Вольфганг Акунов. Московская симфония (продолжение)

ЯЙЦЕГОЛОВЫЙ

Как только русская интеллигенция — в лице советской — вновь получила право голоса за домашним столом, она автоматически раскололась на те же самые фракции, которые существовали в ее среде и до революции: тут тебе и либералы, и нигилисты, и западники, и славянофилы. Но, как известно, история, повторяясь, непременно превращается в фарс. И на свет появилось целое поколение звездолобов с короткими волосами и длинными бородами, унаследовавших от своих исторических предшественников неуемную страсть к бесплодной болтовне на всевозможные «высокоинтеллектуальные» темы, как-то: о летающих тарелках и инопланетянах, об искусстве и русском народе, об очевидном и невероятном, о разумных дельфинах и психоанализе — да разве все перечислишь! В настоящее время большинство этих коротковолосых и длиннобородых достигло возрастного рубежа 25-30 лет и работает преподавателями истории или литературы в средней школе, программистами или инженерами в научно-исследовательских институтах или конструкторских бюро, а некоторые даже пишут стихи или картины. Есть у них и молодая поросль, но не она определяет ныне лицо юношества, состоящего на девяносто процентов из подрастающих грубых материалистов, а не «людей с идеями». Если клевые мэны слушают фирменные закордонные диски с поп-мьюзиком на стейтсовых системах, «филипсах» и «грундигах», а хипеари — те-же самые диски, но только переписанные на отечественный магнитофон, то с яйцеголовыми дело обстоит иначе. Они любят песни Окуджавы, Никитиных, Клуба Студенческой Песни, а порой (если настроены уж слишком леворадикально) — Клячкина, Кима с Визбором, Галича и даже Афанасьева. Они, в подавляющем большинстве своем, «технари» — МАИ, МВТУ, МЭСИ, МАДИ и МГУ относятся к их главным бастионам. На яйцеголовом, если только он не отбился от золотой (или косящей под золотую) молодежи, редко когда увидишь дубленку. Обычно ее заменяет овчинный тулуп, полушубок, кожух, шуба из искусственного меха, японская или финская куртка, ГДР-овский плащ с капюшоном и отстегивающейся подкладкой или даже обыкновенное пальто, какое носит всякий среднестатистический советский гражданин. Яйцеголовый не жует резинку, но много курит и пьет — последнее качество, естественно, в равной степени присуще ВСЕМ московским типам. Он с умным видом рассуждает о судьбах цивилизации и интеллигенции, выпускает в «самиздате» свои дурацкие стишки и ругает Америку за «бездуховность» (особенно если носит при этом американские джинсы). В 50 случаях из 100 он отличается характерной еврейской внешностью. Есть яйцеголовые-театралы — они могут всю ночь напролет торчать перед театром Сатиры или Моссовета, ожидая утренней записи (на входные билеты — В.А., А.Ш.). Они осаждают концертный зал Чайковского в день концерта Святослава Рихтера, чтобы броситься под ноги маэстро, как под колесницу Джаггернаута. Они платят по 70 трублей (размер средней по СССР месячной заработной платы в описываемое Вальпургием Шахмедузовым время — В.А., А.Ш.) за томик стихов Марины Цветаевой и по сотне — за сборник пьес Михаила Булгакова. Они едут за десятки километров, чтобы присутствовать на очередном ночном шабаше Клуба Студенческой Песни, где сотни очень и не очень молодых людей при свете костров внимают доморощенным гитаристам и бардам и, озаренные дымным пламенем самодельных факелов, поют «Поднявший меч на наш союз…». Яйцеголовый занимается всем — и ничем. В его комнате  теплящаяся церковная лампадка, образочки, маски монгольских махакал и африканских колдунов, сувениры из Армении и Прибалтики, грязные носки, горой наваленные на полу тома  энциклопедий, синодальная Библия и «Йога для Запада», причудливо соседствуют с номерами «Ровесника», «Юности», «Нового мира», Пастернаком, пустыми стаканами, дисками сестер Бэрри, «Иностранной литературой», Шекли, Брэдбери, Азимовым и до дыр зачитанным романом Кобо Абэ «Женщина в песках». Обычно секс занимает в жизни яйцеголового более чем скромное место (хотя, возможно, он просто не любит распространяться на эту тему — особенно если занимается йогой — кто знает?). Вот и все, что составляет суть этого, вроде бы, неистребимого московского типа — пожалуй, наиболее русского из всех перечисленных. Остальная часть его существа образована бесконечной, напыщенной и пустой болтовней. Поехали дальше, а то что-то слишком уж противно стало, в самом деле. Нечего уделять так много внимания этим духовным онанистам или импотентам, совершенно незаслуженно возведенным братьями Стругацкими на пьедестал.

    Забытые карикатуры старой эпохи