Ушедшая эпоха порождает ностальгию у людей зрелого возраста и невероятный интерес у молодежи («Как реально жили наши предки?»). Именно поэтому был так популярен в свое время Гиляровский. «Литературный коллайдер» рад, что у нас есть свой «дядя Гиляй», тот, кто с удовольствием возвращается к мемуарам, описывающим время своего детства. И сегодня мы предлагаем вниманию читателей его новую повесть.
С юных лет в мире наших фантазий
Мы, назло серым будням, живем,
Обретя сотни дружеских связей,
И любовь, и Отечество в нем.
Отнимать, даровать — в воле Божьей,
Можем все в краткий миг потерять,
Но, пока еще дышим, мы все же
Будем в рыцарей, братья, играть!
В первом классе средней общеобразовательной школы №57 города Москвы Ваш покорный слуга был принят в нелегальную организацию под названием «ТСБ» («Тайное Сообщество Бандитов»). Чем это «объединение неформалов» (выражаясь языком гораздо более поздней, «перестроечной», эпохи) занималась, хоть убейте, не помню (скорее всего, ничем); возможно, ее создание было вызвано подражанием фигурировавшей в кинофильме «Друг мой Колька» (при просмотре которого автору этих строк довелось впервые в своей жизни услышать песню Булата Шалвовича Окуджавы вообще, и его песню о веселом барабанщике — в частности) подпольной организации «ТОТр» («Тайное Общество Троечников») — хотя я даже в первом классе, помнится, учился хорошо, почти без троек. Помню только, как меня, в числе одноклассников, вызывали «на ковер» к директору (или к завучу) и задавали какие-то вопросы (но ничего вразумительного я, кажется, не ответил, ибо ничего не знал). Таков был первый в моей жизни опыт общения с тайными обществами.
Во втором классе автор этих строк перешел в школу №13 («спецшколу», или «школу с углубленным преподаванием ряда предметов на немецком языке»), расположенную за кулинарией ресторана «Пекин», ныне — увы! — закрытой и стоящей с заколоченными и замазанными окнами; а на месте разрушенной школы возвышается какой-то громадный бетонный многоэтажный долгострой, поглотивший, вместе со школой, и прилегающий к ней дворик с домами, в которых жили в свое время многие из наших одноклассников. В первые же дни школьного года в нашем классе (втором «Б») группа учеников — Володя Смелов (по прозвищу «Вова-Корова» или «Вовамал» — последнее прозвище произошло от популярной «хулиганской» песенки «Вова мил, Вова мал — он сберкассу обокрал; Вова мал, Вова мил — он директора убил» и т.д.), Саша Шавердян (по прозвищу «Остап», «Шавердь» — так звал его наш ставший впоследствии легендарной личностью, в масштабах школы, приятель Петя Розенфельд, бывший старше нас классом на год — или просто «Ша»), Коля Болховитин (по прозвищу «Болха» или «Колямал», тоже пользовавшийся впоследствии широкой известностью в узких кругах) и Саша Штернберг (по прозвищу «Шпреевальд», «Шпривальд» или просто «Шпри»), а также Ира Кейко (считавшаяся нашей «классной королевой») учредили «Организацию мушкетеров». «Вова-Корова» Смелов был д’ Артаньяном, «Остап» Шавердян — Атосом, «Колямал»-«Болха» Болховитин — Арамисом, «Шпривальд» Штернберг — Портосом, Ира Кейко — королевой Анной Австрийской, Алла Тиль — госпожой Констанцией Бонасье и т.д. Дело было в 1963 году. Именно зимой того кажущегося нам ныне столь далеким года на советском киноэкране появились первая, а затем и вторая серия французского цветного фильма «Три мушкетера» по роману Александра Дюма-отца (который к тому времени почти все наши одноклассники уже прочитали). Помню, что первую серию «Трех мушкетеров» мне довелось посмотреть в зимние каникулы с папой в кинотеатре «Художественный» близ еще существовавшей тогда Арбатской площади, возле самой первой станции московского метрополитена. «Художественный», построенный еще до Октябрьского переворота, был расположен ближе всего к нашему дому на Знаменке — тогдашней улице Фрунзе — и потому мы чаще всего ходили смотреть кино именно туда. В то время так называемое «новое» здание станции метро «Арбатская» — серое, с