«Охотники до хорошей икры, рыбы, ветчины и жирных поросят могут достаточным образом усладить свой вкус, ибо в целой Москве нельзя найти лучше сих вещей, как в означенных трактирах».
Из «Альманаха для приезжающих в Москву» 1819 г.
Во имя Отца. и Сына, и Святого Духа!
Чем только Вашему покорному слуге в своей жизни не приходилось закусывать…Самой экзотичной закуской на моей памяти была половинка купленной в кулинарии на улице Горького — в складчину, на последние копейки! /1/ — сырой рыбной котлеты, которой мы с моим одноклассником и другом Олегом Гузеевым («Гузей») закусывали эфедрин (страшно горькая и едкая дрянь, доложу я вам). Однако пузырек эфедрина (употреблявшегося, главным образом, как средство от насморка и продававшегося совершенно свободно, безо всяких рецептов) стоил в то время в аптеке какие-то совершенно смешные деньги, а эффект от него был вполне ощутимый. Не зря древние арии Ирана и Индии употребляли сок кустарника эфедры (по сути, тот же эфедрин) в качестве священного напитка под названием «хаома» (у иранских ариев) или «сома» (у ариев индийских) /2/. Сок истолченной ими в каменной ступке «златоцветной хаомы» (смешанный с молоком) употреблялся нашими пращурами при священнодействиях (в «Авесте» Хаома — один из богов, так же как Сома — в «Ведах»). Кроме того, древние персидские цари Ирана-Арианы (по крайней мере, шахиншахи из династии Ахеменидов — Кир, Камбиз, Дарий, Ксеркс и Артаксеркс) имели обыкновение, посовещавшись со своими приближенными и приняв какое-либо важное решение на трезвую голову, затем напиваться хаомы, снова совещаться и приходить к решению уже в опьяненном виде. В случае, если первое решение совпадало со вторым, оно считалось окончательным. А если нет, опыты повторялись (видимо, до бесконечности или же до полной «отключки»)…Кстати, прозвище знаменитого средневекового персидского поэта, астронома, математика, суфия и большого любителя выпить Гиясуддина Абу ль-Фатха Омара ибн Ибрагима Нишапури – «Хайям» — означает не что иное, как «Хаома» (то есть, по сути дела, тот же эфедрин). Во всяком случае, этой точки зрения придерживался большой знаток средневекового Востока, иранист, арабист и замечательный писатель Морис Давидович Симашко (Шамис), автор, пожалуй, лучшего открыто антикоммунистического произведения, легально изданного у нас при советской власти — исторического романа «Маздак» (отвергавший другую, традиционную, точку зрения, согласно которой прозвище «Хайям», якобы, происходит от слова «хайма», сиречь «палатка», ибо отец Омара был палаточным мастером, то есть текстильщиком, или, говоря по старомосковски, «хамовником» — «хамы» и «хамство» тут ни при чем). Но это так, к слову…
Врать не буду — эфедрин под сырую рыбную котлету мне пришлось вкушать только однажды в жизни, в тот промозглый зимний вечер с «Гузей» на продуваемой ледяным ветром, как труба, улице Горького. Гораздо чаще закуской служили кусок черного (реже — белого) хлеба, который мы с моим одноклассником и другом Сашей Шавердяном (по прозвищу «Остап») попеременно обмакивали в баночку с майонезом (в описываемое время продававшийся в общедоступных московских магазинах майонез был, помнится, только двух сортов — простой столовый и провансаль). Дело было на первом курсе. Меня приняли в вуз с первого захода, а его — только со второго. Поэтому он устроился на год лаборантом в наш лингофонный кабинет (поступив в вуз только через год). Мы с ним, естественно, постоянно общались и частенько уединялись вечерком в комнате, уставленной стеллажами с кассетами (а точнее говоря – «бобинами»). Водку мы употребляли не слишком часто (все-таки она была уже достаточно дорогим напитком — для нашего кармана), а чаще покупали портвейн, крепленые или плодово-ягодные вина (именовавшиеся, по причине своей относительной дешевизны, «плодово-выгодными», по причине цвета – «чернилами», а по причине свойственной некоторым из них способности усиливать эвакуационную функцию человеческого кишечника – «дрестухой» — простите за грубое слово).
ПРИМЕЧАНИЯ
/1/ Тогдашние копейки разного достоинства делались из металла двух видов. 1-, 2-, 3-копеечные монеты и пятаки — из меди, а 10-, 15-копеечные монеты и полтинники — из никелевого сплава. Медными двухкопеечными монетами оплачивались звонки из телефонов-автоматов, установленных в специальных уличных будках, на станциях метро и в других общественных местах («двушки» вставлялись в специальную щелку и, после соединения с абонентом на другом конце линии, проваливались внутрь телефонного аппарата; при наличии определенных навыков, можно было выбить из автомата немалое количество двушек, хотя желательно было делать это, соблюдая необходимые меры осторожности). Бросив в аналогичную щелку уличного автомата по продаже прохладительных напитков медную копейку, можно было получить стакан холодной газированной воды без сиропа, а трехкопеечную (которая, кажется, и впрямь была в три раза больше однокопеечной) — стакан газировки с фруктовым сиропом (сначала — по выбору, с сиропом одного из трех видов, а именно грушевого, апельсинового или лимонного, впоследствии — просто «с сиропом»). Одно время в магазинах (или магазинных отделах) «Соки-Воды», да и просто на улицах появились аналогичные автоматы по продаже алжирского вина (видимо, между СССР и Алжиром был заключен какой-то хитрый договор о бартерных поставках), в них тоже за какую-то монетку (вот только уже не помню, какого достоинства, но сравнительно недорого — то ли за медный пятак — столько же стоила одна поездка в московском метрополитене! — то ли все-таки подороже, за «никелевый» гривенник, можно было получить стакан алжирского. Правда, через какое-то время эти винные автоматы почему-то ликвидировали, зато в продаже появился странный алкогольный напиток под названием «Солнцедар», изготовленный, по слухам, из того же самого алжирского вина, но с добавлением какого-то количества сахара и спирта (отсюда широко распространенная в те далекие – и в то же время до боли близкие! — времена поговорка: «Не теряя время даром, горячитесь «Солнцедаром»»!
/2/Существует, впрочем, версия, согласно которой — со ссылкой на древнейшие части «Вед» и «Авесты» — древние арии первоначально (в период своего предполагаемого проживания на Крайнем Севере, в «Гиперборее», «Гиперботиконе», «Арктогее» или «Туле», еще до выхода на «Арийский Простор» — «Арьяна Вэжа», то есть Великую Степь) — понимали под хаомой-сомой не эфедру, а всем нам известный гриб мухомор (которым в более поздние времена опьяняли себя также варяги-берсерки и шаманы народов Сибири). Сторонники этой версии утверждают, что правильно говорить не «златоцветная хаома», а «красноголовая хаома». Что тут сказать? Перевод — дело дьявольски тонкое. Хотя при мысли о «красноголовой хаоме» приходит в голову…нет, дальше писать не решаюсь.).