушно. Небольшие постирушки после дороги, душ, лёгкий завтрак и я снова в форме — готов к новым впечатлениям. Подошёл уже знакомый мне брат Раджу – Винсент, а следом его друзья – Гарольд и Ричард – студенты местного университета. Имена-то, какие… королевские!

                                          Выбравшись из лабиринта узких улочек Старого города, пешим ходом направились в сторону эспланады, спустились в метро и поехали к отделению Аэрофлота резервировать моё место в самолёте. Чиновник отметил что-то в бумагах и сказал, чтобы приходили завтра. Воспринял это как само собой разумеющееся. Здесь любимое слово «tomorrow» — завтра. Забавные эти индусы.

                                          Послонявшись по улицам в центре города, задержался у витрин кондитерских и фруктовых магазинов, сглотнул слюнки – уж очень здесь всё дорого. Кругом товары в ярких упаковках, колоритные зазывалы, продавцы и… почти полное отсутствие покупателей. Для кого всё это выложено? Кто это всё покупает? Зашли в фешенебельный «New market» — хотел купить себе кожаную куртку в пределах тысячи рупий и чёрное вечернее платье для жены (индивидуальный заказ). В цене на куртку не сошлись, а вместо вечернего платья принесли чёрную комбинацию, уверяя, что она очень даже вечерняя. Винсент предложил всё это купить в «Fansy market», где полно контрабандного товара и цены на порядок ниже… но – завтра. Я согласился. Мне тоже начиналось нравиться это ёмкое слово – «tomorrow».

                                            Прощальный шопинг в Калькутте…

                                            Полуденная жара быстро загнала домой. Постоял под душем, надел индийскую юбку с каким-то чудным названием – национальную одежду бенгальских жителей и прилёг отдохнуть. Только прилёг, как сразу заснул. Снились мне почему-то всякие деликатесы. Будто передо мной огромный холодильник, я открываю его и любуюсь на все эти вкусности. Отчего-то там лежали уже готовые бутерброды с чёрной икрой на белом хлебе с маслом, сервелаты, копчёности, разносолы, буженина, балык, сёмга, лосось, осетринка, стерлядка и красная рыба, а также море деликатесов от клубники в сметане, ежевике, черники, брусники, малины до блинов с мёдом и маковых булочек – всё русская еда. Видно, соскучилась душа по России-матушке. А, может быть, витрины кондитерских навеяли… Проснувшись, пересчитал оставшиеся деньги – не густо. Хорошо бы продать фотоаппарат.

                                            Расположившись на открытой террасе третьего этажа, в юбке с голым торсом, заметил, как с крыши одного из домов запускают воздушного змея. С соседней крыши взмыл в небо ещё один, затем ещё и ещё. Похоже, здесь это было традицией или, своего рода, национальным видом спорта. Однако, красиво-то как, когда десятки воздушных змеев самой причудливой формы и расцветки одновременно парят в воздухе! С мусульманской части города, по другую сторону узкой улочки, послышалось заунывное пение муллы – вечерний намаз. Значит, день клонился к вечеру. Колоритный город с не менее колоритным населением готовился ко сну. Мне тоже, пожалуй, пора. Завтра – последний день в Индии, полный забот, резервирование билетов покупки на оставшиеся деньги, суета и ночной перелёт в Москву. Сказывалась прошлая бессонная ночь. Всё, спать, спать, спать…

                                            Проснулся я рано — около шести. Сон был сумбурным, даже каким-то тревожным. Что-то снилось, но из обрывков сновидений путного ничего не складывалось. Пора вставать. Последний день, — стучало в голове молоточком, — последний день… Подошли вчерашние друзья-студенты. К их приходу я уже был готов к выходу. Утренний чай с молоком и булочками и опять на метро к офису Аэрофлота. На сей раз без проблем и проволочек, решили все необходимые формальности с регистрацией билета, затем зашли в китайский ресторанчик, где Винсент кем-то работал в ночное время. Китайцы, коллеги Винсента, угостили прохладным тоником. Узнав, что я из Москвы, посмотрели на меня косо. Оно и не удивительно, ведь они – китайцы… Винсент остался улаживать здесь какие-то свои дела, а я в месте с Гарольдом и Ричардом отправился на такси в «Fansy market», как и было обещано прошлым днём. Индусы тоже умеют держать слово.

