Об этом уникальном человеке «Литературный коллайдер» уже писал. Соколов Сергей Николаевич. Живописец, график, иконописец. Председатель отделения конфессионального искусства и Вице-президент Международной академии современных искусств. Заслуженный художник России. Почетный деятель искусств России. Многократный лауреат международного конкурса “Искусство. Совершенство. Признание“ в номинациях “Живопись“, “Графика“, “Конфессиональное искусство“. Поскольку у наших читателей он вызвал поистине огромный интерес, мы продолжаем вас знакомить с его творчеством.
Среди самых ярких, основных имен современного художественного горизонта старинного города Ярославля звучно имя Сергея Соколова. Выпускник Ленинградского художественного института живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина, высшего учебного заведения, унаследовавшего традиции старинной Императорской академии художеств, Сергей Соколов сумел стать отменным рисовальщиком. Он прошел многочасовые, — по пятьдесят и более часов, — штудии практического рисования с натуры. Учился под руководством заведующего кафедрой рисунка П.П. Белоусова, в мастерской Е.Е. Моисеенко. Можно с уверенностью сказать, что Соколов прошел одну из лучших в мире школ академического рисунка и это ощутимо, вне зависимости от того, идет ли речь о раннем, или о более позднем периодах его творчества.
“Натурщик в тоге“. (110X72, бумага, сепия) 1982 г.
Первые детские рисовальные пробы на пути в
профессиональную живопись были предприняты Сергеем в середине 1960-ых годов. С
тех пор чудом сохранились всего два самых ранних рисунка, на обоих изображен
Ал. Ив. Артемьев, дед художника. Уже в тех первых пробах – явственная печать
таланта, еще не ограненного, но естественного, природного, живого. Сергей
принадлежал в молодости к тем «старателям» Искусства, кто не расстается с
карандашом.
Осваивая навыки рисования, Соколов увлеченно зарисовывал людей, изыскивал
типажи. Он жил тогда, во время учебы в Питере, в гуще жизни, снимал комнату в
трущобном углу Васильевского острова, — оттуда появились, к примеру, на листе
«Игра в карты» (1982), образы старух, на кухне играющих в карты. Характерность,
психологизм жанровой сцены – вот к чему стремятся карандаш, перо
художника-графика… И это особенно показательно в отношении большой, протяженной
серии портретов в сангине. Во всей серии – определенная мощь конкретности. Тут
продемонстрирована, однако, не только наблюдательность, подразумевающая, как
правило, улавливание и отражение внешних черт лица, фигуры, пейзажа. Соколову
мало – наблюдать, он заостряет внимание на какой-либо парадоксальной по сути
детали… Вот ранняя работа углем – «Сидящий натурщик»(1981), — очень собранный,
четкий, уравновешенный образ мужчины средних лет – и тут, — замечаем
взвихрившийся над головой с одной стороны клок непослушных волос – и от
уравновешенности, даже усталости не остается следа – весь образ обретает
динамический накал, он интересен, он психологически емок…
“Бабушка и буфет“. (84X75, бумага, уголь) 1981 г.
Соколова глубоко интересует деталь – он
любил и любит рассыпать предметы и понаблюдать за их соотношениями, как это
сформируется из них целое. Так в раннем листе «Старая кузница» (1981), где
целая россыпь предметов-деталей, или в более поздней работе «Игрушки на ковре»
(1995), которая смотрится как эскиз к большому красочному холсту, да и во
многих иных…
Но, бывает, у Сергея Соколова, деталь приобретает центральное, доминирующее
значение. В связи с этим уместно вспомнить одну из самых трагичных и,
одновременно, неброских в своей трагичности работ – «Остов детской коляски»
(1982), где истинно мастерски, несколькими линиями создаются воздушность и
протяженность пространства, и на их фоне — перевернутый остов давно отслужившей
детской коляски – да, никому не дано вернуть навсегда ушедшее младенчество, а
далее… далее старый телеграфный столб, лишенный проводов, самый естественный и
трагичный символ окончательного одиночества. А там, где-то далеко, небольшая
семья деревьев – чья-то чужая жизнь… Вот так и создается интуитивно,
непринужденно подспудная философия графики. (Заметим, что она не прямо
символико-фантастична, как у академика-графика Ст. Никиреева, у которого
серьезно изображено дерево в листве, подойдешь ближе, а на ветвях не листья, а
бабочки…).
“Подсолнухи“. (57X40, бумага, тушь, перо) 1983 г.
В «Старом станке» (1982) Сергея Соколова образ собаки, сидящей средь брошенного
разного технического отслужившего металлолома фантастически преобразуется,
становится сам «деталью», и это спонтанно достигается его… недорисованностью,
недописанностью!..
