Разумеется, у нас, как и у всех тогдашних мальчиков, было немало игрушечных солдатиков — как оловянных, так и пластмассовых. С их помощью мы разыгрывали битвы на паркете, разрисованном цветными мелками под «карту местности» (в моем двухтомнике «Истории военного искусства» полковника — еще не генерал-майора! — Евгения Андреевича Разина, издания 1939-1940 гг. подаренном мне закадычным старшим другом «Джимом» — папиным аспирантом дядей Славой Белоконем — было немало таких карт). Наряду с достаточно примитивно исполненными (хотя и весьма разнообразно вооруженными и снаряженными) советскими солдатиками на круглых или овальных подставках и столь же непритязательной по исполнению военной техникой (танками, тягачами, бронетраспортерами, амфибиями и т.д.), у меня имелось нечто совершенно особенное: легкий, изящный, автопоезд, состоявший из выкрашенных серо-зеленой «натовской» (как я впоследствии узнал) защитной краской армейского джипа, крытого грузовика, полевой кухни с трубой на колесах и противотанковой пушки — легких, защитного цвета, с надписью MADE IN GERMANY). Этот автопоезд подарил мне на день рождения папа (уж не знаю, где он его достал; в другой раз он подарил мне столь же изящную игрушечную легковую машину «понтиак»). Порой мы наряжали наших советских солдатиков в рыцарей, приклеивая им к оловянным головам и телам с помощью пластилина вырезанные из золотой или серебряной фольги (но чаще — конфетных оберток) шлемы, плащи и рыцарские доспехи.
Вспомнил по ассоциации, что одно время все мы в классе рисовали простыми чернильными ручками комиксы в простых, разлинованных от руки, школьных тетрадках. Героями этих комиксов были изображенные весьма схематично Жир, его верный слуга-робот Куртазы, подруга Жира Самотук (названная так по одному из прозвищ нашей школьной директрисы Вере Яковлевны Карягиной, именовавшейся в народе также «ВЯК»), недруги Жира по имени Красный (с курчавой головой) и Плава (с длинным, как у Буратино или Пиноккио, но не прямым, а загнутым вверх носом) и другие столь же странные или, как выражается современная молодежь, «стремные» персонажи. Жир, имевший шарообразное тело с довольно тонкими ручками и ножками и круглой головой, был главным героем наших комиксов. Его выдумал то ли «Остап» Шавердян, то ли «Вовамал» Смелов, то ли «Колямал» Болховитин. Верный робот-слуга Куртазы был обязан своим появлением на страницах наших комиксов про Жира коллективному посещению нашим классом пьесы «Финист — Ясный Сокол» в Кремлевском театре. У главного отрицательного героя этой пьесы-сказки — злого царя Картауса-Стриженого Уса (представлявшего собой, в отличие от Картауса из одноименного художественного фильма, пародию не на Дон Кихота, а на магистра тевтонских рыцарей из фильма Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» — вплоть до рогатого ведерчатого шлема и белого налатника с латинским крестом) — был аналогичный механический слуга, также напоминавший рыцаря в латах, который отзывался на магическую формулу: «Куртазы-муртазы!» (преобразованную в нашем классном фольклоре в несколько иную: «Куртазы-муртазы! Не пора ли снять трусы?»). Главными отличительными признаками подруги Жира — Самотук — были платье-балахон почти до пят и длинные волосы, а главным отличительным признаком Красного — шапка курчавых волос («Рыжий-Красный-человек опасный»). Если верным помощником Жира был лейб-робот Куртазы, то при Красном аналогичную функцию выполняла чудовищная Ама-Вона («американская Вонючка», о которой еще пойдет речь далее), напоминавшая внешне дракона или иностранцевию, но обладавшая способностью летать по воздуху (впрочем, в определенных обстоятельствах летать могли и Жир, и Самотук — но только до тех пор, пока у них не кончались «фуни»). С героями наших комиксов происходили