Индия. Февраль 1991 г.
12. 03. 91. Калькутта.
Перед отъездом в Индию, я проштудировал, географические словари, справочники, путеводители, энциклопедии. Так что о Калькутте я кое-что знал. Город в дельте реки Ганг пленял воображение. Тот же «Наследник из Калькутты»… Калькутта – прикольный город во всех отношениях. В нём столько всего намешано. Собственно, этот пятимиллионный город, без учёта пригородов, не имеет аналогов, он не похож ни на что другое. Он с какой-то другой планеты. Город представляет собой конурбацию – несколько десятков сросшихся друг с другом городов, таких как Хаура, соединённая с Калькуттой мостом, Бехада, Бхатпара, Гарден-Рич, Камархати, Бараанагаг… Язык сломаешь с одним только их упоминанием. Узкой полоской, длиной около ста километров, город растянулся вдоль Ганга и впадающей в него реки Хугли. Большая Калькутта – центр Западной Бенгалии. Восточная Бенгалия – это уже Бангладеш – отдельное государство, хотя и с одним и тем же народом.
Калькутта – центр притяжения эмигрантов, стекающихся сюда с окрестных краёв в поисках работы. Местные уроженцы составляют здесь лишь половину населения. Кого здесь только нет: бахарцы, хиндустанцы, раджастанцы, ория, телугу, пенджабцы…
Официальной датой основания Калькутты считается 1690 год. Город вырос из фактории компании и форта Уильямс. Чуть позже он становится центром английской колониальной администрации в Индии. Ещё Калькутта славится своим джутом, старейшим в Индии университетом и ещё многим другим, о чём не стоит упоминать в силу экономии времени и бумаги.
Калькутта. На улицах города…
Так вот, утром, отыскав в разговорнике нужную фразу, я заказал себе в номер чай с молоком. В 10.30, как условились, пришёл Раджу. Выпили за удачу по чашке чая с молоком (за чай опять рассчитался мой верный друг). Идём в банк – менять чек.
Небольшие формальности и деньги на руках. Деньги, значит, рупии. 3278 рупий – деньги, в общем-то, неплохие, хотя… всё относительно в этом мире. 500 рупий — за ночь в отеле, 100 – Раджу за хлопоты (денег он брать не хотел, но я настоял, аргументируя тем, что нужно расплачиваться за такси, рикшу и прочее, а цен я не знаю. Калькуттское такси стоит примерно 15-20 рупий, рикши – 5-7, хотя они и не торгуются, берут, сколько дают. По дороге в отель покупаем билет до Визакхапатнама, пункта моего конечного назначения. Это ещё 500 рупий. В общем, особо не разгуляешься. Выезд поездом в 1.15 с Центрального железнодорожного вокзала. Весь день свободен.
Калькутта. Вид из окна отеля…
В полдень зашли в гостиницу – забрать мои вещи. Чемоданы не отдают – нет соответствующей бумаги из банка, удостоверяющей, что деньги получил я по чеку, а не где-нибудь украл или незаконно приобрёл. Возвращаемся снова в банк (путь – не близкий). «Time is money» — время деньги. Но с моим временем считаться никто не хочет. Бюрократизм, под стать родному, советскому… Ряд формальностей. Наконец, всё улажено. Дай Бог, здоровья Раджу! Везём мои вещи к родственникам моего индийского друга. Знакомимся накоротке. Пьём чай с булочками. Родственники Раджу, впрочем, как и он сам, добропорядочные христиане, только католики. Да какая мне в общем-то разница… В гостиной у них висят иконы Христа и Святой девы Марии, а на груди каждого из них – нательные крестики. Они искренне радуются, когда видят на мне тоже крестик.
В запасе у меня почти целый день. Хочется побольше увидеть, поэтому в гостях долго не засиживаемся. Шопы, сувенирные и фруктовые лавки, рынки, маркеты – всё это уже не так впечатляет, как днём раньше. Хотя колорит улиц, площадей и парков в районе дворца Виктории в колониальным стиле архитектуры вполне впечатляют.
