Виктор Шмелёв. Старотомниково, Моршанский р-н, Тамбовская область.
1950-ые годы.
— Фьи! – неожиданно раздалось из зарослей, стоило переступить сухие листья раскидистого типчака, торчавшие из сугроба.
Испугавшись незваного гостя, мне навстречу вылетел крохотный зяблик. Оранжевый комок пулей пронёсся мимо и поспешил скрыться от нарушителя спокойствия в дальнем лесу.
— Фьи-фьи-тья-чувррриу… — прощальное пение прозвучало где-то вдалеке, отвлекая мои думы.
«И как только его угораздило не улететь на юг и отсидеть тут всю зиму!» — подметил я с удивлением, вновь едва не оступившись.
Но замешкался я только на миг. Каждая минута была на счету!
Шагая по невысоким земляным кочкам, коих здесь хватало с лихвой, я прошёл на север ещё метров двести, прежде чем решился на очередную внеплановую остановку. Прохладный ветер стихал. Облака, гонимые им с юга, проскользили над бескрайним болотом – и собрались у горизонта где-то над старым руслом реки Цны. Туда-то мне и нужно!
Интересно, но вопреки студёной погоде, земля под ногами по-прежнему громко хлюпала. Наверняка сказывались обильные дожди, ещё осенью выпавшие над всей Тамбовской областью. Осенью Цырыкль так вообще разлилась не на шутку, отчего даже самые увесистые трактора не решались проехать по привычному маршруту! Что уж тогда говорить о болоте!
Лес Сюрьки словно выныривал из-под снежных барханов. Липа сердцевидная, ясень обыкновенный, клен остролистый, калина, лещина, шиповник… Большей частью лиственный, лес надёжной стеной прикрывал наше село с севера, что не раз спасало от холодных арктических ветров. Спасало по осени, ведь сейчас эти ветра могли в любой момент ударить в полную силу! Но ветер молчал – а я шагал дальше.
Ещё одна птица пролетела мимо, не удостоив меня даже намёком на пение. Наверняка сизоворонка – у нас их немало летало в прошлом году. Впрочем, кто его знает… Не отставая от намеченного графика, я преодолел ещё несколько высоких холмов и вышел к западной оконечности лесного массива. Здесь, недалеко от Святого озера, наконец-то показался надёжный ориентир: покосившийся от времени дом лесника. Ну, теперь точно – пути назад нет.
И всё-таки… какой невероятный простор! А ведь, казалось бы, обыкновенное Носиновское болото – только ходи и плутай, пока где-нибудь не утонешь… К счастью, ориентироваться в здешних краях меня научил отец. Едва окончив первые классы, я каждый сезон косил тут траву – вместе с отцом и дедом. Большая низина, поросшая осокой, «лещугом» и другими травами, не славилась чем-то особенным и мало кого привлекала. И всё же одним важным свойством она отличалась: прекраснее места для охоты на птиц во всей округе не сыщешь!
Это и стало причиной для моей сегодняшней вылазки…
Топкая почва привычным хлюпаньем отозвалась снизу, когда я повернул на запад, чтобы обойти Сюрьки и выйти к безлюдным пойменным землям. Опустелый, но не безжизненный, пейзаж встретил меня редкими обледенелыми озерцами да зарослями молодых камышей. Вдруг гулкое завывание ветра пронеслось с юга… Словно повинуясь команде, от одного из водоёмов оторвалось несколько крупных птиц. Кажется, я на месте.
Когда-то давно здесь протекала Цна. Теперь, когда река сменила направление, старое русло превратилось в цепочку изолированных озёр и прудов – излюбленные угодья перелётных птиц. Но как к ним подступиться?
Одно средство я знал хорошо. Зная, что неподалёку растёт густой орешник, первым делом я двинулся прямо к нему. Небольшую рощицу даже рощицей нельзя было назвать – так, молодая поросль, которой и три десятка не насчитать. Срубив (а у меня было с собой всё необходимое) штук семь таких вот стволов, я счистил с них листву и ненужные ветки и перетащил поближе к крупному водоёму. Долгая работа, надо сказать! Впрочем, согнуть тонкий орешник в дугу – дело нетрудное. Сложнее было превратить этот незамысловатый каркас в надёжное укрытие от зорких глаз. В этом мне помогла дерюга, которую я накинул сверху. Эх, и провозился я с ней! День близился к полудню, когда я наконец-то справился с задачей и довершил последний штрих: набросал собранное по округе сено, прибитое водой к берегу. Теперь я мог надёжно затаиться в своём невысоком шалаше, в остальном полагаясь на удачу…
Надо сказать, она не всегда поворачивалась ко мне лицом… Носиновское болото располагалось не так далеко от нашего дома. Тем чаще мне удавалось наведываться сюда за трофеями. Пока ещё молодой охотник, я всё же знал своё дело неплохо. А сколько воспоминаний с этим болотом и близлежащим лесом уже было связано! Взять хотя бы ту охоту с подсадной уткой, когда мне пришлось остаться на ночь, почти без света, чтобы добыть нескольких крупных селезней. Милорд – наш пёс – часто помогал нам с отцом в этом нелёгком деле. А как иначе, если подчас подбитая птица пролетала порядка пяти километров, прежде чем сваливалась на землю? Собака – верный спутник, и четыре ноги всегда обгонят две самых быстрых…
— Хрр… — донеслось из-за спины, но шансов повернуться, не нарушив целостность шалаша, у меня не было.