                                               Отель «Паунак» рядом с офисом Аэрофлота…

                                              Контрабандный рынок, каковым его назвали друзья-студенты, раскинулся у самой окраины города на довольно приличной территории. Сотни мелких лавочек под одной громадной крышей в три этажа, два из которых уходят под землю. Здесь полно выходцев из Юго-Восточной Азии. Китайские, малайские, тайские лавки, бары и ресторанчики. Много товаров из Гонконга, Тайваня, Японии… Вживаюсь в рыночную атмосферу. Предлагаю купить свой «Зенит-автомат», часы с рук, чтобы на вырученные деньги приобрести кожаные куртки жене и себе, джинсы, одежду детям. Да мало ли что, были бы деньги – рупии. Валюта здесь официально запрещена. За операции с валютой можно загреметь и на нары. Хотя, конечно, валюта здесь ходит. Как же без неё на контрабандном рынке? Азиаты мило улыбаются, но оценивают мой товар совсем уж дёшево — дешевле, чем в  Визаке или Гауждиваке. Наконец в лавке, специализирующейся на обслуживании групп из Советского Союза, нахожу, что мне нужно – чёрная короткая куртка из мягкой кожи, ценою в 1000 рупий. Размер, правда, не мой, но в самый раз для жены. Продавец, не слабо говоривший по-русски, свёл меня с хозяином лавки – крупным по всем параметрам индусом, пообещавшим мне через час подвезти ещё одну — точно такую, только моего размера. Очень уж ему приглянулся мой «Зенит-автомат». Похоже, он знал в этом толк, постоянно общаясь с русскими. Фотоаппарат, который я уже потерял надежду сбыть, а брал-то его как раз в расчёте на продажу. Поняв, что удача, наконец, повернулась ко мне лицом, запросил с индуса 2500 рупий. Хозяин лавки скинул до 2000. Начиналась психологическая игра. Я уже знал, что бизнес требует гибкости и дипломатии, понимая, что фотоаппарат сегодня приобретёт нового хозяина. Нужно только суметь выдержать нужную паузу, сделать вид, что уступаю так дёшево исключительно из уважения к почтенному индусу. Сошлись на том, что за «Зенит» он даёт мне две кожаные куртки, рубашку, типа «сафари», ценою в 70 рупий для меня и летнее платье с вышивкой в такую же цену для жены. Здесь же в лавке беру жене чёрное вечернее платье с золотистой канвой в непало-монгольском стиле, плохо представляя, правда, куда она сможет его надеть.

                                              Пока гонцы уехали за второй курткой, я со своими сопровождающими прошёлся по маркету. Теперь у меня были деньги и я мог их тратить без опаски, что мне не хватит на что-то. Купил себе гонконговские джинсы, затем угостил в пивном баре студентов. Ричард признался, что хотел бы по окончании университета наладить свой бизнес в Союзе, изо всех сил добиваясь моего к нему расположения. Даже взял адрес и телефон, чтобы позвонить мне, когда окажется в Москве. Учиться ему предстояло ещё не меньше трёх лет, поэтому свои координаты я дал ему без особого напряга. Пусть приезжает, буду рад… Через час, как было обещано, куртку мне не привезли. Хозяин угостил колой и попросил подождать ещё немного. Время к обеду. Становится душно. Сижу в кабинете индуса, истекаю после колы потом. Куртку не привезли и через два часа. Начинаю нервничать. Хозяин лавки кричит на кого-то по телефону, предлагает мне ещё колы – фотоаппарат упустить ему никак не хочется. Туризм в Индию временно закрыт – русских здесь в это время не ожидается. Наконец, приходим к компромиссному решению, в котором, правда, есть доля риска. Укладываю в сумку свои покупки и одну кожаную куртку, отдаю индусу фотоаппарат и на хозяйском «Амбасадоре» едем по городу, по пути заезжая в мастерские и ателье, обслуживающие лавку. Рискованно, конечно, но что делать? Лишь в третьей мастерской нашлось что-то подходящее. Только что сшитую куртку из такой же чёрной кожи, мягкой выделки, прямо при мне вшивают замок. Время поджимает. Меряю – шита как на меня. Через два часа самолёт. Едем на такси в Тантала-базар. В спешном порядке пакую вещи. Даю Ричарду деньги, он бежит в винную лавку и покупает по бутылке виски, джина и рома – для меня, полдюжины пива – для всех, на дорожку. Кажется всё. Вещи упакованы, пиво выпито. Засиживаться некогда – пора в путь. Рикша. Такси. Аэропорт. Таможня. Заполнение деклараций. Друзья-индусы, провожавшие меня, машут руками — прощаются и уходят. Остаюсь один…

                                                Аэропорт. За пару часов до вылета…

                                                Впервые за последние три дня — ни одного белокожего. В Калькутте их почему-то я так и не увидел — будто вымерли. И вдруг вижу европейца. Улыбаюсь ему, как родному. Знакомлюсь. Оказывается – кришнаит из Дании, со светлой бритой головой и косичкой на затылке. За три дня общения со студентами, мой английский, кажется, немного прибавил. Вспомнил даже те слова, каких не знал раньше. Всё-таки, практика – большое дело. Датчанин рассказывает, что летит из Непала, транзитом через Калькутту и Москву в родной Копенгаген, что не был дома почти год. Я его понимаю, тоже хочу в Москву.

                                                Боже! А какая же радость, когда в зал ожидания  с небольшим «Duty free» вдруг вползла большая группа советских туристов, следующих транзитом из Ханоя в Москву. Здесь уж отвёл душу – наговорился на родном, русском… Этим же аэробусом через несколько часов совершили посадку в портовом Карачи, самом крупном городе Пакистана. Больше часа просидели в салоне самолёта, пока его дозаправляли. В окружении полиции и карабинеров с автоматами на перевес, нам так и не дали ступить ногой на пакистанскую землю. По радио предупредили, что глазеть в иллюминаторы не рекомендуется. Причину не объяснили. Рядом стоял китайский лайнер «China air», из которого выходили желтолицые китайцы и никакого «почёта», в отличие от русских, им не оказывали. В театре абсурда кое-кто мечтает о железном занавесе…

                                                Ещё через несколько часов, когда уже наступило утро следующего дня, аэробус «Ханой – Москва» совершил посадку в Шереметьево-2. За пределами шереметьевского «Duty free» заканчивалась заграница, и начинались будни российской действительности.

                                                 (Калькутта — Москва, 1991г.

                                                                                                    Новая авторская редакция, 1998г.)

                                                С уважением,