Вместе с Раджу меня сопровождают ещё один его брат Гарольд со своим другом Ричардом (имена-то какие!) – студенты местного университета. Они с гордостью показывают своё метро, как нечто из области необыкновенного. Я поощрительно цокаю языком, даже восхищаюсь, при этом, не забывая скромно напомнить, что московское метро – самое красивое метро в мире.
Всё бы хорошо, если бы не удручающая жара. Часто пью воду. Много фотографирую. День незаметно склоняется к вечеру. Едем к родственникам Раджу за моими чемоданами. Дорога к вокзалу – через громадный многопролётный мост, переброшенный через величественный Ганг, занимает не больше получаса. Благовония вечера пропитывают кожу, одежду, мозги. Снова кружится голова. От повышенной влажности тело становится липким и вязким. Окунуться бы в Ганг, но там давно уже никто не купается. По реке сплавляют прах мёртвых. Не редкость такая картина: полусгоревший после креминации труп в окружении собак плывёт по реке. Собаки по ходу трапезничают – поджаренное, наверно, вкуснее. Собаки знают… Это не вымысел, не метафора. Такая вот экзотика…
Но основная экзотика – впереди. На вокзале кули ловко подхватывают мои чемоданы на головы. Я почти не сопротивляюсь, потому как силы уже не те, чтобы дать понять, что я сам… Всё время забываю, что я — Мистер. Самому ведь здесь нельзя – это я уже уяснил. Ну, не имею я право носить здесь свои вещи сам. Кассовость чувствуется на каждом шагу. Она видна, как принято говорить, невооружённым глазом. А продолжение экзотики в том, что на 19.15 поезд отменяется и переносится на 7.15 утра. Это как-то не радует. Даже тибетские ламы-монахи и бритоголовые кришнаиты своим экстравагантным видом не вызывают особого восторга.
Делать нечего. К необязательности индусов я начинаю постепенно привыкать. Сдаём мои многострадальные чемоданы в камеру хранения. Как-то не хочется тащить их обратно. Берём такси и возвращаемся к родственникам Раджу. За такси расплачиваюсь уже сам. Всё-таки при деньгах… Раджу не возражает. Думаю, он тоже устал сопровождать меня второй день, хотя виду не подаёт.
Возвращаясь узкими улочками Тантала-базар пешком, повстречали на своём пути свадьбу. Хотелось бы думать, к добру. Свадебный кортеж из мощных повозок с генераторами, вырабатывающими ток для неоновых огней, украшавших повозки с трёхметровыми деревянными скульптурами изображавших, очевидно, кого-то из богов – аналогов Гименея. Шум барабанов, труб, трещоток. Паланкины с женихом и невестой. Танцующие и постоянно выкрикивающие что-то воодушевляющее родственники и гости. Доброжелательные, впрочем, жесты, смех, приветствия, вопли… В общем, расслабляются по полной программе. Фантастика! Что ж, всё что не делается – к лучшему. Уехал бы в ночь, не видел бы свадьбы.
У родных Раджу для меня нашлись циновка, какое-то подобие матраса и подушка. Расстелили мне на бетонном полу в комнате между спальней молодых супругов и душевой. Наверное, это называлось холлом. Будильник поставили на шесть утра. Сквозь беспокойный сон, обрывочно припоминаю как, чуть ли не наступая на меня, пробиралась после любовных игр молодая жена Винсента, побрякивая серебряной цепочкой на лодыжке. Как же хотелось её в тот момент! Впрочем, определённые хлопоты в ту ночь, мы друг дугу доставили…
23.02.91. Железная дорога.
Утро очередного дня. Снова такси, мост через Ганг, вокзал. И снова накладки. Вот тебе и свадьба к добру… На дверку вагона поезда, в котором мне предстояло ехать, наклеен трансфертный список пассажиров, едущих в этом вагоне. Номер моего места – 38, те есть, в списке моя фамилия есть. Но по тому же трансферту в вагоне только 24 места. Выходит, мне места нет. Это притом, что билет в вагон первого класса с кондиционером и достаточно высокой ценой в 485 рупий. Для сравнения, скажем, билет во второй класс стоит всего 110 рупий, но в железнодорожной кассе нас убедили, что билеты остались только в первый класс. А, может быть, Мистеру не положено ездить вторым классом? Так или иначе, снова проблемы.
