Пасхальные дни продолжаются. Именно этому Светлому празднику и посвящает цикл своих стихов наш замечательный русский поэт.
Накануне Пасхи
Снег ещё до конца не растаял
И лежит ещё коркою тонкой,
Но уже рыбаки наши стали
Конопатить свои плоскодонки.
Речка лёд разломала на стрежне –
Изогнулась, расправила тело,
И, вскормлённая влагою вешней,
В раскалённых лучах заблестела.
Им рыбак, забывая усталость,
Подставляет небритую щёку, –
Нынче щука в реке заметалась,
А за ней ожидается окунь.
Гладит солнце лучистой ладонью
Всё, на что оно только не взглянет.
И становится небо бездонней,
Чем глубины в любом океане.
Наливаются сонные земли
Благодатной энергией жизни.
Вся природа ещё полудремлет,
Но лишь тронь её – соками брызнет.
Пахнет квасом и прелью сенною,
Днём труба ни одна не дымится…
Хорошо в русских сёлах весною,
Незадолго до Светлой Седмицы.
По Руси боголепно и чинно
Жизнь идёт – препоясаны чресла.
И, ей-Богу, нет в мире причины,
По которой бы Русь не воскресла.
Свадебный наряд
Летит над Русью благодать –
Ширококрылая, большая.
А реки рвут оковы льда,
И ничего им не мешает.
Им не мешают отражать
Полёта Божьей благодати
Ни иноверческая ржа,
Ни у границ чужие рати.
И кто посмеет помешать
Святой земле в её служенье
В тот час, когда её душа
К Творцу стремит своё движенье?
А Русь уже идёт к Творцу,
Как Лазарь шёл к Нему из гроба,
И ей, воскресшей, не к лицу
Сегодня лагерная роба.
Ей нужен свадебный наряд,
И чтоб фата легла на плечи.
Глаза невестины горят,
Ведь к ней Жених грядёт навстречу.
И Он ещё издалека
Прислал её свадебное платье, –
А сей наряд во все века
Зовётся Божьей благодатью.
Образ Троицы
Жеребёнком, не знавшим подпруги,
Скачет резвый апрель за селом…
Три берёзки, три верных подруги,
Взявшись за руки, вышли на холм.
Поднялись они, будто поплыли,
И, своей наготы не стыдясь,
До того они чистыми были,
Что боялась их всякая грязь.
Они ветви свои возносили
По-монашески, трепетно, вверх,
И, наверное, Бога просили,
Чтоб излился Он светом на всех.
Разве может в Отечестве милом
Кто-то быть им не люб и постыл?
Три берёзки стояли над миром,
Как на куполе храма кресты.
Возвещали они, что настанет
Светлый Праздник Христов на Руси.
И с надеждой глядели крестьяне
В бесконечную вечную синь.
И хоть жизнь их сечёт, словно розги,
И в глаза им въедается дым,
Но являлись им эти берёзки
Богом, Сыном и Духом Святым.
Воскрешение солдата
Он умирал на больничной кровати,
Чёрный от страшных ожогов, как смоль.
Всё, что ещё оставалось в солдате –
Это щемящая, жгучая боль.
Радиактивный «загар» съел всю кожу,
Кровь переплавил в текучий свинец.
Тут уж солдату ничто не поможет –
Ждал он: когда же наступит конец?
Бедная мать поседела над сыном:
Вот уже пятые сутки без сна.
Всё ей сейчас представлялось постылым,
Даже пришедшая рано весна.
А за окном распускались деревья,
К жизни земной воскресая опять.
Только солдат в воскресенье не верил,
И в воскресенье не верила мать.
Два человека прощались друг с другом,
Молча, уже не скорбя ни о чём…
Вдруг сквозь окно по-хозяйски упруго
Солнце ворвалось горячим лучом.
Преобразился он в Ангела Света,
Приобретя и телесность, и вес;
Крылья воздел он, вещая при этом:
«Радуйтесь, ибо Христос наш воскрес!
Да, ты, солдат, умираешь, но многим
Ты сохранил своей гибелью всё.
Ныне ты будешь в Раю перед Богом.
Радуйся, мать, ибо сын твой спасён!»
И, ободрённая ангельским словом,
Бедная мать осенила крестом
Мёртвого сына… А Пасха Христова
Мощно всходила уже за окном!
Светлое Воскресение
Город выпил его до дна,
Душу высосал до предела:
Был женат, да ушла жена;
Был у дел, а теперь не у дела.
Сорок лет за спиной: вроде как
В старики зачислять ещё рано.
Только тянется что-то рука
За наполненным водкой стаканом.
И вливается жгучая смесь
Не в нутро, а в порожнюю душу.
И в туманном мозгу, будто месть,
Мысль рождается: «Струшу – не струшу?»
Вот уж настежь распахнут балкон,
Вот уж манит к себе мостовая.
Шаг один… Вдруг – церковный трезвон
Колыхнул воздух тёплого мая.
«Это ж храм, где я в детстве крещён!
Он же рядом совсем – на проспекте…»
И припомнилось детство… и мать… а ещё
Что-то вдруг изменилось на свете.
И стоял на балконе мужик,
Пьяный, грязный, неделю небритый,
У последней смертельной межи –
И рыдал, как ребёнок побитый.
Слёзы крупно текли по щекам
И блестели в колючей щетине,
И невольно чертила рука
Траекторию скрещенных линий.
Он впервые крестился, как мог.
Было стыдно… Но главное: снова
Жить хотелось… А рядом был Бог,
Воскресенье и – Пасха Христова!
Пасхальная ночь
Цвела рекламами столица,
И соблюдая должный шарм,
Девчонка-школьница, блудница
Шла по бульвару не спеша.
Ещё дробились, будто в ступе
Весенний вечер, скука, лень…
А ровно с полночи наступит
Её «рабочий» блудный день.
И будет всё, как было прежде:
Чужая водка на столах,
И пот нерусский на одежде,
И незнакомые тела.
Уже мужские взгляды юрко
Стремились к ней со всех сторон…
И в этот миг из переулка
Раздался колокольный звон.
Он был такой ненужный ночью
Для тех, в ком жил ночной порок;
Он разорвал собою в клочья
Их устоявшийся мирок.
Пронзил он девочку-блудницу,
Как золотой метеорит, –
И перестал в ней мир дробиться,
И ожил в ней девичий стыд.
Стал неудобным для начала
Глубокий юбочный разрез,
А сердце радостно стучало:
«Христос воскрес! Христос воскрес!»
Соловьи России
Среди сумятицы весенней,
Изнемогая от любви,
От Пасхи и до Вознесенья
Поют в России соловьи.
Все сорок дней, что по планете
Идёт воскресший Иисус,
Они возносят гимны эти
Из непорочных птичьих уст.
Как отступают в тень лачуги
Перед величием дворцов,
Так молкнут прочие пичуги
Пред славословьем тех певцов.
Ведь на ветвях упругих сидя,
Своими бусинками глаз
Они Христа, наверно, видят,
Когда Он ходит среди нас.
Они молитвенно выводят
Свои наивные псалмы.
И в Богоизбранном народе
За то и любим их все мы.
Они любое сердце могут
Вовлечь в служение своё…
Поёт Россия славу Богу
Устами русских соловьёв.