«У человека самая яркая пора — детство. Все, что связано с детством, кажется потом прекрасным. Человека всю жизнь манит эта золотая, но, увы, не доступная больше страна — остаются одни воспоминания, но такие сладкие, такие ненасытные, как они будоражат душу…»

Владимир Солоухин. «Третья охота».


Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Неподалеку от нашей школы, на улице Горького, напротив гостиницы «Минск», располагался продуктовый магазин (где, между прочим, продавались одно время куропатки, фазаны и рябчики, в перьях, в виде полуфабрикатов и уже в готовом, жареном виде и очень вкусные, свежие пирожные и торты). В этом магазине имелся кафетерий, часть которого занимала своего рода шашлычная (где шашлыки жарили в специальной застекленной камере, на вращающихся шампурах — не на мангале, а под инфракрасными лучами). Хорошие были шашлычки бараньи и свиные, с кисло- сладким маринованным луком, с соусом «Кавказский» или «Южный» (кетчупов и прочих совершенно обычных в наше время соусов и приправ в то время просто не было в свободной продаже).

Рядом с нашей спецшколой №13 с преподаванием ряда предметов на немецком языке (увы, давно уже снесенной — непонятно почему, ибо по сей день на ее месте ничего нового так и не построили!), на втором этаже дома, расположенного во дворе гостиницы «Пекин», находилась кулинария одноименного ресторана. Когда в начальных классах меня и моего лучшего друга Андрея Баталова забирали из школы бабушки (моя — Елизавета Васильевна и его — Анна Григорьевна, страшно сердившаяся, когда Андрей порой, из озорства дразнил ее «Ханной Гершлевной»), мы часто заходили в эту кулинарию, располагавшуюся на втором этаже. Там лежали за стеклом различные выглядевшие весьма аппетитно даже в холодном виде полуфабрикаты, а именно (дай Бог памяти):

1) котлеты по-киевски с торчащей из них «как дуэльный пистолет» (если вспомнить «Двенадцать стульев») куриной косточкой (именовавшиеся в народе «залпом «Авроры», поскольку, если не надколоть их, в поджаренном виде, предварительно вилкой, а начать с непривычки сразу резать ножом, они «выстреливали» струйкой горячего растопленного сливочного масла, завернутого в рулетик из отбитой куриной грудки, густо панированной снаружи сухарями) — мне точно не известно происхождение их названия — одни говорили, что эти котлеты изобрели в каком-то киевском ресторане, другие — что в ресторане нашей московской гостиницы «Украина»;

2) куриные котлеты «Столичные», отличавшиеся от котлет по-киевски отсутствием косточки и приготовленные не из куриной грудки, а из куриного фарша, перемешанного с грецкими орехами, но тоже очень вкусные (кстати, были не только «классические», натуральные, но и рубленые котлеты по-киевски);

3) пожарские котлеты из смешанного говяжье-куриного фарша (воспетые еще «нашим всем» Александром Сергеевичем Пушкиным в его запомнившемся мне с детства стихотворении «Из письма Соболевскому»:

У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармазаном макарони,
Да яичницу свари.

На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай (именно котлет)
И отправься налегке.

Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой растаращит
Сладострастный свой глазок!

Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан шабли.

Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленькой кусок.

Яжельбицы — первая станция после Валдая. — В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,

У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай…);

4) Рубленые бифштексы с кусочками сала (их моя бабушка покупала особенно часто);

5) утка по-пекински;

6) китайские пельмени (их, конечно, полагалось готовить на пару, но у нас дома такой пельменницы-пароварки, естественно, не было, и бабушка варила их, совсем как наши, русские, пельмени в кипятке);

7) азу по-татарски;

8) гуляш;

9) антрекоты…

Да не подумает глубокоуважаемый читатель, что автор сих проникновенных строк одержим стремлением при украсить советскую действительность вообще и в сфере наличия и потребления пищевых продуктов — в частности, и произвести впечатление какого-то невиданного изобилия, якобы царившего в СССР в годы его далекого детства (хотя и жил он в столице Советского Союза, обслуживавшейся, как и Ленинград, а также столицы союзных республик, «по первой категории»).