Что это за звук? Смахивает на кабана… Нет, точно нет – в такие места они не заходят. Вот в лесу или на Кирпичном овраге – запросто! Там мы с отцом часто их брали: тогда-то он и научил меня издавать громкий звериный хрип, чтобы обмануть зверя и заманить его на себя. Что пару раз чуть не обернулось кошмаром – крупный кабан запросто может порвать тебя как Тузик грелку, если замешкаешься!
Хрип не повторился. «Померещилось», — сказал я себе, осторожно возвращая ружьё в горизонтальное положение. Несмотря на снега и льдины, только-только давшие первые трещины, холод не докучал. Напротив, на редкость безоблачная погода сменила собой утреннюю дымку, и пойму стало видно на много километров вперёд. Разве что Первая бугрина прикрывала вид на горизонт с юга. Но поросший осокой холм я в расчёт не брал – следить за озёрной гладью он не мешал.
Эх, а в деревне тем временем уже заканчивался обед… Наверняка мать приготовила отцу щи с кислой капустой, и теперь они уплетают их за обе щеки. Признаюсь, я не так уж и любил это блюдо, но и скобежливостью не отличался. Вот кто был скобежливым, так это городские – тем только и подавай мясо на каждый обед! Мы, деревенские, в этом деле неприхотливее…
Минуты проходили долго – и незаметно. За ними пошли часы, и время обеда постепенно перетекло в вечернюю, солнечную зарю. Да какой там! Светило запылало так, что я едва не ослеп – ведь мой шалаш открывался прямо на запад. Однако жалеть о неудачном расположении не было ни времени, ни желания – да и полагаться только на зрение охотнику не пристало.
Помню, как однажды охотился на тетеревов – всё в том же Носиновском болоте… Смотрю, слежу, всматриваюсь в небо, несмотря на яркое солнце… И тут вижу – они! Идут, да ещё так высоко… Ну я не стал мешкать: зарядил картечи штук пять или шесть и приготовился. Интересный, смотрю, номер: один впереди летит, два косяком позади. И всё – только трое. Ну всё, думаю – пора! Поднял ружьё, прицелился вверх и…
БА-БАХ!!!
Смотрю, один отделился, ниже, ниже летит, потянул и… И чёртово солнце снова вмешалось! В тот раз я его так и не нашёл… Да я даже не пошёл за ним – думаю, он упал километра за три-четыре, а посылать Милорда вслепую я не решился…
И вот я снова на охоте! Сижу и сижу, словно волк в ожидании своей добычи… А добычи всё нет и нет – лишь только отдалённое пение птиц да всё тот же пресловутый ветер. И как же не хочется возвращаться домой ни с чем! Даже малым мальчишкой, я и то не любил подводить родителей! И когда такой же ранней весной мы с ребятами ходили за сорочьими, вороньими или ястребиными яйцами, я всегда первым лез на высокую сосну или дуб, чтобы не оставаться с пустыми руками. А ведь добраться до гнезда – та ещё проблема!
«И неужели сегодня я так и останусь не у дел…» — задумался я, как вдруг… тишину над Первой бугриной нарушил гусиный гогот.
Крепко держа ружьё и готовясь в любой момент действовать, я тут же устремил взор в небо и увидел… так и есть! Два серых гуся! И летят прямо на меня!
Пора действовать!
Не мешкая, я сразу же взял мелкой дроби, а потом той, что покрупнее – и засыпал ею второй и третий ряд, не забывая и про пыжи. Секунда, ещё одна – гуси совсем близко. Вот-вот уйдут!
Тогда-то я и показал себя! Рывком сбросил с себя шалаш, вылез из укрытия и дважды выстрелил в сторону ничего не подозревающих птиц.
Бах!
Бах!!!
