От издательства «Кислород»
Дмитрий Александрович Факовский — молодой киевский прозаик и публицист, известный своими книгами «На струе» и «Последний экспресс» (в соавторстве с культовым переводчиком Алексом Керви).
«Необычайные истории из жизни людей и бесов» — новый литературный эксперимент писателя, результат десятилетней работы.
Живя в Киеве, наш автор продолжает отстаивать традиции русской литературы.
Этот сборник — калейдоскоп забавных («Вздор», «Чучело») и трагических («Реванш», «Метель») историй; грустные («Дремлют плакучие ивы») и героические («Ночные огни») жизни людей; наконец, сама революция («Бунт», «Декабристы»»), чьё зарево уже озарило нашу жизнь…
Представляем вашему вниманию рассказ «Вздор», а также просим поддержать книгу оценками и комментариями.
Пока сборник доступен в электронном формате. Выход бумажной версии ожидается в ближайшем будущем. Пока же полностью книгу можно скачать на ЛитРес.
Итак, начинаем рассказ.
Пётр Петрович Кабанчиков уходил с работы в прескверном настроении. Был конец месяца, настала пятница. В редакции еженедельной газеты «Дела Санкт-Петербурга», где он прописался последние пару лет, должны были выдавать зарплату.
Плохие предчувствия подкрались ещё в обед. Главный редактор до сих пор не явился.
Пётр Петрович задумчиво курил у раскрытого окна. По Мойке весело пронёсся очередной катерок с китайскими туристами. «Тьфу на вас, бесы!» — Кабанчиков действительно от души плюнул, но не достал.
За окном пело лето. Было непривычно тепло — аж плюс пятнадцать. Пётр Петрович с грохотом захлопнул деревянную раму и вернулся за рабочий стол. Делать было категорически нечего.
Работы у него, в принципе, было немного, да и платили за неё сущие гроши — тридцать пять тысяч в месяц, поэтому Кабанчиков не старался переусердствовать. За ним закрепили одну полосу «происшествий», которую он добросовестно заполнял каждую неделю.
Их начальник, Иван Иванович Мохов, был человеком пожилым и старорежимным. Главред требовал, чтобы все корреспонденты являлись в редакцию не позже десяти утра.
Часть коллег, отсидев обязательную планёрку и для приличия пробыв в редакции ещё с часок, сваливали по своим делам под благоприятным предлогом «поработать в поле».
Большинство же, и Пётр Петрович относился к их числу, предпочитали благопристойно высиживать до отъезда Ивана Ивановича, который, как правило, исчезал после обеда. После этого, стыдливо пряча глаза от коллег, журналисты начинали потихоньку разбредаться.
Информацию Кабанчиков брал из Интернета. Материала в сети было предостаточно, поэтому он лишь посмеивался над теми, кто пытался найти что-то самостоятельно.
«Не за эти деньги», — думал Пётр Петрович. Чтобы забить полосу, у него уходило максимум три-четыре часа в неделю. В левой колонке он помещал небольшой дайджест из четырёх-пяти новостей, а также давал три-четыре материала с намёком на лёгкую аналитику — один «главным», остальные — в «подвал».
На днях, например, из Фонтанки выловили труп негра. Кабанчиков никуда не ходил: все новости и свежие фотографии появлялись в Интернете в режиме онлайн. Очевидцы сразу сообщили, что это не самоубийство: в мутные воды негр упал случайно. Оказалось, он не умел плавать. Вечером в социальных сетях пустили слух, что негру отрезали уши. Слух не подтвердился.
Писать слово «негр» в газете было нельзя, поэтому Пётр Петрович назвал его «афроамериканцем». Полиция выловила труп ближе к ночи, а опознали его только утром, когда полоса Кабанчикова уже проходила чистовую читку у корректоров. Выяснилось, что погибший — суданский студент. «Какой же он афроамериканец?» — расстроился Пётр Петрович, исправляя печальную оплошность в своём материале в последние минуты перед отправкой номера в печать.
В обеденный перерыв, который растягивался у него на два часа, Кабанчиков любил свернуть на Невский проспект, где прогуливался с важным видом, презрительно глядя на мельтешащих туристов-иностранцев и работяг из дружественных азиатских республик.
Сегодня он отправился в небольшой японский ресторанчик, располагавшийся в подвале одной из здешних подворотен. Тут трудились узбеки: девушек и парней переодевали в самураев и гейш и пытались научить говорить по-русски. Но готовили они ладно.
Спустившись по лестничке, Пётр Петрович уселся за свой любимый столик в углу, откуда отлично просматривался вход, и принялся за ним присматривать — не завалится ли кто из их редакции. Всё было спокойно.
На обед он заказал суп из осьминога, котлету из акулы на рисовой подушке и рюмку саке. За всё это Кабанчиков заплатил четыреста рублей. «Хорошо», — подумал он, выпивая.