Калькутта. Ж/д вокзал в Викторианском стиле…
Проводник объясняет Раджу, а тот мне переводит, что да – мест нет, но есть возможность уехать через четыре часа другим поездом с пересадкой на какой-то станции. Жуть! Индийский сервис… Но я уже по горло сыт этим сервисом. Через Раджу прошу посадить меня хоть на какое-нибудь место, хоть в какой класс, лишь бы, наконец, уехать. Право, совсем не хочется тащить чемоданы обратно в камеру хранения, где, кстати, с одним из моих чемоданов успели пообщаться крысы, о чём красноречиво говорила дыра с пятак, прогрызенная на крышке, как раз в том месте, где лежала булка черного столичного хлеба. Ведь учуяла, мерзавка… Уговоры взял на себя Раджу, употребляя для этого только понятную местным жителям лексику. Говорил он с воодушевлением. Судя по выражению лица проводника, тот на что-то клюнул. Кажется, договорились.
Еду! Правда, в другом вагоне. В вагоне второго класса. Но какое это имеет теперь значение? Я еду! Раджу при этом суёт проводнику какие-то деньги и объясняет мне, что за билет в вагоне первого класса мне должны выплатить денежную компенсацию в Визакхапатнаме в полном размере в течение сорока восьми часов. О’ кэй!
Раджу, верный мой друг, остаётся в Калькутте, чтобы уладить какие-то свои дела, а я еду дальше. Что меня ждёт впереди? Как я один? Всё-таки, языковой барьер, чужая страна, чужие порядки… Ясно, пожалуй, одно – трудности на этом не закончились. Впрочем, что кривить душой, ведь именно этого я и хотел, отправляясь в столь не ординарное путешествие. Сменить обстановку, проверить себя в экстремальных ситуациях. Набраться ярких впечатлений, в конце концов… Пути человеческие так же неисповедимы, как и пути Господни. Таков и окружающий нас мир. За нашим глубоко укоренившимся стремлением познать что-то новое, лежит желание жить в Раю. Место, в котором я оказался, не смотря на неопределённые неудобства, создавало иллюзию райских кущ. Я как-то сразу это почувствовал, стоило поезду выехать за пределы Большой Калькутты и ткнуться мордой в джунгли.
Расположившись на деревянной скамейке у окна, а в окнах второго класса нет стёкол, я достал связку бананов и принялся их последовательно уничтожать. Индийские бананы – небольшие по размерам, так, чуть больше пальца. Сижу, жую бананы, щёлкаю фотоаппаратом направо и налево, снимаю на чёрно-белую плёнку бытовые сценки и пейзажи за окном. Никого не трогаю. Со всего вагона посмотреть на меня сходятся аборигены. Для них я вроде слона на московских улицах. Единственный белый на весь вагон. Кое-кто, возможно, вообще первый раз видит такое. Особый интерес я вызываю у детей. Они смотрят на меня, фыркают в свои маленькие индусские кулачки и убегают в другой конец вагона, показывая на меня пальцами и о чём-то воодушевлённо рассказывая родителям. Те, в свою очередь, чинно проходят мимо меня, косят в мою сторону чёрными, как миндалины глазами и, перешёптываясь, уходят. Наверное, на самом деле, я выгляжу в их глазах неким инопланетянином. Бледнокожий, русоволосый, этакий Афанасий Никитин, только в потёртых джинсах, яркой футболке и панаме, увешанной значками с двумя фотоаппаратами на шее.
Впрочем, индусы вполне приветливы. На прямую меня не задевают. Я их тоже не задеваю. Даже отвечаю им взаимностью: улыбаюсь, киваю зачем-то головой. Осмелев, детишки начинают просить у меня значки с панамы. Взрослые также не против заполучить что-нибудь эдакое. Прикинув, что детишек и прочих, жаждущих больше, чем у меня значков, говорю:
— No, it is my biznes, — дескать, это мой бизнес.