самые невероятные приключения, связанные, в основном, с борьбой между Жиром и Красным за власть над Землей (хотя порой борьба принимала космические масштабы и межпланетный характер, переносясь, к примеру, на Венеру, Марс, Сатурн или Юпитер). Тетради с комиксами про Жира хранились у меня довольно долго, но всех перипетий его жизненного пути, извилистого и причудливого, как полет летучей мыши, я сейчас, увы, уже не вспомню. В одном комиксе речь шла о том, как Жир и Самотук вкусили какого-то приготовленного им злым кознодеем Красным зелья и резко уменьшились в размерах, так что для них стали представлять смертельную угрозу обыкновенная муха, пчелы, мышь-полевка и прочие безобидные для нас-людей живые существа (не исключено, что на замысел этого комикса повлияла книжка о превращении советских школьников в воробья, мотылька и муравья «Баранкин, будь человеком» и одноименная постановка в Театре Оперетты — наш класс довольно регулярно водили в музеи, театры и кино). Другой увлекательный комикс повествовал о борьбе Жира и Куртазы со товарищи против агрессии злобных роботов с Марса, которыми командовало Нечто Странное Кибернетическое с множеством кнопок на корпусе (когда Жир ухитрился добраться до них и нажать на все кнопки, угроза Земле со стороны зловещих роботов миновала, хотя для этого пришлось сбить множество ракет и неопознанных летающих объектов). Были у Жира приключения под водой (где он сражался на стороне разумных дельфинов, управляя акватанком, оснащенным орудиями, стрелявшими шаровыми молниями, с мрачными головоногими из расположенного в глубинах мирового океана города Мрачнополюса) и в Центральной Азии (соответствующий комикс назывался «Клинок эмира» и повествовал об опаснейших поисках в горах и пустынях, населенных басмачами, динозаврами и всякой нежитью типа ходячих скелетов и живых мертвецов, заколдованного клинка и прочих сокровищ последнего эмира Бухарского). Куда там до нас нынешним Индиане Джонсу, Ларе Крофт и прочим…
Впрочем, вернемся непосредственно к нашим орденским делам.
Папа помог мне составить первую — так сказать, учредительную, грамоту нового рыцарского Oрдена (который, как уже упоминалось выше, было решено назвать «Орденом Золотого Орла»). Заранее оговорюсь, что на даче в Абрамцево я учредил среди тамошних товарищей по играм филиал нашего классного Ордена — «Орден Серебряного Орла», а когда в четвертом классе угодил в больницу, то и там создал среди больничного контингента очередной филиал — «Орден Бронзового Орла». Единственным членом «Ордена Золотого Орла», не являвшимся нашим одноклассником, был друг Андрея — Сашка Бродский (живший с ним на Валовой в том же доме, но в соседнем подъезде). Он учился в упоминавшейся выше школе №50 «с архитектурным уклоном», расположенной на Садовом кольце за кинотеатром «Форум» (недалеко от дома Виктора Милитарева на Колхозной), но постоянно общался с нами и принимал активное участие во всех наших делах и начинаниях не только в школьные и студенческие годы, но и в пору нашей «взрослой жизни» и даже играл в составе созданной «Остапом» Шавердяном в «перестроечную» пору широко известной (в узких кругах) и постоянно эпатирующей общественные вкусы постсоветских обывателей рок-группы «Собаки Мёбиуса» *читатели постарше, возможно, еще помнят некоторые из ее нашумевших в свое время видеоклипов «на грани пристойности»…
Орденскую грамоту папа написал мне на латыни, из текста я помню только расположенную полукругом надпись-заголовок: REX LUPUS DEUS, то есть: ЦАРЬ ВОЛК БОГ. С Царем и Богом все было понятно, а вот ВОЛК прозрачно намекал на данное мне при рождении (в честь покойного дяди) имя Вольф (сокращение от полного имя Вольфганг), означающее по-немецки: Волк. С тех пор эти три слова стали девизом Вашего покорного слуги.