фасадом, украшенном барельефами в стиле «сталинский ампир» («стиль вампир» — фигурами счастливых граждан и гражданок Страны Советов, фестонами, гирляндами, рогами изобилия и прочим в том же духе) еще не было поглощено построенным при Брежневе «новым» зданием Минобороны, ради строительства которого был снесен и украшавший Арбатскую площадь старинный фонтан. Этот фонтан представлял собой достаточно сложную и причудливую конструкцию — огромную рельефную раковинообразную чашу, которую держали на поднятых руках чугунные «писающие мальчики», стоявшие на плите, покоившейся на четырех чугунных же лежащих, подогнув под себя ноги, быках. Вся эта конструкция располагалась посреди обширного водоема с парапетом из темно-красного гранита, причем из воды высовывались чугунные же дельфины, извергавшие из пастей струи воды. Возможно, все скульптуры бели не чугунными, а бронзовыми, точно не помню. Впрочем, довольно об этом… На втором месте по числу посещений, после к/т «Художественный», был расположенный чуть дальше от нашего дома, на Арбате, «Кинотеатр Юного Зрителя», на третьем — расположенный тоже на Арбате, но ближе в мидовской высотке, рядом с военной прокуратурой, кинотеатр «Наука и знание» — от того и другого, как и от находившейся между ними шашлычной «Орион»/»Рион»/»Риони», ныне — увы! — остались лишь воспоминания). А вторую серию — только на следующий год, ближе к лету, вместе с мамой и бабушкой, в кинотеатре «Колизей» на Чистых прудах (теперь в этом здании размещается не кино, а театр «Современник», переехавший туда с площади Маяковского, которой ныне возвратили ее изначальное название Триумфальной площади — хотя стоявшие там до их сноса большевиками Триумфальные ворота в честь победы армии Царя Петра Великого над шведом под Полтавой так и не восстановили!; на месте же старого здания театра «Современник», мимо которого мы проходили по дороге в школу — увы! — также давно снесенную, уже много десятилетий расположена автостоянка). Так что «мушкетерско-кардинальская» тема была актуальной и модной (как впоследствии — тема «фантомасовская»). Поддерживали наш интерес к «рыцарям плаща и шпаги» и не сходившие тогда с киноэкрана (благо совсем рядом с нашей школой располагался кинотеатр «Москва», ставший впоследствии «Домом Ханжонкова», а теперь — вообще непонятно чем) французские приключенческие фильмы с Жаном Маре в главной роли — «Железная маска», «Граф Монте-Кристо», «Капитан», а также «Скарамуш» (последний, наряду с французским, шел и в другом, американском, варианте, более далеком от оригинального сюжета Рафаэля Сабатини, но тоже очень зрелищном). Не уступали этим «экшен-фильмам» (выражаясь современным русским «новоязом») в популярности, разве что, «Дон Сезар де Базан» и двухсерийные польские «Крестоносцы». А вот снятый гораздо раньше знаменитый боевик «Фанфан-Тюльпан» с Жераром Филипом в главной роли нам, грешным, довелось посмотреть (да и то — не в цветном, а в черно-белом варианте) только в седьмом классе (в кинотеатре «Форум», неподалеку от 50-й «архитектурной» школы и от тогдашней Колхозной — ныне снова, как при Царе-батюшке, Сухаревской — хотя стоявшую на ней до сноса большевиками Сухаревскую башню так и не восстановили! — площади, где в те далекие годы проживал, в весьма редком для Москвы доме «одесского» или, возможно, «тбилисского» типа — с галереей — вместе с мамой Юлией Эммануиловной, бабушкой Полиной Григорьевной и дедушкой Эммануилом Ильичом, наш одноклассник Викторушка Милитарев, почти одновременно со снятым гораздо позже боевиком «Черный Тюльпан» (в котором блистал молодой Ален Делон) и тремя фильмами про неукротимую маркизу Анжелику; фильмы про Зорро стали выходить на советские экраны годков этак через десять (хотя о самом Зорро мне рассказывал папин аспирант и друг дядя Слава Белоконь, по прозвищу «Билл» — большой модник и первый в моей жизни обладатель заграничной зажигалки в виде пистолета! — смотревший, вероятно, на каком-нибудь «закрытом» кинопоказе «для избранных» — у него был папа-генерал — фильм про Зорро с Дугласом Фербенксом в главной роли)…