Нередко у Соколова бывает, что простейший на первый взгляд сюжет обретает за
счет угаданного золотого сечения совершенно потрясающий эффект обобщенности,
гармоничности, равновесия, — так в работе «Старые рамы» (1982), где каждая
«грань», каждая деталь – звучит!
Из непременных черт целого ряда графических произведений С. Соколова следует
упомянуть гротеск. Причем гротескность бывает и в плоскости психологической, и
в русле формы. Например, однажды, художник написал свой «Натюрморт с немытой
посудой» (1982), — объемно, резко изобразил типичный для советского времени
уголок в кухне, — мойку, полную посуды; под нею мусорное ведро, в которое
кто-то зло засунул горшок с живым (!) домашним растением, а рядом – неустойчивые,
намеренно оптически деформированные: большая банка, молочная бутылка, и тут
важно заметить, — ведро дано в объеме, а крышка изображена «плоскостно». Таков
художественный прием – через параллельную подачу предметов в объеме и плоскости
– получается заострить внимание зрителя, который необыденным, свежим взглядом
посмотрит на эту работу. Подобные художественные приемы были рождены, как и сам
художник, в ХХ веке. Не даром С. Соколов некогда, во время учебы, испытал
влияние немецкого экспрессионизма, в частности, его ярчайшего представителя
Отто Дикса, вершителя деформаций, укрупнений, парадоксов.
“Гармонист“. (41X60, бумага, уголь) 1983 г.
У Соколова в его стилевых основах
прослеживаются и экспрессионизм, и некоторые признаки гиперреализма, и академический
реализм, но, одновременно, можно вспомнить и то, что в 1980-ые годы его
привлекали элементы абстрактного искусства, поп-арт… Именно тогда ему особенно
хотелось расковаться, поискать, поэксперементировать, отойти от строгих канонов
изобразительного искусства. В 1990-ые, продолжая заниматься творчеством, С.
Соколов создавал иконы, алтарные образы для храмов русской православной церкви,
напротив, целиком и полностью придерживаясь канона…
Художественный эксперт и представитель бостонского музея изобразительного
искусства «Modern Renessance» Юрий Авалишвили оценил по достоинству графические
циклы Сергея Соколова, он отметил у него – «…Великолепное чувство пластики,
пространства, композиции, проникновенность созданных образов, удивительное
чувство цвета сочетается с хорошим, исключительно прочным пониманием рисунка…»
“Старые рамы“. (55X41, бумага, ретушь) 1982 г.
Многие знатоки, художники-профессионалы, кто видит произведения С. Соколова, восхищаются легкостью и точностью его владения линией, светораспределением, которое создается в его графических работы. Говорят о том, как легко и свободно строится цвето-световое соответствие рисунка со светлым фоном бумаги; как виртуозно карандаш создает штрихом цветовое пятно, а рядом внезапно может явиться нитяная линия, прихотливо уходящая во внезапную жесткость линий…. Как точны, особенно в его женских портретах, пропорции данных чуть издали фигур, даже еле видное движение которых сразу создает тональность образа и характера. Композицию Соколов строит индивидуально, и не прочь подчас сделать ее дробной, развить в неожиданном ракурсе, дать работу в многомерных плоскостях, — но это, чаще в холстах. В графических циклах он более классичен, более сдержан, близок к традиции, однако за каждым штрихом вас на самом деле может подстерегать скрытый парадокс.
“Натюрморт с немытой посудой“. (86X62, бумага, уголь) 1982 г.
Можно отметить, что в графической «колее» творчества С. Соколова присутствуют и некоторая «дневниковость», документальность – по его разнообразным работам можно прочитывать лица, приметы и предметы его времени, в основном последней четверти ХХ – начало ХХI веков… Но фиксировать увиденное для него никак не самоцель, он берется за карандаш или перо, когда видит в предмете только ему прозвучавший «камертон», когда мелькнет на миг причудливый парадоксальный «излом» пространства…
“Баба Галя“. (86X61, бумага, графит) 1982 г.
Художника куда более волнует тонкая проработка психологии, характера. Какой лист ни возьми – всюду сжатая энергия прочно запечатленного образа, естественно вложенная в него сила. Все от того, что Сергей – художник не только мастер опытной кисти, обладатель не только врожденного таланта, но и недюжинного темперамента, без которого, как известно, в большом Искусстве, и опыт и мастерство тщетны.
«Литературный коллайдер» благодарит за предоставленные материалы Международную академию современных искусств и лично автора статьи Станислава Айдиняна, вице-президента Творческого союза профессиональных художников.