Знакомство Татьяны с Онегиным
Татьяна из девочки постепенно превращается в девушку. Конечно, и её не миновали тлетворные веяния той эпохи. Но затронули они её не так, как Онегина. Они не загрязнили чистой души провинциальной девушки-дворянки, выросшей среди простой и прекрасной русской природы, воспитанной в семье, где ещё сохранились патриархальные традиции. Пушкин отмечает бытовой уклад Татьяниных родителей такими строчками:
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины.
(гл. II, ст. XXXV)
Западная культура, с которой соприкоснулась Татьяна через французские книги, не исказила её внутреннего мира, а лишь способствовала развитию её мечтательной натуры и воплотила её мечты в выдуманные образы импортного происхождения.
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
(гл. II, ст. XXIX)
Естественно, Руссо интересовал Татьяну не в качестве одного из идеологов Французской революции, а как писатель-романтик. А романтизм, наложенный на чистую и мечтательную душу, делает обладателя такой души как бы человеком не от мира сего. Такого человека мало интересует мир внешний, он уходит в свой внутренний мир и там живёт своей полноценной и насыщенной жизнью. Для людей приземлённых такое состояние кажется странным и даже отталкивающим. Но для тех, кто хоть однажды опытно познал радость от свободного полёта фантазии и мысли, характеры, подобные Татьяниному, притягательны и любопытны. Недаром Онегин, к тому времени ещё не растерявший живости своей души, сразу же выделил Татьяну из всего её семейства. Его даже удивило, что Ленский избрал в невесты не её, а младшую сестру Ольгу.
«Скажи: которая Татьяна?»
— Да та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна. –
«Неужто ты влюблён в меньшую?»
— А что? – «Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги жизни нет».
(гл. III, ст. V)
Вот, наверное, главная характеристика Татьяны Лариной. Она живая. По-настоящему живая. Ведь только напряжённая работа души оживотворяет человека. Да собственно, и делает его человеком в полном смысле этого слова. Делает таким, каким замыслил его Господь при сотворении.
Но мечтательность – это, всё же, состояние душевное, а не духовное. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что Татьяна, погружённая в романтические мечты, отрешённая от суеты окружающего её мира, тем не менее, именно в этом мире искала идеал своих девичьих фантазий. Ибо душевное не отделимо от плотского, на то мы и земные создания. Татьяна в этом смысле не исключение.
И в сердце дума зародилась;
Пришла пора, она влюбилась
……………………………….
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала… кого-нибудь.
……………………………..
И дождалась… Открылись очи;
Она сказала: это он!
(гл. III, ст. VII, VIII)
Итак, Татьяна влюбилась в Онегина. Вернее, влюбилась в придуманного ею героя, который в её глазах соответствовал идеалу мужчины из её грёз. Пушкин особо отмечает, что Татьянина «душа ждала… кого-нибудь», то есть, того, на кого она могла бы примерить возвышенный, но вымышленный образ возлюбленного. Ведь и фраза: «Она сказала: это он!» – подтверждает вышесказанное. Татьяна убедила себя, что Онегин – именно тот, кого она ждала. Так должно было случиться, потому что Онегин пришёл из другого, загадочного и ещё незнакомого ей мира. Он резко и выгодно отличался от всех молодых людей, претендовавших на её руку и сердце. Красив, галантен, обходителен, умён, старше, но не намного – по возрасту как раз ей в женихи подходил.
(Здесь немного отвлечёмся, чтобы разобраться с возрастом персонажей. На момент знакомства с Татьяной Онегину, как следует из контекста романа, шёл 26-й год. Они познакомились летом, а зимой, после дуэли с Ленским, в конце января или в феврале уже 26-ти летний Евгений покидает свою усадьбу.
Татьяна была старше своей сестры на год. Известно, что в ту эпоху девушек-дворянок выдавали замуж в 16-17 лет. А так, как Ольга только-только вошла в пору замужества, т.е. уже достигла своего шестнадцатилетия, то можно сделать вывод, что Татьяне было немногим больше 17 лет. По возрастному цензу Евгений оптимально подходил в женихи девице-дворянке на выданье, та как церковь одобряла разницу в возрасте между мужем и женой минимальную в 5 лет, максимальную – в 15. Если выходило больше, то небезосновательно считалось, что жених и невеста принадлежат к разным поколениям, и трудно им будет найти общий язык при создании семьи).
Да, Онегину по тогдашним общественным меркам пора было создавать семью, и жены лучше, чем Татьяна, ему, пожалуй, было не найти. Но постепенно превращаясь в духовную развалину, не способный отвечать перед Богом и людьми даже за самого себя, как он мог принять ответственность за другого человека, тем более, за будущих детей? На такой подвиг, длиною в жизнь, Онегин к тому времени был уже не способен. Татьяна этого не знала. И со всей страстью пылкой натуры предалась очарованию первой любви.
Вместо того, чтобы поближе узнать Онегина, Татьяна всё больше и больше в своём воображении облекает его в сверкающие доспехи прекрасного и благородного рыцаря. Она наделяет его всеми положительными качествами своих любимых книжных героев.
Теперь с каким она вниманьем
Читает сладостный роман,
С каким живым очарованьем
Пьёт обольстительный обман!
Счастливой силою мечтанья
Одушевлённые созданья
…………………………….
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.