Словно гром, выстрелы сорвали с поймы вечернюю тишину и разорвали её в клочья. Ещё миг, и мне вновь удалось разглядеть пролетавших гусей. И… всё получилось: подбитый, один из них развернулся и, бросив второго, полетел вниз. Всё ниже, ниже и ниже – пока, наконец, не угодил прямо в ледяную воду. Но радость оказалась преждевременной, ведь теперь меня и сбитую птицу разделяло целых пятьдесят метров холодной водной глади…
Я выругался. Стряхнул со спины остатки сена и принял единственно верное решение: идти до конца. Тотчас на землю полетели все вещи: сапоги, куртка, рубашка, штаны… и даже трусы! Понимая, что иначе я попросту замёрзну, я остался в чём мать родила и голым, без тени сомнения, прыгнул в обжигающий холод водоёма. Дыхание перехватило – но что такое пятьдесят метров для того, кто почти каждый день, на спине, плыл в школу через реку Цну, держа обувь, одежду и школьный портфель над собой, чтобы те не промокли?
Впрочем, то было тёплое время. А сейчас… Последние метры дались с трудом. Эх, сейчас бы сюда Милорда!.. И всё-таки такой собачий холод способен выдержать только человек. И вот я у цели – и держу заветную дичь, отталкиваясь от льдины.
Скорее назад!
Не помню, как я доплыл до берега. Да я даже не заметил, как снова оделся – всё случилось на автомате. И вот, минут пять пропрыгав на морозе, я наконец-то отогрелся после непредвиденного заплыва. Взглянул на гуся, на ружьё и остатки шалаша и понял, что… снова пропал.
Охотничий азарт разгорелся не на шутку. Что такое одна птица за целый день? Ерунда! Вот если бы я принёс три. Или хотя бы две…
Сказано – сделано. Быстренько собрав стволы и дерюгу, я восстановил шалаш, приготовил ружьё и снова засел в ожидании добычи. Конечно, уже темнело, и шансы попасть в цель медленно, но верно приближались к нулю. Однако отец всегда подавал мне пример своей настойчивостью – и заразил меня ею, видимо, тоже он. Согреваясь под настилом и продолжая неистово всматриваться в темнеющую даль, я ненароком вспомнил наши с ним осенние и зимние походы за утками. Владимир Афанасьевич считался заядлым охотником даже по меркам нашей деревни. Втроём – с отцом и Милордом – мы часто затаивались в зарослях рогоза, поджидая крякв и ярких селезней. И пусть по сравнению с отцом я их почти не добывал, в зимний период, вместе с его племянником Александром Ивановичем и другими охотниками мне частенько перепадала хорошая доля зайцев-русаков. И это я не говорю о лисах и волках…
К чему это я? К тому, что вот она – настоящая жизнь. На природе, вдали от шума и пыли, где всё определяешь только ты сам. Но буду ли я вспоминать эти дни в глубокой старости как одни из самых счастливых в своей жизни?
Наверняка.
— Та-та-та-та… — пролилось надо мной, едва я отошёл от воспоминаний.
Вот она – удача! В виде нескольких ищущих ночлега уток – и снова над «полюбившимся» мне водоёмом! В этот раз отточенные действия помогли мне добиться желаемого ещё быстрее. Увидев, как от стаи отделяется крупный селезень, я снова зарядил ружьё. Разрушил своё укрытие. И одним громким «бахом» сбил ничего не подозревающую добычу. Накренившись, птица вошла в пике, полетела, полетела… и – о, чудо! – пронеслась мимо воды! Падение в каких-то двадцати метрах от шалаша ещё раз подытожило удачный день: прошагав по некрупным земляным кочкам, я перешагнул обширный подтопленный участок берега, едва не соскочил в воду у подножия холма и наконец поднялся наверх, где и обнаружил сбитого селезня.
Крупный же мне попался экземпляр, ничего не скажешь!
Взяв его с собой, я ненароком огляделся. За последний час тень от Первой бугрины удлинилась раза в три или четыре – закат вот-вот должен был закончиться. Что же делать? Часа полтора в запасе у меня ещё были, да и не в первой возвращаться по темноте…
— А, была – не была! – произнёс я, возвращаясь к шалашу, с которым уже успел сродниться.
Да. Такой вот я человек – очень уж хотелось впечатлить родителей хорошей добычей. Да и куда торопиться – всё равно на ужин уже не успеть…
В третий раз водрузив на себя громоздкое укрытие, не чувствуя усталости, я засел с чувством сильнейшего предвкушении. А что если в следующий раз мне удастся сбить сразу двух птиц? У отца такое бывало – может, и мне повезёт?