Ребятишки кивают курчавыми смоляными головками, хотя, кажется, ничего не понимают. Душно, несмотря на окна без стёкол. Смотрю в окно, глотаю «аскорбинку», пью воду, глупо улыбаюсь индусам, пришедших на меня посмотреть уже и с соседних вагонов. Покупаю очередную связку бананов, которые ежеминутно предлагают разносчики воды и фруктов, гортанно рекламируя свой незамысловатый товар. Бананы почти ничего не стоят.
На очередной станции заходит важный кондуктор и, поговорив о чём-то с проводником, забирает мой билет и уходит, по пути что-то втолковывая проводнику. Спустя некоторое время проводник возвращается и присаживается рядом со мной. Я дарю ему значок с видом Москвы. Добавив к этому несколько фраз по-английски, получаю к себе его доброе расположение и свой билет, что унёс с собой важный кондуктор. А на следующей станции проводник предлагает мне перейти в вагон первого класса.
В вагоне первого класса совсем другая обстановка. Там едут господа совсем другой касты. На мягких кожаных диванчиках возлегают два вальяжных индуса, полуевропейского типа. Хотя, может быть, и полуазиатского. То есть, индокитайского… Два верхних места свободны. Сдаётся мне, что свободными они были ещё в Калькутте. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Матрасов и простыней здесь не используют – жарко. В дорогу берутся лишь надувные подушки. Пассажиры первого класса проявляют ко мне определённый интерес, но виду стараются не показывать. А если и проявляют, то ненавязчиво, что даёт мне возможность, заняться собой, умыться, вымыть руки, перекусить московскими мясными консервами.
Отдохнув немного на верхней полке, спускаюсь вниз и располагаюсь в тамбуре без дверей с фотоаппаратом в руках. Встречный ветер приятно ласкает кожу, освежает, шевелит волосы. Мимо проносятся джунгли, задевая меня иногда листьями пальм и развесистыми ветвями деревьев. Земной рай наяву. Джунгли с густой, обильной растительностью, пруды в зарослях камышей с мутной водой и буйволами, спасающимися от тропической жары в их прохладных водах. Мимо мелькают мосты с пересохшими руслами рек, с узкими лентами водной глади, намекающими, что когда-то здесь протекала большая вода. В пролётах мостов то тут, то там мелькают голые, шоколадного цвета индусы, с гарпунами в руках, мечущие свои гарпуны в проплывающую по мелководью под мостом рыбу. При удачном броске они тут же ныряют с моста вслед за своим гарпуном за добычей. На дворе конец двадцатого столетия.
Шлейф чёрного дыма из трубы паровоза дополняет яркую картину, достойную картин Дикого Запада предыдущего века. Для полноты ощущений не хватает улюлюкающих индейцев с копьями наперевес и мужественных ковбоев с пальбой из винчестеров.
На станции города Пури тщетно пытаюсь разглядеть знаменитые храмы любви с их не менее знаменитыми эротическими скульптурами, о которых был много наслышан. Но сквозь заросли джунглей и пышной листвы деревьев вижу лишь каменные купола отдалённых от города древних строений. А, может быть, это были совсем другие купола, совсем других храмов… Душно. Всё время хочется пить. На станции наполняю с колонки водой пластиковую бутылку, достаю «аскорбинку» и пью. Без аскорбиновой кислоты — нельзя. Не хватало ещё подцепить дизентерию. Индия…
Если на мгновение задуматься, то понимаешь, что всё, в действительности — всё – и видимое и невидимое, известное и неизвестное – является жизненно необходимым для существования. Все мы живём в окружении каких-то невидимых магнитных сил, которые, хоть зачастую их никак нельзя вычислить, измерить, обладают неисчерпаемым движущимся потенциалом. Мы никогда не будем знать всё…Боже мой, кажется, я совсем перегрелся в этом пекле…
Из железнодорожных впечатлений сохранилась в памяти контрастная картина пассажиров первого и второго класса. А был ведь ещё и третий класс, где пассажиры ехали вместе со скотом, курами, свиньями… оборванные нищие на станциях с алюминиевыми мисками для подаяний, и богатые местные царьки в окружении многочисленных слуг… гнущие с утра спину на чайных и рисовых плантациях бедняки, и разодетые в яркие сари женщины и девушки из состоятельных семейств… буйволы, пашущие с рассвета до заката и лениво отгоняющие хвостами мух коровы, которым в здешних краях работа как бы противопоказана…
Воистину, страна контрастов с чёткой кассовой градацией людей и скотины. Индия…
24.02.91. Визакхапатнам.