(гл. III, ст. IX)
С каждым днём всё больше и больше влюбляется Татьяна в своего эфемерного кумира. В её груди клокочет огненный вулкан, готовый вот-вот взорваться. А романтические герои любимых писателей приближают этот взрыв. И вот Татьяна
Воображаясь героиней
Своих возлюбленных творцов
…………………………………
Одна с опасной книгой бродит,
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты,
Плоды сердечной полноты,
Вздыхает и, себе присвоя
Чужой восторг, чужую грусть
В забвенье шепчет наизусть
Письмо для милого героя…
(гл. III, ст. X)
Взрыв происходит! Татьяна решается написать письмо Онегину, в котором хочет признаться ему в своей любви. Это и в наше-то раскрепощённое время нонсенс. А по тем временам – шаг настолько архирискованный для девушки-дворянки, что даже не мыслим в практическом исполнении. Ведь в случае непорядочности адресата можно было опозорить себя на всю жизнь в глазах родных, знакомых и потенциальных женихов.
Но какая же кристальная чистота души и беспорочная искренность Татьяны открывается читателю в этом её безрассудном решении. Есть у русского народа замечательная поговорка: «Каждый судит о другом по самому себе». Татьяна, сама не способная на подлость, не могла и мысли допустить, что кто-то, а тем более, любимый человек, может поступить подло по отношению к ней. Здесь – безграничное доверие. Вот она высшая христианская добродетель: относиться к другому так, как хочешь, чтобы относились к тебе.
Письмо Татьяны к Онегину
Но до того, как было написано письмо, Татьяна общается с няней. Из этого краткого, всего в несколько строф, эпизода, но пером гения отточенного до такой филигранной простоты и точности, что незаметной становится грань между поэзией и прозой, читатель узнаёт, из какого источника проистекают многие благородные свойства Татьяниной души. Между ней, дворянкой, и няней, крепостной крестьянкой, установились самые доверительные отношения, как между двумя близкими подругами.
Ни матери, ни сестре, а этой обычной русской женщине доверяет Татьяна свои сокровенные сердечные тайны. И это неспроста. Татьяна и няня близки по духу. Обе одинаково искренни, непосредственны и по-детски наивны, что свидетельствует о чистоте их помыслов. Эти качества присущи только русскому народу, когда он живёт в гармонии со своей совестью, с окружающими людьми и природой, то есть, когда он живёт с Богом. Татьяна воспитывалась няней с детства и через неё вобрала в себя (и сохранит в себе на всю жизнь) эти лучшие качества своего народа.
Пушкин приоткрывает перед читателем ту часть Татьяниного бытия, которое сокрыто даже от родных и близких. В общении с няней Татьяна может оставаться сама собой, вести себя естественно, говорить то, что хочется, а не то, что нужно. Она может сбрасывать с себя сковывающие её условности дворянского быта и рядом с крепостной крестьянкой раскрепощаться и душой, и телом. Но эта раскрепощённость не перерастает в развязное своеволие, ибо скреплена заботливой любовью няни и её верой в Бога.
«Ах, няня, няня, я тоскую,
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я рыдать готова!..
— Дитя моё, ты нездорова;
Господь помилуй и спаси!
Чего ты хочешь, попроси…
Дай окроплю святой водою,
Ты вся горишь… – «Я не больна:
Я… знаешь, няня… влюблена».
— Дитя моё, Господь с тобою! –
И няня девушку с мольбой
Крестила дряхлою рукой.
(гл. III, ст. XIX)
Кстати, только в этом месте романа так искренне, а главное, так кстати упоминается имя Бога. Пушкин правдиво изобразил происходящий в его время раскол между аристократией и простым народом на религиозной почве. В среде дворянства вера если и сохранялась где-то, то большей частью лишь на уровне обрядоверия. И только русский крестьянин всё ещё оставался истинным христианином в своей повседневной жизни, а не только в храме во дни церковных праздников. Такой и была няня Татьяны, воспитавшая её в русском православном духе, воспитавшая неприметно, ненавязчиво, своим личным примером, любовью и лаской.
Теперь становиться понятен смысл Пушкинской фразы
Татьяна (русская душою
Сама не зная почему)…
(гл. V, ст. IV)
А как ей было осознавать то, что стало её естеством, что ненавязчиво возрастало в ней с раннего детства, а не прививалось путем нравоучений и наставлений. Ведь не знает же берёза, почему она берёза. И трава не знает, почему она трава. И нет нужды им это знать. Так и Татьяна. Она просто была русской до самого мозга костей.
Вот такая девушка и написала своему возлюбленному письмо: целомудренное и страстное; скромное и безудержное; наивное и целеустремлённое.
Не будем здесь анализировать письмо Татьяны к Онегину, эту самую пронзительную и вдохновенную часть романа. Предыдущие критики рассмотрели его и с духовной, и с нравственной, и с психологической, и даже с бытовой, короче, со всех точек зрения, и со всех ракурсов. И каждый из них по-своему прав, каждый внёс свою лепту в изучение этого уникального документа живой человеческой души.
Письмо Татьяны к Онегину – это сверхнеординарное для того времени и поэтому мистическое действо. Можно по ханжески возмущаться таким поступком: мол, негоже девушке первой признаваться в любви и чуть ли не набиваться в жёны малознакомому мужчине. А можно восхищаться решительностью и смелостью Татьяны. Фактически, она духовно полностью обнажилась перед посторонним для неё человеком; она доверилась ему так, как, зачастую, не могут довериться друг другу супруги, многие годы прожившие бок о бок. Да, Татьяна практически обозначила себя женой Онегина, когда с официального «вы» неожиданно переходит на интимное «ты». Но с какой мистической уверенностью это обозначение произошло!
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердце я!
То в высшем суждено совете…
То воля неба: я твоя.
(гл. III)
Когда поступки совершаются от чистого сердца, даже ошибки воспринимаются как продолжение достоинств. Татьяна решилась на свой безрассудный шаг по любви и ради любви. И она имела на это моральное право, ибо любовь её была по-христиански глубоко мистична.