Мушкетеры стали активно вовлекать в свою организацию и других наших одноклассников. Вашему покорному слуге, к примеру, досталась роль капитана мушкетеров де Тревиля, Саше Вахмистрову («Вахме», «Пану» или «Брахмапутре») — роль короля Людовика XIII, Саше Глебову (по прозвищу «Заноза», которым он был обязан своему скверному характеру — ему нравилось дразнить одноклассников и раздражать их, доводя буквально до белого каления и провоцируя на драку) — роль злобного (по фильму) графа де Рошфора, Виктору Милитареву (надо сказать, что у этого моего одноклассника и друга была целая масса прозвищ — «Мили», «Милли», «Милишвили», «Милитарша», «Милитопик», «Карлсон»,»Эмбрион», «Инжир», «Крепыш», «Борзая Свинья», «Солнечный Кабанчик» и даже почему-то «Рыжий Гитлер В Белых Кедах», хотя рыжим у нас в классе был Саша Штернберг, а Викторушка Милитарев, не носивший еще ни крестов, ни икон, ни красных знамен, ни бантов цвета пламени и дыма, был всегда брюнетом, пока со временем не облысел) — роль кардинала Ришелье, и т.д. Кто не поспел вовремя к «раздаче высоких чинов и титулов», тем пришлось довольствоваться ролями более скромных персонажей. Так, например, мой закадычный друг Андрей Баталов вынужден был удовольствоваться скромной ролью Планше, слуги и, выражаясь по-русски, денщика шевалье д’ Артаньяна. Поначалу играть в мушкетеров было очень интересно. Мы собирались после уроков на школьном дворе или в киноаудитории (громко именовавшейся у нас в школе «кинозалом» и помещавшейся на первом этаже в конце коридора), совещались, разрабатывали гербы, печати и эмблемы и фехтовали на шпагах — частью самодельных, из толстой проволоки или многожильных кабелей,, частью — покупных, из магазина (хотя проносить в школу это холодное клинковое оружие было ой как непросто!). Помню, мы даже решили отдать часть шпаг на хранение тем, кто жил во дворе рядом с нашей школой (например, Олегу Гузееву, по прозвищу «Гузя» — предводителю так называемых «кардинальцев»). «Гузя» был одним из первых в нашем классе поклонников не только Высоцкого, но и «ВИА (вокально-инструментального ансамбля» «Битлс» (как «Битлы» именовались на паре-тройке маленьких граммофонных пластинок, выпущенных мизерными, по тем временам тиражами, фирмой «Мелодия» за все время ее существования. В основном записи «битлов» (как, впрочем, и Высоцкого, и Окуджавы, и Кима, и Визбора, и Галича, и Никитиных, и прочих тогдашних бардов) распространялись в народе вообще, и в среде школьной молодежи — в частности — в виде огромных магнитофонных «бобин» (именовавшихся «кассетами», пока не появились настоящие портативные кассетные магнитофоны, остававшиеся достаточно дефицитными до самой горбачевской «перестройки»). Качество записей было, скажем так, разное (поскольку в основном-то их переписывали не с настоящих «фирменных» дисков — как назывались тогда виниловые пластинки — а с таких же записей, или «записей с записей». или «записей с записей с записей»). Достаточно широко были распространены также кустарные переводы английских текстов песен «Битлс» на русский язык, сделанные их энтузиастами (в основном безымянными). К числу таких энтузиастов-«битломанов» советского розлива принадлежал и «Гузя», как и многие из нас, бренчавший на гитаре «в три аккорда» и распевавший, например, «Кан’т бай ми лав» («Бата», кстати говоря, безбожно коверкая слова, пел «Кант бэби лав ю!») в собственном (по его словам) переводе, звучавшем, в его исполнении, примерно так:
Четыре парня на эстраде
В битловских пиджаках.
Четыре парня шейк ломают
С гитарами в руках.
Ох, как любят, ох, как знают
В Англии «Битлов»! Любите на-ас,
Новый «Битл»-джаз!..,
или «Гёрл»:
Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то,
Правда, это было так давно.
Помню, брел я по аллеям опустевшим сада,
Чтоб шепнуть в открытое окно:
«О, гё-ё-ёрл…»,
и далее в том же духе.
(продолжение следует)