Пить Пётр Петрович не боялся. Пили в редакции все. Даже Иван Иванович нередко являлся на работу с характерным запашком уже с самого утра. Кабанчикова потянуло заказать ещё рюмку, но он удержался.
Вернувшись в редакцию, он продолжил тоскливо ждать. Мохов не приходил.
Время тянулось уныло. Игривая погода снова переменилась. Пикантно пошёл холодный дождик.
Пётр Петрович выглянул в окно: по Мойке продолжали сновать разномастные лодки, внизу бегали людишки. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Кабанчиков высыпал на пешеходов целую банку окурков, после чего бесшумно закрыл окно.
Иван Иванович объявился ближе к вечеру. Он был пьян и невесел.
— Деньги на следующей неделе дадут, — сказал он.
— Как же так! — загалдели все.
Молчал только Пётр Петрович, понимая, что шуметь не имеет смысла.
— Старый мудак! — ворчал Кабанчиков, выходя из редакции.
— Это вы, позвольте, о ком изволили выражаться? — поинтересовался пытавшийся проскочить впереди него редактор спорта Эдуард Юрьевич Бобров.
— Об Обаме, — зло прошипел Пётр Петрович, глядя, как их спортивный обозреватель проворно исчезает за дверью.
Кабанчиков решительно пошагал к своему японскому подвалу. С неба капало. Людей на Невском поредело.
Пробежавшись по меню, Пётр Петрович вдруг понял, что его уже воротит от осьминогов и акул, не говоря уже о рисе. Не закусывая, он выпил сто грамм саке, расплатился и вышел.
На всё про всё у него оставалось что-то около полутыщи рублей. «Не шибко разгуляешься», — грустно думал Кабанчиков.
Дождь притих. Людей снова стало аномально много — белых, чёрных, красных.
У него закружилась голова. Кабанчиков бросился прочь, свернув на Казанскую. Отдышавшись, чувствуя, что начинает понемногу хмелеть, Пётр Петрович решил прогуляться до Воронихинского сквера.
У входа его встретил дворник.
— Иди отсюдова! Не видишь, штоли, закрыто! — прикрикнул он на Кабанчикова и даже замахнулся метлой.
— Но-о, батя! Не дерзи! — огрызнулся Пётр Петрович.
— Ходют тут всякие! — дворник засопел и примирительно закурил папиросу.
Прикурил и Кабанчиков.
— Мне бы к фонтану, освежиться, — попросил он.
— Нельзя. Ремонт. Роють! — многозначительно ответил страж сквера.
Пётр Петрович глянул за ограду: таджики вяло перетаскивали с места на место какую-то старую трубу.
Не испив воды и не поглядев на фонтан, Кабанчиков совсем огорчился и решил бахнуть водки. «Нужно найти какую-то рюмочную», — подумал он, мечтая о котлетах с пюре.
Казанский собор взирал на него неприветливо. Размышляя, где бы найти более-менее приличное место, чтобы уложиться в оставшийся бюджет, Пётр Петрович свернул в переулок, решив выйти к каналу Грибоедова.
Народу было немного. Стадный инстинкт тянул всех на набережную, куда в надежде найти водку и закуску брёл и Кабанчиков.
Уже подходя к каналу, Пётр Петрович столкнулся с каким-то мужиком: он был чуть старше его, длинный и жилистый.
«Пролетарий», — презрительно подумал Кабанчиков.
Вместо того чтобы извиниться, незнакомец выругался и, перед тем как уйти, с вызовом глянул на Петра Петровича.
— Понаехали, колхозники! — крикнул ему Кабанчиков.
— Я из местных! — разозлился мужик.
— Рабочее быдло! — продолжал дерзить Пётр Петрович.
— Интеллигент вшивый! — прошипел его оппонент, но сдал назад, всем своим видом показывая, что не хочет неприятностей и собирается уйти.
Кабанчиков понял, что лучшего момента не найти. Он врезал наглецу в нос. Тот, не ожидая атаки, попятился, но получил ещё серию ударов — в грудь, в живот, в челюсть, — после чего рухнул.
— Будешь знать! — грозно сказал Пётр Петрович.
Незнакомец поднялся на четвереньки и что-то промычал.
— Деньги есть? — осведомился Кабанчиков.
Тот замотал головой, выплёвывая окровавленный зуб.
Пётр Петрович несколько раз, но уже не очень сильно, пнул его ногой. Мужик скрючился и захныкал.
Кабанчиков деловито обыскал свою жертву, нашёл бумажник, быстро извлёк несколько купюр по сто и пятьсот рублей, рассудил, что этого хватит на хорошую поляну, тихонько хрюкнул и, не попрощавшись, поспешил к набережной.
К вечеру совсем распогодилось. Всё вокруг заливал солнечный свет. Возле канала, расслабленно пялясь на водную гладь, смеялись и танцевали разноцветные люди.
Пётр Петрович с удовольствием бросился в эту бурлящую человеческую массу. Расталкивая прохожих кулаками и локтями, он начал пробиваться к запримеченному ресторану.