(Для справки: мистика в догматическом понимании Православной церкви есть связь человека с Богом).
Татьяну не плоть влекла к Онегину, а дух. Не о любовном свидании она просила его, а говорила о тех незримых небесных узах, которые связывают два сердца на всю жизнь и даже после смерти, и которые облекают человека ответственность за другого человека перед Лицем Всевышнего. К такой ответственности человек идёт от колыбели своей, а приняв её, смиренно несёт до самого гроба.
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан Богом,
До гроба ты хранитель мой.
И единственное, что ещё можно добавить здесь, чтобы не повторять предыдущих критиков, это то, что христианство Татьяны не умозрительное, а действенное. Её любовь к своему народу проявляется не только в чувствах, но и в делах благотворительности, причём, не показной, как было принято в высшем свете, а неприметной и потому результативной. И молитва Татьяны – не механическое вычитывание утренних и вечерних правил, а прямой разговор с Богом. В письме к Онегину она непроизвольно раскрывается перед читателем как истинная христианка, то есть, как христианка деятельная, для которой имя Божие не на устах, а в сердце.
Не правда ль? Я тебя слыхала:
Ты говорил со мной в тиши,
Когда я бедным помогала
Или молитвой услаждала
Тоску волнуемой души?
Что ещё поражает в письме Татьяны, так это проницательность и умение понимать чужую душу. Да, она не знала настоящего Онегина, она любила того Евгения, которого выдумала. Но в порядочности его она не сомневалась, потому что чувствовала в нём эту порядочность и доверяла своему чувству. На такое способны лишь чистые, не осквернённые ложью и лукавством натуры.
Кончаю! Страшно перечесть…
Стыдом и страхом замираю…
Но мне порукой ваша честь,
И смело ей себя вверяю…
И Татьяна, хотя бы в этом смысле, не ошиблась в Онегине. Он поступил с ней, может быть, излишне жёстко, но честно и благородно. Он не воспользовался наивной доверчивостью провинциалки. И если бы Евгений не был развращён всей предыдущей жизнью; если бы он сохранил в себе душевные качества, дарованные ему Богом от рождения, как это сделала Татьяна; если бы он стал русским по внутреннему состоянию, а не по рождению, из них получилась бы замечательная, крепкая семейная пара. Но не суждено было этому случиться. И встреча с Татьяной для него явилась последним проблеском света из мира живых – из Русского мира.
Сон Татьяны
В романе есть один многозначительный эпизод, который может быть, более всего раскрывает сущность происходящего и с главными героями, и со всей Россией той эпохи. Это – сон Татьяны. И прежде, чем приступим к его рассмотрению, давайте прочтём его от начала и до конца, чтобы иметь чёткое представление о предмете дальнейшего разговора.
(гл. V, ст. XI – XXI)
Сон пророческий, но Пушкин не даёт его толкования и, как мне кажется, именно потому, что в то время нельзя было его расшифровывать – это предстояло сделать будущему поколению – поколению, живущему в XXI веке.
Сон завершается провидческим моментом – смертью Ленского от руки Онегина. Но главная его суть заключается в предыдущих событиях. И я как поэт (т.е. человек, внутренне сопричастный творческому мышлению другого поэта) дерзну расшифровать сон Татьяны.
Итак, по порядку. Во сне Татьяна видит себя идущей по заснеженной поляне. Ночь. Перед ней в сугробах шумит поток, через который переброшен хлипкий, опасный мосток. По этому мостку её переводит внезапно появившийся медведь и провожает через глухой лес к шалашу Онегина, где и пропадает.
Поначалу всё, что окружает Татьяну – это атрибуты из знакомой ей жизни. Смею предположить, что поляна и лес – это образ России. Снег и мгла – это образное воплощение той бесовской пелены, которую революционными ветрами натянуло с Запада на бедную Россию: ведь ночь приходит с запада, где садится солнце, и снеговые тучи в основном идут оттуда же, с Атлантики. Поток – это духовная граница, разделившая Россию на две диаметрально противоположные части: по одну её сторону пусть заснеженная, но ровная и безопасная поляна; по другую – нахмуренный лес, в котором «дороги нет; кусты стремнины / метелью все занесены». Это русский лес, это всё та же Россия, но уже непонятная, непроходимая, скрывающая в глубине своей, как раковую опухоль, нечто страшное и несвойственное ей.
Татьяна стоит перед потоком. Ей необходимо перейти его, переступить через эту границу, чтобы узнать истину о той, другой, будущей России, и её омерзительных насельниках. Узнать, чтобы никогда больше не соприкасаться с ними. И к ней на помощь приходит медведь. А ведь медведь уже в ту пору с нелёгкой руки наших недругов считался символом России. Он – всё-таки естественное порождение леса, живая клеточка его, в отличие от тех, кто скрывается в чащобе и с кем Татьяне ещё предстоит столкнуться.
Медведь во сне прообразует собой силу России, которая сама помогает Татьяне войти вовнутрь себя, в ту половину, что уже захвачена чужеродной нечистью. И не только помогает, но и оберегает. Помните? Когда Татьяна «упала в снег; медведь проворно / её хватает и несёт». И приносит прямо к жуткому, неведомому шалашу. Он не совершает над ней насилия, он выполняет её волю, ибо Татьяна сама захотела перейти поток и углубиться в лес.