По ходу нашего повествования я вспомнил, что одно время даже планировал, в бытность мою Великим Магистром, поместить девиз REХ LUPUS DEUS красными литерами на лазурном поле гербовой хоругви нашего славного Ордена, имевшей форму закругленного снизу щита, именуемого в геральдике «испанским», причем слова REX LUPUS, вопреки всякой субординации, должны были образовывать верхнюю строчку надписи, а главное, по идее, слово DEUS — нижнюю. Поверх девиза располагались три белых «трилистника» (как мы их называли, хотя в действительности они напоминали раскрывшиеся цветки тюльпана, закругленные снизу, с тремя лепестками, имевшими форму закругленных зубцов. Впрочем, в реальности удалось изготовить лишь небольшую модель этой орденской хоругви, используемую нами во время устраиваемых нами (главным образом — на даче в Абрамцево) настольных сражений между нашими орденскими воинами из разноцветного пластилина и воинами нашего дачного противника Димы Грибовского («Говновского») с приятелями (имена их я не запомнил, но помню, что у одного из них было прозвище «Суслик»), который противопоставлял нам свое — также пластилиновое — войско викингов (которых на первых порах, пока мы его не вразумили, именовал, по-видимому, в силу недостатка образования, «виквинтами»). В жаркие летние дни возникала серьезная проблема с сохранностью наших пластилиновых конных и пеших ратников (туловища и конечности воинов и их верных боевых товарищей-коней мы тщетно укрепляли, вставляя в них серные спички) — они плавились под лучами солнца,»текли» и приклеивались к столешнице. Помнится, мы хранили наших ратников в промежутках между боями в кастрюлях с холодной водой, хотя и это не было выходом из положения, ибо пластилин, «наглотавшись» воды, терял присущую ему вязкость, руки, ноги и головы начинали отваливаться от туловищ, их никак не удавалось прилепить обратно, словом — одни проблемы были с этими рыцарями и викингами).
Чуть было не забыл: еще раньше, когда мы с папой и мамой отдыхали, после окончания мною первого класса в школе № 57 (по месту жительства) и перевода во второй класса спецшколы № 13, в Гудауте, папа подарил мне альбом для рисования «половинного» формата (выражаясь современным языком — в пол-листа А4), и набор автоматических карандашей со вставными разноцветными грифелями, извлекаемыми из пластмассового корпуса карандаша нажатием кнопки на его «тупом» конце — черным («простым»), синим (имевшим, как мне помнится, скорее сиреневато-лиловый оттенок), красным и зеленым (с запасными грифелями). В этом альбоме папа нарисовал мне мой личный герб — синий контурный геральдический щит «германской» (или, по другому толкованию — «польской») формы, с немецкой надписью-девизом фрактурой («готическим» шрифтом): VERDIENE DIR (вверху) DEINE (справа)SPOREN (слева), что в переводе с немецкого языка на русский означает: ЗАСЛУЖИ СЕБЕ СВОИ ШПОРЫ. В центре незакрашенного, белого, поля щита была изображена таким же синим контуром вложенная в синее контурное стремя человеческая нога в наголеннике и остроносом латном башмаке со шпорой в форме закрашенной красным цветом пятиконечной звезды. Поле герба было обрамлено по краям бордюром из маленьких красных кружочков (именуемых в геральдике — чего я тогда, разумеется, еще не знал! — «безантами», от распространенного в средневековой Западной Европе названия византийских золотых монет). Папа объяснил мне, что этот бордюр по краю моего гербового щита не что иное, как условное изображение золотой цепи, обрамляющей белое поле герба. Девиз «ЗАСЛУЖИ СЕБЕ СВОИ ШПОРЫ» я запомнил на всю жизнь, освежив его в памяти после моего посвящения в рыцари. Бордюр напоминал те изображаемые цветными карандашами бордюры, которые мы в начальной школе должны были, по настоянию нашей классной руководительницы Нины Ивановны, непременно рисовать в конце каждой классной или домашней работы в школьных тетрадках (тетрадки по арифметике были в клеточку, а по письму — кстати, говоря, у нас был и предмет чистописание — в полоску, причем разной степени сложности). В подаренном мне в Гудауте альбоме рисовал не только я, но и папа. Он как раз рассказывал мне про войну Ганнибала с Римом (причем противниками Ганнибалла, в папиных