В Визакхапатнам поезд прибыл в 2.30 ночи. В общей сложности дорога заняла около девятнадцати часов. Притомившегося от впечатлений и долгого пути, меня растолкали попутчики-индусы. Поезд шёл дальше до Мадраса, а мне предстояло сойти здесь, в ночь, в неизвестное…
Не успев сойти с подножки вагона, попал в окружение кули – носильщиков вещей. В мгновение ока мои чемоданы и сумка перекочевали на их головы. Просто, толком ничего не успел сообразить. Вспомнив уроки Раджу, что мистеру свои чемоданы таскать не полагается, назвал адрес: «Steel plant – Russian complex» — Металлургический завод, русский комплекс. Хорошо знать иностранные языки!
Минут через пять со своими чемоданами я уже сидел в мотоколяске, куда по тёмным закоулкам меня доставила кучка сопровождающих во главе с хозяином мотодрыги. Провели меня какими-то немыслимыми путями в кромешной темноте, между убогими постройками. Могли дать по башке, забрать вещи, обчистить карманы, убить… но здесь другие понятия, другой менталитет. Это — не Россия… Правда, все сопровождающие хотели получить с меня деньги, однако заплатил я только тому, кто нёс мои чемоданы, что счёл вполне логичным (сумку я всё-таки нёс сам). На остальных пришлось цыкнуть и те, не заставляя меня лишний раз напрягаться, растворились в тёмноте.
Я успел заметить, что индусы уважают силу и властный голос. Среди щуплых тружеников ночи – местных жителей – я ощущал себя Гулливером в стране лилипутов. Пользоваться этим я, конечно, не собирался, но и слабинку давать не стоило. Определив для себя дистанцию общения, я сторговался с моторикшей за дорогу в 140 рупий, учитывая, ночной тариф, расстояние в сорок километров и то, что сначала он запросил двести. Может, я переплатил, может, недоплатил, мне было уже как-то всё равно, лишь бы поскорее оказаться на месте. Нужно заметить, что моторикши по касте выше простых рикш, так как имеют транспорт с мотором, а не возят на себе. Они могут себе даже позволить поторговаться, просят накинуть, но, услышав в голосе решительность и властность, быстро тушуются и сдаются.
Мне определённо начинала нравиться эта страна.
Без особых приключений, если не считать желания моторикши подзаправить свою колымагу за мой счёт в ночной бензоколонке, где заправщиков пришлось будить, добрался таки до места. Охранник комплекса за пятак (пять копеек – отечественный сувенир), любезно помог мне найти коттедж брата. Время на часах показывало 4.30. Светало… Встреча, естественно, была, как говорят в таких случаях, бурной. Несмотря на прерванный сон, быстро был накрыт стол, выставлены для такого момента бутылки с горячительным, извлечены из сумок московские гостинцы. Бренди, водка, закуска, расспросы… Впрочем, расспросы перенесли на утро. Хотя утро и так уже настало.