Перед тем, как исчезнуть, медведь произносит странную фразу: «Здесь мой кум: погрейся у него немножко». Сам не входит в шалаш и не участвует в оргии, что творится там. Но слово «кум» означает, что он духовно породнён с тем, кто там – внутри. Мне кажется, что Пушкин этой аллегорией показал духовное состояние России на тот исторический момент. Ещё сохраняя своё внешнее естество, как медведь оставался по облику медведем, она внутренне уже стала отдаваться в услужение чуждым ей бесовским силам.
Это, действительно, было так: уже тогда часть России, в лице её аристократии, начинала служить не национальным интересам, а чужеродным идеям и целям, или проще сказать: бесам.
И вот Татьяна оказывается в самой гуще демонической вакханалии. Здесь уже нет никаких сомнений, кто вокруг неё и что происходит. Большинство персонажей действа как будто сошли с лубочных картинок, изображающих преисподнюю. Нет привычного по русским сказкам лешего, водяного, бабы Яги, кощея бессмертного. А есть нелепые в своём уродстве и потому жуткие в своей нелепости существа, которым и места не должно быть на земле. Но они – вот они перед Татьяной. Это – олицетворённые человеческие пороки. Расшифровать можно каждого из них. Но мы не будем здесь этим заниматься: слишком много времени займёт подобная расшифровка. Всё ясно и так. Татьяна оказалась в окружении человеческих страстей, что вихрем закружились вокруг неё, стремясь овладеть ею.
Но самое страшное, что она увидела – это её возлюбленный, Онегин. Он в своём обличье, как и наяву. Это он, и уже не он. Татьяна, сначала доверчиво потянувшись к возлюбленному, вдруг с ужасом обнаруживает, что он-то и представляет для неё главную опасность. Он – старший над всей нечитстью, что наполняла шалаш.
Что означает сей образ? Святые Отцы учат, что за один порок отвечает один бес, за другой – другой бес, за третий – третий и так далее. И только человек способен вместить в себя все пороки и страсти. Недаром иные прозорливые старцы утверждали, что в последние времена люди так онечестятся, что и самих демонов поразят своими грехами.
Да, главную опасность во сне для Татьяны представлял именно Онегин. Бесы могут только пугать, смущать, искушать, соблазнять, но сами никогда не нападут на человека без его согласия и Божьего попущения. Человек же – иное дело. Особенно любимый человек, одержимый бесами. Он может подойти к твоей душе настолько близко, что погибель будет неизбежна, если вовремя не проснуться, т.е. не обратиться за помощью к Богу.
Что ещё хотел сказать Пушкин, поставив Онегина во главу бесовского шабаша? А то, что без Бога изощрённый, отточенный знаниями ум человека превращается в ум сатаны. А сам носитель такого ума становится дьяволоподобным. Таким образом, Пушкин осудил обезбоженную часть русской аристократии своего времени, которая, горделиво кичась образованием, положением и манерами, на самом деле трансформировалась в некие уродливые сущности, потерявшие главные человеческие свойства: способность к любви, состраданию, самопожертвованию. Бесчувст-венность ведёт к омертвению души, а мёртвая душа превращает человека в труп, в обычную вещь, иными словами, это уже не «кто», а «что». И, сам становясь вещью, он к другим относится, как к вещам. Помните? «Моё! – сказал Евгений грозно». А ведь это среднего рода «моё» было высказано по отношению к Татьяне. Этим «моё» вскрылась вся подноготная Онегина. Моё желание, моя прихоть, мой каприз – вот единственный закон того, кто преступил Божественные законы.
А дальше – пророческое видение Татьяны, как Онегин убивает Ленского – это уже закономерный итог действия дьявольского закона, так чётко сформулированного одним словом: «Моё!». Онегин совершил убийство Ленского задолго до их дуэли, ещё тогда, когда начал убивать свою душу пустой, никчёмной жизнью столичного ловеласа. Поэтому Господь и открыл Татьяне во сне то, что ещё только должно было произойти. Он показал ей духовные причины будущего убийства, а следствия не замедлили проявить себя, как во сне, так и наяву.
Сначала прозрела душа Татьяны, а позже, после бегства её возлюбленного, она и разумом познала: кто такой на самом деле – Евгений Онегин.
Татьяна открывает для себя настоящего Онегина
Знакомство Татьяны с настоящим Онегиным произошло в его имении, в его личном кабинете. Произошло в его отсутствие и помимо его воли.
У русского народа есть хорошая поговорка: «Скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты». Но порой, самым лучшим и доверительным другом становится книга. Поэтому поговорку можно переиначить и так: «Покажи мне, что ты любишь читать, и я скажу тебе, какой ты». Татьяна невольно прикоснулась к тайной жизни Онегина, когда прочла его любимые книги. С позволения ключницы она стала посещать дом Евгения. Сначала Татьяна грустила и тосковала, но потом она
… за книги принялася.
Сперва ей было не до них,
Но показался выбор их
Ей странен. Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей открылся мир иной.
(гл. VII, ст. XXI)
Что это был за мир, в котором Онегин чувствовал себя комфортно? Что за книги стали его настольными книгами, к которым он часто обращался, ища в них утешения или оправдания своим поступкам?
Хотя мы знаем, что Евгений
Издавна чтенье разлюбил,
Однако ж несколько творений
Он из опалы исключил:
Певца Гяура и Жуана
Да с ним ещё два-три романа,
В которых отразился век
И современный человек
Изображён довольно верно
С его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящем в действии пустом.
(гл. VII, ст. XXII)
Вот он, круг интересов Онегина, разочаровавшегося в жизни. Прежде всего, это Байрон с его сумрачным и страстным романтизмом. Да и остальная подборка не менее сумрачна и пессимистична. И в этих книгах Онегин искал людей, подобных себе. Пусть это были всего лишь литературные персонажи, но они приносили облегчение и давали хоть краткую передышку полному сил, но измученному бездельем человеку: мол, не один я такой, есть и другие. И ведь живут, да как живут!