Я вовсе не певец прелестей «реального» (или, как его стали именовать на закате брежневской эры) «развитОго» социализма. Перебои с питанием и голод были спутниками советского режима с самого начала.

И были еще в памяти у многих страшные послевоенные 1946-47 гг., годы голода и смертей, прозванные голодомором. В тогдашней Российской Советской Федеративной Социалистической Республике (РСФСР) было, согласно врачебной статистике, зафиксировано 372 000 больных дистрофией. В стране процветали воровские группы, куда втягивали детей-беспризорников, лишившихся родителей в годы войны и репрессий. 125 000 детей были отправлены в детские дома, 25 000 — в школы ФЗО (фабрично-заводского обучения), в сельское хозяйство и в промышленность. 14 000 детей отправили в колонии для малолетних. Болезни и эпидемии буквально косили людей. Похороны проходили очень часто и стали обычным дело на селе. Проводимая советскими властями абсурдная политика на селе лишала людей своей земли. Урезали выделенные для колхозников земли (приусадебные участки), увеличивали налоги на землю, ввели налог на плодовые деревья. Колхозники стали вырубать сады, чтобы не платить эти налоги (ввиду невозможности их выплатить). Кто имел корову или другую домашнюю скотину, того заставляли сдавать государству продукты — шерсть, мясо, молоко.

Зарплату за трудодни не выплачивали. Люди не знали, как жить и что будет дальше. Можно было податься на заработки в город, но у колхозников в «самой свободной стране» («я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек»!) не было паспортов (жители села были лишены права иметь паспорт, как крепостные крестьяне при «проклятом царском режиме» до отмены крепостного права в 1861 г.). Тем самым власти хотели удержать сельское население на полях. Но все равно отток сельского населения происходил. Люди находили способ вырваться из колхозного рабства и, под видом желания работать на «великих стройках коммунизма» покидали сельскую местность, чтобы не помереть с голоду.

Знает ли, кстати, уважаемый читатель, что такое трудодни? Это когда «свободный гражданин Советского Союза» (колхозник) приходит на работу в поле. В ведомости на против его фамилии ставят галочку или палочку (значит, он был на работе, и заработал в поле один трудодень). А если он отработал день не в поле, а, скажем, в коровнике, ему могли за это поставить две палочки (то есть, два трудодня). По окончании года считали, сколько у кого набралось трудодней, и колхозник получал зерно на заработанные трудодни. А у кого набиралось мало трудодней, тех штрафовали (а в «период обострения классовой борьбы перед окончательной победой социализма в масштабах всей страны», в голодные годы и годы войны судили за низкую наработку по трудодням как «саботажников» и «вредителей». Необходимо было работать в поле день и ночь, чтобы получать в день не один, а два трудодня. Но колхозник получал трудодень фактически за явку на работу, вне зависимости от того. хорошо ли он работал в этот день. В результате этой уравниловки люди перестали видеть смысл в том, чтобы работать хорошо.

А вот номенклатурные работники жили и обеспечивались, как «при (воображаемом «совками») коммунизме» (причем со времен «доброго дедушки Ленина», который ввел хлебную карточку, как средство подавления сопротивления народа, и многоступенчатую систему «спецпайков», доведенную до совершенство при «добром дедушке Сталине» и его преемниках). Кроме того, что каждый из «ответственных работников» к месячной зарплате получал в конверте определённую сумму денег, не подлежащих налогообложению, за всеми партийно-номенклатурными заведениями были закреплены магазины-спецраспределители (недоступные для простых смертных, в большинстве своем даже не подозревавших о существовании таких «островков изобилия» — ненавязчивых намеков на обещанное всем подсоветским гражданам «светлое коммунистическое будущее»), в которых можно было приобрести по бросовым ценам не только необходимые продукты питания, но и дефицитные товары. Такие номенклатурные распределители существовали для снабжения «своих» буквально всем, включая даже хорошие книги…

Обо всем перечисленном выше аз многогрешный в детстве, естественно, не догадывался. Описываю я не то, что происходило в стране вообще, а то, чему сам был свидетелем…

Что-то «Турольдус утомился». Остановимся пока на этом. Будут время, силы и желание, как-нибудь на досуге еще что-нибудь вспомню и запишу, а пока…

Здесь конец и Господу нашему слава! 

• Share it
• Email