Веки слипались сами собой… Душ, чистая постель, глубокий сон. Как же, право, хорошо! И снились мне в ту ночь почему-то птеродактили, динозавры, ящеры и прочая нечисть, жившая на Земле давным-давно и давным-давно вымершая. Какие-то необъяснимые несчастные случаи и катастрофы, сжигания на кострах и звероподобные монстры… Грех, болезни, смерти, бесконечные войны, смуты, мрак и смятение…Одним словом – зло. В существовании зла я никогда не сомневался, хотя и воспринимал его всего лишь как абстрактный термин явления, природа которого постоянно менялась, а при ближайшем рассмотрении частенько оказывалась вдруг добром. Оно, вроде как было, и в тоже время его не было. Я просто отказывался воспринимать его, безусловно. Оно казалось, существовало лишь для того, чтобы быть обращённым в свою противоположенность. Во сне я спорил со вторым своим «я», иногда соглашался с ним, но чаще нет. Спал беспокойно, то пробуждаясь, то проваливаясь в сон вновь. Надо мной витали скопища демонов и ангелов одновременно, как символы зла и добра, как чёрное и белое, как жизнь и смерть…
Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Оказалось, в Индии… Брата уже не было – уехал на работу на металлургический комбинат, что в двадцати километрах от жилого сектора. Но об этом я узнал уже позже, а пока, после завтрака с кофе, сандвичем и бананами, отправился осмотреть ближайшие окрестности, а заодно и бассейн, в котором намечено было отметиться ещё во время ночного застолья… В русском комплексе всё спокойно, как в Багдаде. Здесь течёт тихая, размеренная жизнь плавно, как воды Ганга. Улицы Рашн тауна будто вымерли: мужская часть населения – на работе, женская занималась своими делами, а, может быть, чем-то ещё другим, чем могут заниматься женщины, когда мужья на работе.
Потому как проснулся поздно, быстро настал обед. К обеду брат приехал домой, где до трёх часов дня мы опять провели в длинных воспоминаниях и долгих диспутах. Ну, а как же иначе… После чего брата снова увезли на работу, а я с группой женщин и их детей, которым, как и мне, на работу спешить было не нужно, отправился на автобусе к океану. Что может быть лучше в жаркий февральский вечерок, чем прогулка по знойному берегу Бенгальского залива Индийского океана? Там, где линия горизонта сливается с небом и лёгкая дымка солнечно-водяных испарений струится над бесконечной океанской гладью. Лодки рыбаков с просмолёнными и просолёнными ловцами рыбы, пальмы на красных холмах и снующие по золотисто-белому песку крабики, похожие на больших пауков, которых невозможно поймать – юркнул в норку — и был таков.
По сравнению с остальными, включая соотечественников, я выгляжу альбиносом. Белая кожа с отсутствием хоть каких-то признаков загара, выделяет меня из окружающих. С окрестностей пляжа на меня прибегают посмотреть бронзово-шоколадные индусята; они смотрят на меня большими глазами, показывая, при этом, ослепительно белые зубы. Я уже привык быть объектом пристального внимания и совсем не смущаюсь. Морская вода тёплая, а у берега даже горячая, что не так уж и приятно при сорокоградусной температуре воздуха. Волны барашками накатываются на берег, обдают солёными брызгами, которые тут же высыхают, оставляя на коже белые пятна соли. Местные красавицы – индианки заходят в воду по колени – этим их купание ограничивается. Видимо, законы приличия и воспитания не позволяют им показывать своё тело посторонним мужчинам. Мужчины – в набедренных повязках, некоторые и в плавках, но с тюрбанами на головах, плещутся поодаль, стоя по пояс в воде, омывают верхнюю часть тела, нежась в перекатывающихся волнах вместе с детьми и, нет да нет, косят глаза на русских женщин, которые, в отличие от своих индийских подруг, своё тело от посторонних мужских глаз не прячут, а даже как-то наоборот…
Очевидно, я привлекаю взгляды не только одних индийских ребятишек, но и некоторых из тех, кого за границей принято называть соотечественниками. Знакомлюсь с Ермеком из Казахстана и его женой Гулей, с переводчиком Сашей из Нижнего Новгорода. Оказывается, они уже наслышаны о моём приезде. Конечно, их интересуют вопросы, связанные с нашим многострадальным отечеством, пока ещё единым и нерушимым Союзом республик свободных. Понимая естественный интерес соотечественников, стараюсь, в меру возможности, удовлетворить их любознательность, рискуя при этом обгореть на солнце, так как вопросам нет конца…
Вечером в клубе Русского комплекса – концерт, посвящённый Красной Армии. Со всей этой суматохой я начисто забыл об этом празднике, за что получил вполне справедливые нарекания. Здесь, в далёкой Индии, о славном дне календаря помнили, готовились к нему, разучивали с детьми стихи и песни. Вдали от отечества всё это воспринималось как-то иначе, как-то искренне и совсем не показушно… Уже после концерта, перед тем как разбрелись по коттеджам, договорились о машине на завтра и о переводчике для поездки в Визакхапатнам. Ведь предстояло ещё получить денежную компенсация за билет, как обещал Раджу, да определиться со своим дальнейшим путешествием по Индии.