Грешник всегда ищет себе подобного, чтобы оправдаться перед самим собой. Он понимает, что это его не спасёт, но, как говорится, «на миру и смерть красна». Онегина не смущает тот факт, что его сотоварищи по греху личности вымышленные. Это даже лучше. На страницах романтических произведений они приобретают мученический ореол, что делает их героями. На них можно даже ровняться, им можно даже подражать. Что, по-видимому, и делал Евгений. Татьяна тоже пришла к такому выводу, потому что
Хранили многие страницы
Отметку резкую ногтей;
Глаза внимательной девицы
Устремлены на них живей.
Татьяна видит с трепетаньем,
Какою мыслью, замечаньем
Бывал Онегин поражён,
В чём молча соглашался он.
(гл. VII, ст. XXIII)
Обратите внимание: Татьяна «с трепетаньем» прочитывает иные строки, отмеченные Евгением. Можно только догадываться, какие кощунственные, в её понимании, мысли открывались ей на страницах любимых книг её возлюбленного. А самое страшное то, что она воочию видела, как эти книжные мысли реализовывались в речах и поступках Онегина, Оказывается то, что вызывает в ней трепет, а значит, и отторжение, является его настоящей сущностью, сложившейся не из жизненного опыта, а почёрпнутой из книг.
И начинает понемногу
Моя Татьяна понимать
Теперь яснее – слава Богу –
Того, по ком она вздыхать
Осуждена судьбою властной:
Чудак печальный и опасный,
Созданье ада иль небес,
Сей ангел, сей надменный бес,
Что ж он? Ужели подражанье,
Ничтожный призрак, иль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Чужих причуд истолкованье,
Слов модных полный лексикон?..
Уж не пародия ли он?
Ужель загадку разрешила?
Ужели слово найдено?
(гл. VII, ст. XXII, XXV)
Да, разгадка разрешена, слово найдено. Оказывается, её возлюбленный – лишь футляр для чужих, причём, глубоко чуждых ей, мыслей и рассуждений. Пародия. Тень, подражающая движениям хозяина. Логический результат жизни человека умного, но не приспособленного к труду, не способного к действию, не желающего брать на себя даже малейшую ответственность. Как ни прискорбно и тяжело было это понимать, но Татьяна поняла.
Её цепкий и проницательный ум спас её, как такой же самый ум в Евгении погубил его. А всё потому, что она – натура деятельная, всегда готовая к тому, к чему у Онегина не было предрасположенности никогда: к жертвенности.
Жертвенность – одна из главных и отличительных черт русского народа. По её наличию в человеке можно судить о его принадлежности к Русскому миру. Татьяна Ларина русская до мозга костей, чего никак нельзя сказать об Онегине. Хотя природные задатки у обоих были одинаковы. Но Татьяна не растеряла их, потому что сохранила в себе русскость, закреплённую в ней русской природой, воспитанием русской крестьянки-няни, скромным, почти аскетическим образом жизни. Онегин же пошёл по гибельному пути западнического представления о том, как нужно строить жизнь и в результате погиб. Если в нём на генном уровне ещё и оставались какие-то следы русскости, они были завалены шлаком европейского воспитания и европейского мировоззрения. Он, рождённый под русским небом, подобно пересаженному цветку, вырос на чуждой почве, потому и не раскрылся навстречу русскому солнцу всеми своими талантами, которые даровал ему Господь, как это впоследствии случилось с Татьяной.
Нет, Татьяна не разлюбила Онегина (она сама ему при их последней встрече в этом признается). Даже после того, что она узнала о нём, даже после того, что случилось, она бы пошла за ним, не задумываясь, хоть на край света. Если бы он её позвал. В порыве жертвенности она отдала бы ему не только свою любовь, но и все свои жизненные силы до последней капли. Но он не позвал. Он просто малодушно бежал. От себя, от неё, от тени убитого им приятеля.
Последняя встреча Татьяны с Онегиным
В последний раз с Татьяной мы встречаемся на балу в одном из великосветских салонов. В этот раз она предстаёт перед читателем замужней дамой, с безупречной репутацией «законодательницы зал», светской львицей. Но это – внешнее. Как мы увидим позже, Татьяна не изменила своему внутреннему миру. Способность русского человека легко приспосабливаться к любым жизненным обстоятельствам сделала Татьяну неуязвимой перед натиском светских условностей. Она сумела надеть на себя маску, приличную её положению, при этом сохранив цельность своей натуры.
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Всё тихо, просто было в ней.
(гл. VII, ст. XIV)
Вот эта простота, которая и есть проявление духовной цельности, что появляется в искренности и честности при общении с людьми, и привлекала к Татьяне окружающих. К ней тянулись все, как непроизвольно тянется к солнцу головка подсолнуха, ибо от солнца исходят свет и тепло и никакого подвоха от него ждать не приходится.
К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор её очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале…
(гл. VIII, ст. XV)
Татьяна не блистала красотой внешней. «Никто б не мог её прекрасной назвать», – отмечает Пушкин. Но внешнюю красоту можно сделать. Но нельзя подделать красоту души. В этой сфере суррогаты сразу бросаются в глаза и делают некрасивого ещё уродливей, а красивого – смешным. Татьяна была естественна. Она не играла роль светской дамы. Она просто держала себя в рамках общепризнанных приличий, а всё остальное за неё сделала природа, взлелеянная на лоне русских полей и лесов, среди русских простых людей. Даже записные красавицы явно проигрывали на фоне Татьяниной простоты и естественности.