Солнце тем временем совсем исчезло из виду. Огненный шар перекатился за горизонт, оставив озёрную гладь и одичалые холмы в одиночестве темнеть перед тёмной ночной сменой. Где-то там, за ними, протекала широкая и прекрасная Цна. За ней, на другом берегу, стояло несколько деревень, куда более крупных, чем наша. Носины, Новотомниково, Княжево – с ними нас соединяли несколько понтонных мостов да возможность самостоятельно переплыть реку. И всё же я иногда я им завидовал: как-никак, они были первыми, получившими электричество в своё распоряжение…
Но даже если учесть, что я теперь учился там, за рекой, и жил…
Стойте… Что-то не так…
— Что такое?! – спросил я у мёртвой тишины, почувствовав всем телом нарастающий, сковывающий каждую жилу холод.
Да здесь же вода! И не просто вода – целый потоп! Похоже, увлёкшись охотой, я потерял голову и забылся вконец. А как иначе объяснишь пробравшееся в мой шалаш ледяное озеро, которое я заметил не сразу? Только тогда, когда у меня в нём оказалось всё пузо…
Кажется, прав был отец: ничто не бывает вечным, а удача тем более.
Охота окончена. Не скрою, я не был этому рад, но и плавать тут вместе с лягушками и своей добычей не собирался. В последний раз скинув с себя шалаш и уже не заботясь о его сохранности, я вылез из водного капкана. Собрал дерюгу, вдогонку гусю закинул в корзину и утку – и поспешил домой! Наверное, только сейчас я понял, что всё-таки задержался: продрогший, грязный, промокший почти насквозь, я представлял собой жалкое зрелище. Одно хорошо: уже стемнело, и никто в деревне не заметил бы заблудшего охотника, идущего с трофеями к родной берлоге.
Вечер клонился к ночи. Темнота, в которую погружался наш край, наполняла его пронизывающей до костей стужей. До настоящей весны было ещё далеко… и всё же она уже подступала. Перелётные птицы мало-помалу возвращались из дальних стран, лежавших к югу. Ледяной щит, сковавший Святое озеро, треснул следом за белым покрывалом широкой Цны. Закаты приходили позднее… Природа просыпалась, и сегодня, испытав за один вечер тоску, ностальгию, прилив адреналина, радости и досады, я как никогда ощущал себя её частью.
Носиновское болото осталось далеко за спиной – вместе с лесом и Первой бугриной. Огни Воронцовки замаячили в окнах домов, деревянный сруб которых казался сейчас ещё одним тёмным и неприступным лесом. Нахаловка, Старотомниково, Крюковка – деревенские наверняка уже попрятались в своих домах, давно угнав с пастбищ скотину. Найти в такой темноте, при отсутствии фонарей, свой дом – та ещё задачка!
Рядом замычала корова. Затем ещё раз, метрах в двадцати. Ещё в ста шагах к югу заклокотали куры… Значит, всё правильно.
Я вышел на центральную улицу и свернул налево. Миновал несколько брошенных домов, большой соседский амбар и сваленные в кучу дрова, коих после зимы осталось совсем мало… Сухой шиповник, тропинка, забор… и, наконец, оно – заветное оконце.
Я дома!
— Виктор! Где ж ты измазался так?! – тотчас воскликнула мать, не дожидаясь приветствий. – Да ещё и вымок до нитки!..
Не найдя лучшего способа её успокоить, я передал ей в руки корзину с добычей. Она бы рассказала обо всём куда лучше.
— У, молодец! – отец, появившийся в сенях, первым нарушил молчание. – Гуся и селезня за раз! Молодец, добыл нам дичи!
Ну, думаю, теперь мать точно не будет меня ругать, раз уж отец так хвалит. Так и случилось: и, как и следовало догадаться, за сытным ужином дело не сталось. Мама постаралась на славу, отец то и дело нахваливал, хотя и старался быть объективным, а я… уже грезил о новом походе на Носины.
Охота, природа и безграничный простор. Нигде и никогда я так не ощущал волю к жизни, как там – где лесные массивы отвоёвывали себе место на топких берегах Цны, а каменистые склоны оврагов привлекали к себе группы диких, задиристых кабанов. Там, где в глубинах березняка прятались десятки грибов «обойдёнышей», а «дикий» лук только и ждал, чтобы мы с ребятами отыскали его на раскидистом, зелёном лугу…
И пусть впереди нас ждало ещё много походов… Пускай однажды молодой охотник станет опытным советским офицером, увидит большой мир и займётся охотой на зайцев в самой ГДР…
…всё это будет потом.
Но сегодняшний весенний день – такой суетливый, холодный и бесконечно простой – останется в моей памяти на всю жизнь.
Егор Козлов – Тула
26-27 мая 2021