И снова во сне передо мною возник некий расплывчатый образ человека, даже не человека, а существа, превосходящего простых смертных, по своим качествам, по разуму, по физическим возможностям — что-то, наверное, от Бога. Было ли в его внешности, в его существе что-нибудь злое? Не знаю… Но мне становилось страшно. Я просыпался, пил воду и снова проваливался в сон. Вопреки здравому смыслу, я вдруг сам превращался в одного из таких божественных существ, в его тень. Лица моего касались складки невидимых одежд, струились по моему влажному от пота телу, по спутавшимся волосам. Казалось, мир остановился, чтобы внимать слова мудрости, которые исходили из уст этого мифического существа. Существо говорило о Любви. Я это понял, когда услышал абсолютную тишину. О любви ко всему, что нас окружает и ко всем, кто живёт вместе с нами… Мысль не нова, но она вдруг дошла до моего спящего ума, обрекла его в какое-то непрерывное, позитивное действие, запало в душу и преобразило мир в одно мгновение. До меня дошло что-то очень важное, не осязаемое, но понятное. Любовь стала вдруг законом жизни. Окунувшись в вечное блаженство любви, уже не желаешь ни власти, ни богатств, ни каких других благ. Блаженство любви – вечно…
Отчего-то в этой тропической стране, в этой душной ночи, мысль обостряется и становится почти осязаемой. Говорят, в цитаделях Тибета и горной Индии существуют какие-то люди, неизмеримо превосходящие нас во всём и, прежде всего, по разуму. Они живут где-то в горных пещерах, в добровольной изоляции от всего мира и сверху наблюдают за нами. Подобно андроидам, они бессмертны, неподвластны болезням и, практически, неуязвимы. Ещё их называют Учителями. И они где-то совсем рядом…
Почему же тогда они не приходят к нам, не вразумляют, не облагораживают своим присутствием? Почему держатся от нас на расстоянии? Я задаю этот вопрос существу, которое пришло ко мне в сновидении и читаю в его немых устах, что мы ничего не можем предложить им такого, чего бы они сами не знали, не имели и не понимали. Наше сознание, точнее его уровень, не достиг пока уровня их мыслей и бытия. Они придут к нам, если можно так выразиться, когда мы приблизимся к ним по уровню сознания. Они придут к нам, когда здесь не будет зла, а настанет вечное царство любви. Расплывчатое существо говорило со мною во сне:
— Люди прошлых эпох знали богов не понаслышке, они знали их в лицо. Они общались с ними. Человек не был оторван в своём сознании, ни от нижних, ни от верхних слоёв вселенной. Вы же живёте жизнью рабов. Хуже того, вы рабы друг друга. Вы стали рабами рабов.
— Когда же мы освободимся?
— Вы станете свободными тогда, когда по-настоящему возжелаете свободы, а сейчас вы всего лишь беспомощные жертвы жажды власти и богатств. Когда вы научитесь выражать любовь, познаете её и обретёте, вы освободитесь от внутреннего рабства, — примерно так говорил тот мифический человек из того странного сна…
Бред какой-то!
— Зло – продукт человеческого мышления, — продолжал он. – Оно существует только как угроза вечному царству любви, о существовании которого ты лишь смутно догадываешься. Все дороги, в конце концов, ведут к тому животворящему источнику, который является смыслом мироздания. В этом смысле ты пока не научился жить. Впрочем, живи полной жизнью, вот что я хотел тебе сказать, — и исчез…
Я снова плохо выспался.
Несколько фотоматериалов из книги Ю. А. Домбровского «Пути-дороги)
(продолжение следует)