Безпечной прелестью мила
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы,
И, верно б, согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительной была.
(гл. VIII, ст. XVI)
И верно, не может даже очень искусно сделанная статуя соперничать с живым человеком. Тепла в ней нет.
При второй встрече с Онегиным Татьяна на первый взгляд могла бы показаться холодной, но только тому, кто её не знает. А не знал её, именно, Онегин, ибо привык всех судить по себе. Потому и был поражён тем, что Татьяна при виде его никак не высказала своих чувств.
А она просто очень хорошо усвоила урок, некогда полученный ею от него же: «Учитесь властвовать собой».
Из последнего разговора Татьяны с Онегиным мы узнаём об истинном отношении её к своему положению. Оставшись наедине с Евгением, она на краткий момент сбрасывает с себя великосветскую маску, и в отчаянии признаётся:
А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где первый раз,
Онегин, встретила я вас.
(гл. VIII, ст. XLVII)
Вот её истинные ценности! Вот её мир, где она чувствует себя комфортно, где можно не носить маску, где душа её может существовать легко и свободно. А далее Татьяна намекает Онегину, что будь она свободна, то стала бы его женой не задумываясь:
А счастье было так возможно,
Так близко…
(гл. VIII, ст. XLVIII)
И даже прямо и открыто признаётся ему в любви:
Я вас люблю (к чему лукавить?)
(гл. VIII, XLVII)
Но воля Божия свершилась. И Татьяна смиренно склонилась перед ней. Что делать, если так уж случилось? Уж коли Онегин отверг её жертву, она пойдёт на жертвенный подвиг ради другого человека, пусть не любимого, но не заслужившего подлости по отношению к себе, да ещё и заслуженного генерала, изувеченного на войне. Ради его любви к ней, ради исполнения обета, данного перед алтарём, она понесёт свой крест до конца.
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
(гл. VIII, ст. XLVII)
Всё! Приговор Онегину (он же одновременно и клятва Татьяны) произнесён. Мир Онегина окончательно рухнул. Мир Татьяны торжествует. Ибо восхождение на Голгофу – это всегда победа. Пусть даже, если Голгофа эта – всего лишь честное исполнение супружеских обязанностей.
Пушкин и его герои
В романе есть ещё один главный герой; он же комментатор происходящих событий; он же обличитель и судья; он же и защитник. Это – сам поэт. Личность его раскрывается глубже и многогранней, чем личность Онегина. И это правильный ход. Пушкин выступает как бы противовесом главному персонажу. Не войди он в произведение как живой, деятельный человек, роман поставил бы крест на всём дворянском сословии той эпохи. Образ Татьяны не оправдал бы его существования, потому что именно мужчины-дворяне участвовали в управлении страной. У читателя могло бы сложиться впечатление, что Россия обречена на вырождение. Уж, если такие аристократы, как Онегин, наделённые массой положительных свойств, отказались служить Богу, Царю и Отечеству, что тогда говорить об остальных? И тут бы впору вырваться воплю из народной души: «Кто нами правит? Кто стоит во главе нации? Куда нас ведут такие вожди?».
Но вот в романе появляется Пушкин – человек того же круга, что и Онегин, патриот, деятель, всю свою жизнь посвятившей служению Родине. Гордость русского народа. Один из столпов, на которые опирается всё бытиё нации. И теперь читатель может вздохнуть свободно и сказать самому себе: «Нет, не все Онегины среди аристократов. Есть, есть среди них те, на кого можно положиться в историческом движении России к своему великому грядущему.
Пушкин и Онегин
Итак, вернёмся на страницы «Евгения Онегина». Пушкин во многих его частях высмеивает и осуждает образ жизни современного ему дворянского общества. Но он нигде не посягает на Российское самодержавие. Противится разложению сословия того государственного строя, которое это сословие призвано укреплять и защищать, это не значит ратовать за свержение этого строя. Напротив. Если бы Пушкин был приверженцем идей декабристов, он сделал бы своего героя активным, деятельным противником Царской власти. Но он оставляет его в среде тех, кто, не примкнув к революционерам, отказался служить Трону.
Плохо, когда у России появляются враги, но во сто крат хуже, когда у неё не оказывается защитников. Особенно, из числа тех, кто по долгу своего высокого рождения обязан быть защитником.
Сам Пушкин имел активную гражданскую позицию. Вся его жизнь – это деятельное служение России, а значит, Российскому государству во главе с Помазанником Божьим. Даже, когда он сетует:
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил! –
(гл. I, ст. XXX)
он сокрушается не о том, что ничего полезного не делал в то время, а о том, что мог бы сделать больше, если бы не тратил свою жизнь на пустые светские забавы. Уж в чём, в чём, а в тунеядстве русского поэта никто не посмеет обличить. Пушкин – активный служитель Отечества. Онегин – изменник Родины на духовном уровне. Пушкин презирает светское общество за его скотское равнодушие к судьбе России. Онегин просто до тошноты пресыщен великосветскими наслаждениями. Один хоть как-то пытается изменить сословие, к которому принадлежит, в лучшую сторону. Другой брезгливо отворачивается от таких, как он сам, только лишь потому, что не может получить от них острых ощущений и новых развлечений.
В первой главе романа Пушкин рассказывает о своём знакомстве с Онегиным. Понятно, что не с самим Евгением он встретился, а с молодыми аристократами того же склада. Приняв их пресыщённость за отторжение великосветской пустоты, он посчитал их за подобных себе. Сравнивая Онегина с собой, он ищет это сходство.
Условий света свергнув бремя,
Как он, устав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлаждённый ум.