рассказах, вопреки исторической правде, выступал Юлий Цезарь, живший в действительности гораздо позже). Причем папа как-то нечетко произносил его имя (или я почему-то плохо его расслышал), так что автор этих строк решил, что римского военачальника звали не Юлий, а «Юрий» Цезарь, тем более, что в Москве папа часто показывал мне конную статую Юрия Долгорукого перед тогдашним Моссоветом и рассказывал о нем (как об основателе Москвы, что также не соответствовало исторической правде; впрочем, мы с папой были не единственными москвичами и не москвичами, пребывавшими в этом столь распространенном поныне заблуждении). Папа нарисовал на первой странице моего гудаутского альбома «простым» карандашом двух римских легионеров, а на следующей странице — двух карфагенских воинов (в обоих случаях — по одному пешему и одному конному). Нарисованные им римляне были, с моей нынешней (но отнюдь не тогдашней) точки зрения, в плане защитного и наступательного вооружения, не римлянами, а некоей «помесью» римлян с греками: шлем с гребнем явно греческого типа, кожаный (как объяснил мне папа) панцирь с зубчатым подолом, птериги, полное отсутствие знаменитых римских штанов чуть ниже колен,зато имелись поножи-кнемиды, сандалии, короткий меч-гладий с крестообразной рукояткой (висевший, однако, не на перевязи через плечо, а на поясе с пряжкой в форме круглой бляхи), не слишком длинное копье, зато щит — типичный римский скутум полуцилиндрической формы с изображением одноглавого римского орла (в действительности ставшего общевоинской римской эмблемой, как и навершием римского легионного военного значка, гораздо позже — при Гае Марии; но эта неточность прокралась даже в иллюстрации к одной из моих любимых книг — первого издания «Слонов Ганнибала» Александра Иосифовича Немировского, которую папа купил мне во время одной из прогулок весной по Арбату, где он сам всегда отоваривался в «Магазине военной книги»). Конный римлянин имел также греческий шлем с гребнем, короткий меч, щит овальной формы, плащ, поножи и сандалии (а не кавалерийские калиги). Если мне не изменяет память, папа снабдил его коня седлом и стременами (но даже в упомянутом выше романе знатока Античности А. Немировского в описании битвы при Каннах нумидийские всадники встают в стременах). Пеший карфагенянин был в античном чешуйчатом панцире, с обнаженным, довольно длинным, мечом, напоминающим греческий ксифос, и овальным щитом, тоже с птеригами и поножами с сандалиями, но без шлема, с волосами, расчесанными на прямой пробор. Карфагенский всадник запомнился мне почему-то хуже. По-моему, он был тоже в чешуйчатом панцире-лорике, с птеригами, поножах и сандалиях, со щитом овальной формы и с мечом, но, в отличие от своего пешего соратника, в коническом шлеме ассиро-вавилонского типа. К описываемому времени Ваш покорный слуга уже от корки до корки прочитал подаренные мне мамой на день рождения «Легенды и мифы Древней Греции» Николая Куна и изрисовал не один альбом иллюстрациями к этим легендам и мифам — в основном на сюжеты Троянского и Фиванского циклов, подвигов Геракла, Тесея и Беллерофонта, странствий Одиссея. Рисовал я чаще всего «простым» карандашом, реже — ручкой (совсем редко — акварелью или гуашью), раскрашивая затем цветными карандашами кое-какие детали контурных рисунков — например, плащи, гребни на шлемах, вексиллумы (когда рисовал римлян), паруса кораблей. В гудаутском альбоме папа нарисовал мне осаду Трои, эпопею с Троянским конем, плавание римлян, застигнутых в море бурей, к Карфагену, как и бурю, застигнувшую Одиссея на обратном пути из-под Трои на Итаку. Я же многократно воспроизводил эти сюжеты уже сам, особенно тот драматический момент, когда Одиссей, в качестве балласта, бросает за борт захваченную им в Трое трофейную серебряную статую Посейдона с трезубцем, только усиливая этим святотатственным, но героическим поступком ярый гнев морского бога (этот был эпизод из итальянского художественного фильма «Странствия Одиссея», шедшего в кинотеатре «Баррикады» напротив Зоопарка (еще не ставшего кинотеатром для показа исключительно мультипликационных фильмов, чтобы затем вообще прекратить свое существование). Однако довольно об этом…
(продолжение следует)