Я был озлоблен, он угрюм:
Страстей игру мы знали оба.
(гл. I, ст. XLV)
Но это «мы», на первых порах объединившая двух совершенно разных людей (разных по социальной направленности своих жизней) через несколько строф исчезает, заменяясь на разделяющие «я» и «он». Пушкин очень скоро раскусил Онегина. Великий поэт – всегда великий психолог. Не могут соединиться в настоящей дружбе служитель Родины и предатель её.
Нигде и никогда на протяжении всего романа даже не промелькнуло в мыслях Онегина это священное слово «Родина». Ни среди сельских красот своего имения, ни в странствиях по бескрайним российским просторам он не увидел России, он попросту не заметил её. Тогда, как для Пушкина очень важно
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
(гл. I, ст. L)
Обратите внимание: не «оставил», а «похоронил». А хоронят навсегда, навечно. Но кому сердце своё отдаёшь навечно, того и любишь вечно. Для Пушкина Россия и была такой любовью. Недаром после строфы, где говорится о том, как Онегину через два дня, проведённых в деревне, наскучила красота русской природы, Пушкин тут же делится своим отношением к ней:
Я был рождён для жизни мирной,
Для деревенской тишины:
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны.
(гл. I, ст. LV)
Для Онегина русская деревня (читай, исконная Русь) – это предмет краткой забавы, после которой наступает скука. Для Пушкина – она источник вдохновения и творческого труда. Один душой живёт в России и является частью её; другой существует как бы вне её и по отношению к ней есть инородное тело.
Да, местоимение «мы» между Пушкиным и Онегиным не уместно, ибо нет между ними ничего общего. Поэт резко дистанцируется от своего столь нелицеприятного персонажа:
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет.
(гл. I, ст. LVI)
Почему Пушкин именно так написал? Да потому, что внешнее сходство в поступках между ним и Онегиным есть. Что поделаешь? Поэт тоже был порождением своего времени и своего круга. И иные пороки, свойственные Онегину, были присущи и ему. Но это только обёртки, под которыми скрываются два совершенно разных мира. Если Пушкин обличает великосветское общество, состоящее из элитной части Российской государственности, в надежде исправить его и вернуть на путь служения Богу, Царю и Отечеству, то Онегин отвергает скуку этого общества в тщетном стремлении получить какие-то другие, ещё неведомые ему развлечения. Один упорно трудится, своим талантом укрепляя величие Родины. Другой
Хотел писать – но труд упорный
Ему был тошен; ничего
Не вышло из пера его.
(гл. I, ст. XLIII)
Не случайно Пушкин сопоставляет одного из самых деятельных революционеров, ярого разрушителя государственных устоев, и пассивного, ни на что не способного столичного аристократа, богатого землевладельца. Помните: «Второй Чадаев мой Евгений?»
Вот он – обоюдоострый меч, который всего за сто лет напрочь подрубил некогда мощный ствол Русского самодержавия. Одна сторона лезвия этого меча – идейные революционеры, ненавидящие Россию и всё русское; другая его сторона – предатели России, изначально Богом призванные защищать её традиционные устои, но самовольно снявшие с себя эту обязанность. Они почему-то посчитали, что достаточно родиться в аристократической семье, чтобы иметь право бездельничать и безнаказанно пожирать энергию вскормившего их народа. Жестоко же они расплатились за своё заблуждение, когда на Русскую землю приполз уже реальный змей революции.
Бездействием и молчанием предаётся Бог. Бездействием и молчанием тех, кого Господь призвал на служение Себе для защиты Своего словесного стада.
Без Онегиных не было бы Чаадаевых, без Чаадаевых не было бы народовольцев. Без народовольцев не было бы «лениных и троцких». Не кути и не хандри Онегины, а подставь свои плечи под Русский Престол, как это должно быть по природе дворянства, не рухнула бы православная, монархическая, Богом благословенная Россия. И мир на планете сейчас был бы другим.
Пушкин и Татьяна
Совсем иное отношение Пушкина к Татьяне Лариной. Этот удивительный живой образ русской женщины, рождённый провидческим даром русского гения, впервые явился в русской литературе в тот исторический момент, когда Россия только ступала на путь грядущих страшных испытаний. Потом много будет подобных женских образов, чистых и светлых. Почти каждый великий русский писатель XIX века нарисует свой портрет русской женщины – святой женщины. Все они будут различны по темпераменту и характерам, но всех их будет объединять одно: любовь и жертвенность.
И всё-таки Пушкин первый из всех почувствовал, что наступит такое время, когда не воины с оружием в руках будут спасать Россию, а вот эти хрупкие, тоненькие русские женщины. Именно, спасать, а не защищать. И спасут её, спасут своею любовью и преданностью, своей верностью Богу и вере Православной, потому что только в ней Руси утверждение. Помните, как любил говорить покойный Патриарх Алексий I: «Белые платочки спасли Церковь»? И, получается, всю Россию, ибо без Православной Церкви наша страна превращается в сборище умных, но жестоких негодяев. Это они, русские женщины в белых платочках, до конца выстоявшие в храмах безбожное столетие, уберегли народ в годину духовного оскудения от полного безумства, то есть, от тотального неверия в Бога и, значит, от окончательного разложения.
В первой четверти XIX века русский народ уже начинал медленно, но неуклонно впадать в безумие. Сначала бациллой вольнодумства и неверия был поражён его мозг – элита общества, дворянство. А за ним уже и все остальные члены всероссийского государственного тела потеряли координацию и стали двигаться вразнобой, как члены паралитика. Потом началась всеобщая агония и, наконец, сердце нации остановилось – Россия потеряла Помазанника Божьего.
Да, всё начиналось тогда, после грандиозной победы русского духа над непобедимой армией Наполеона. Все испытания прошли мы, а «медных труб» не вынесли. И если бы Пушкин в своём романе не вывел пронзительный образ Татьяны Лариной, роман превратился бы в реквием по умирающей России.
Но Пушкин не мог не создать этот образ. Сердцем гения он прозревал дальше, чем только трагическую участь России, которая ожидала её меньше, чем через сто лет, и растянулась ещё на столетие. Он видел и возрождение России. Конечно, видение это осуществлялось не напрямую, а через духовные предчувствия, но от этого оно не потеряло своей ценности.
Татьяна Ларина как бы прообразовательно повторила судьбу России XIX — XX веков. Её душа, от природы чистая и доверчивая, как и всенародная душа России, сталкивается с циничным и развратным миром Европы, который олицетворён в образе главного героя романа – в Онегине. Как некогда Россия увлеклась западной цивилизацией, так Татьяна увлекается Онегиным, следует за ним, склоняется перед ним, обманутая его внешней силой и умом. Но, так же, как и Россия, которой предстоит ещё проснуться, Татьяна преодолевает наваждение и распознаёт сущность внутреннего мира своего возлюбленного. Мира Западного. И побеждает его. Побеждает ни чем иным, как только тем, что сохраняет в себе сворю русскость, то есть, искренность, чистоту помыслов и цельность натуры.
Образ Татьяны – это и есть образ России, её икона, её материальное воплощение, каким увидел её Пушкин. Поэт склоняет голову не перед девушкой Татьяной, а перед Землёй Русской, перед её народом, носителем исконных традиций и духовных ценностей. Всяким бывал русский народ за всю свою историю. И ошибался он часто, и падал в грязь неоднократно, но всегда поднимался, ибо в душе был чист и стремился к святости. Даже из глубины самой смрадной пропасти он взывал к Богу, и зачастую только устами русских женщин, бесхитростных, но бескомпромиссных в своей преданности Ему. За то Господь жалел и оправдывал русский народ, что тот в простоте душевной искренне грешил, но и столь же искренне каялся.
Вот и Пушкин, как он мог не пожалеть свою героиню, наивно отдавшую весь жар первой любви человеку недостойному?
Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я слёзы лью:
Ты в руки модного тирана
Уж отдала судьбу свою.
(гл. Ш, ст. XV)
На первый взгляд может показаться, что Татьяна, ослеплённая любовью, совершает тот же грех, что и записные светские кокотки. Но это только на первый взгляд. Как вначале романа Пушкин сопоставляет свои и Онегина внешние проявления внутренних переживаний, чтобы потом показать их полную противоположность, так и в случае с Татьяной он показывает, как под одинаковыми обёртками скрываются разные сущности. Поэт не просто оправдывает свою героиню, но её якобы безрассудным поступком он обличает рассудочный разврат света:
За что ж виновнее Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без искусства,
Послушная влеченью чувства,
Что так доверчива она?..
……………………………..
Кокотка судит хладнокровно,
Татьяна любит не шутя
И предаётся безусловно
Любви, как малое дитя.
(гл. III, ст. XXIV, XXV)
Всего несколько фраз, а сказано всё. Нет, не безрассудно предаётся Татьяна своей любви. Просто её рассудку не известно понятие «обман». А если она сама «не ведает обмана», то и в других его не признаёт. Навстречу любви она идёт с любовью, и это лучшая защита от всякой пошлости и грязи. А холодный рассудок светских кокоток, осознанно идущих на блуд – вот это и есть настоящее безрассудство, даже, безумие. Потому, что там, где чувство любви подменяется страстью или, того хуже, игрой честолюбия, там Бога нет, а отстранённость от Бога и есть то, что в древности единственно считалось безумием.
В последствие став замужней великосветской дамой, Татьяна, конечно же, научится управлять своими эмоциями, и даже приобретёт статус «законодательницы зал». Но в душе она останется всё той же Таней, что в некогда в саду смиренно выслушивала наставления Онегина. Только смирение теперь в ней будет с достоинством, с осознанием своей правоты. Ведь «законодательницей зал» Татьяна станет не потому, что она этого хотела, а потому, что «светская чернь» сама ей предоставит это право, ведь пред тем, кто сохраняет цельность души, всегда покорно склоняются раздробленные душонки мелочных натур.
Помните слова Господа нашего Иисуса Христа: «Будьте как дети, ибо их есть Царство Небесное»? А быть дитём перед Господом и людьми в Евангельском смысле и по учению Святых Отцов – значит всегда и во всём сохранять целостное единство тела, души и духа. А это качество в полной мере присуще только русскому человеку, когда он не расстаётся с Богом ни на миг. Оставаясь в свете, Татьяна побеждает и подчиняет его себе благодаря именно этому качеству.
И в заключение хочется сказать следующее. Пушкин в своём романе жёстко и целенаправленно столкнул два мира, две враждебные цивилизации. Западную, Европейскую представлял Евгений Онегин и великосветская столичная богема; Русскую, православную – Татьяна Ларина и русская глубинка. И Русский мир победил. Потому, что он духовен, и, значит, с ним Господь наш Иисус Христос – Господь Вседержитель, Господь Торжествующий.
Пушкин воочию показал и доказал, что материальное, плотское, каким бы сильным оно не казалось поначалу, всегда склоняется перед духовным, небесным.
Гордый Онегин оказался у ног смиренной Татьяны. Европа склонилась пред Россией.
Так было и так будет впредь. Об этом следует всегда помнить и всем нам, ныне живущим в России, и Европе, вновь кичливо напирающей на неё.