ОБРЕЧЁННЫЙ

У него никогда не было имени. Жил он в небольшой комнате и, смотря в небольшое окно с решетками, видел одно и то же: огромный, опоясанный колючей проволо­кой забор. Ох, до чего же хотелось выяснить, что за забором? Но почему его не пускают?.. Он мог бы считать свое заточение тюрьмой, если бы понимал, что означает само понятие «тюрьма». Он не знал, что такое мать или отец, поскольку с момента своего появления на свет находился тут. К нему приходили люди в бе­лых халатах, вели ласковые беседы, корми­ли. Именно они обучили его небольшому ко­личеству слов. И он мог выразить удовлетво­рение или неудовольствие едой, сказать, что хочет погулять во дворе, что необходимо умыться и так далее.

День сменяла ночь и наоборот. Душа уз­ника томилась от однообразия. Все-таки, что там, за забором? Может, нечто страшное, что перевернет его мир, принесет много горя?

Да! Да! Да! Но почему люди в белых халатах выходят за ворота? Для них не существует забора и проволоки. А разве правильно, когда одному все разрешено, а другому что-то зап­рещают?.. Используя свой ограниченный за­пас слов, он попытался выяснить этот вопрос у самих людей в белых халатах. Но никто ни­чего ему не объяснил. Или не могли, или попросту не хотели.

А если он не такой, как все, и жизнь за тем большим забором для него невозможна?

Узник не видел себя (в комнате, в коридоре не было зеркал), поэтому просто потрогал лицо: нос, уши, глаза, рот. Вроде бы все, как у них.

Так чем же он отличается от других? Чем?! Чем?! Узник кричал, катался по полу. Прибежали люди в белых халатах. Стали успокаивать его.

Добрые, ласковые люди…

Они сделали ему укол, и он уснул… Добрые, ласковые люди, они всегда при­дут на помощь!

Узнику снился сон: он все-таки вышел за ворота, а там… прекрасный сад, где много-­много деревьев и цветов, где гуляют те, для кого не существует заборов. Как там хоро­шо! И как ужасно пробуждение!

И тогда он решил убежать. Но как это сде­лать? Ведь за ним зорко следят. Надо ждать удобного случая. И однажды он представился. Узник увидел, что со двора выезжает машина с открытым кузовом. Как можно быстрее он бросился к ней, схватился руками за дверцу кузова. Ма­шина тронулась и тут же остановилась. А дальше… дальше его схватили, стащили на землю, стали бить.

Добрые, ласковые люди, какие же вы злые!

И снова его каморка. Узник лежал на кро­вати и плакал. А вокруг суетились его мучите­ли в белых халатах: они опять сделались доб­рыми и ласковыми.

Вечером к нему пришла девушка. Не го­воря ни слова, начала раздеваться. От возбуждения у узника перехватило дыхание. За­тем девушка раздела его…

До невозможности приятная волна, от ко­торой дрожала каждая клеточка организма, захлестнула его с головой. Ему еще никогда не было так хорошо!

Они лежали в постели, и девушка вдруг промолвила:

— Ты красивый, и до чего же похож на него…

Она так и не уточнила — на кого.

Потом девушка удалилась, а к узнику при­шли люди в белых халатах и сказали:

— Если будешь хорошо себя вести, она и в следующий раз посетит тебя.

И он продолжал жить в маленькой ком­натке, в доме, обнесенном забором с колю­чей проволокой.

* * *

Мистер К. вошел в просторный кабинет. Сидевший за столом человек с морщинистым лицом, прилизанными редкими волосами бы­стро поднялся, пожал руку гостя.

— Добрый день, мистер К., рад видеть вас. Садитесь сюда, посмотрим, что с вашим гла­зом.

Человек с морщинистым лицом внима­тельно осмотрел глаз мистера К.

— К сожалению, дела ухудшаются. Срочно нужна операция по пересадке здорового глаза.

— Все пройдет хорошо?

— Мистер К.! Странно даже слышать та­кое. Вот его фотография. Человек, который вынужден будет пожертвовать для вас своим глазом.

— Поразительно! Он — моя точная копия. Только, конечно, гораздо моложе.

— Он не может не быть вашей копией. Он был зачат в пробирке, но произошел от вашей клетки. Поэтому проблема совместимости ор­ганов автоматически отпадает. Любой его орган идеально подходит вам.

— Вот они, чудеса клонирования! — пробор­мотал мистер К., продолжая смотреть на фо­тографию молодого парня. «Искусствен­ный человек», рожденный, чтобы богатые гос­пода могли иметь постоянный «материал» для замены больных частей своего организма. Мистеру К. вдруг стало жаль этого парня.

— Доктор, искусственные люди — они… тоже люди?

— Вам интересно знать, мыслящие ли они существа? Безусловно. Этот парень на фото­графии, например, мыслит так же, как вы. Ока­жись он в других условиях…

— В нормальных, человеческих! — нервно крикнул мистер К.

— Пусть так. Из него мог бы выйти хороший бизнесмен. Как из вас. Сейчас он получает лишь необходимый минимум информации, живет в изоляции, имеет об окружающем мире более чем скудное представление. Однако характер проявляется и здесь. Ваш характер, мистер К Недавно он пытался бежать. При­шлось его успокаивать. И кнутом, и пряником. Пряник обязателен. Мы не можем его травми­ровать перед операцией…

— Мне все время кажется, что я участвую в коллективном убийстве.

— Тогда откажитесь от операции. Но вы этого не сделаете, побоитесь слепоты. До чего удобно ужасаться действиям докторов-сади­стов и одновременно пользоваться их услуга­ми. Ну что, отказываетесь?

— Я же не о том, не о том…

— Дорогой мистер К., жизнь устроена так, что само рождение разделяет людей. Одни появляются в семьях королей, принцев, сул­танов или могущественных властителей фи­нансовых империй. Им не нужно тратить даже малейшего усилия на то, на что другие тратят всю жизнь. (Помните, как говорил герой зна­менитой пьесы Бомарше: «Вы дали себе труд родиться, только и всего».) Они еще не появи­лись на свет, а уже целая орава подхалимов, государственная машина пропаганды и про­сто оболваненные обосновывают их «боже­ственное происхождение». Им дозволено все, и часто не по заслугам. Давайте подумаем, почему? Вроде такой же, как вы, из плоти и крови, и вдруг невесть откуда свалившиеся привилегии?

Другая категория людей: они вышли из простой среды, но пробиваются наверх бла­годаря тому, что умны, изворотливы, красивы, настойчивы. Как вы, например. И есть еще одна категория: больные, калеки от рождения или же родив­шиеся в семьях, что обречены на позор и стра­дания. Как бы они не напрягались, не вывора­чивались, они всегда изгои. В чем их вина? Все преступление в одном лишь рож­дении.

У каждого свой ад, мистер К. У этого пар­ня своя судьба, как своя судьба у принца, тор­гаша или пьяницы. Никто и ничто не сможет спасти его. Он обречен, как обречены множе­ство ему подобных. Скоро, очень скоро боль­шое количество богатых людей захотят иметь «биологический материал». И не по одному экземпляру, а по нескольку. Возьмем ваш слу­чай. Поврежден глаз. Где гарантия, что не по­вредите его вновь? Мы можем создать столько ваших двойников, сколько потребуется.

— Но могут вмешаться полиция, закон.

— Закон охраняет нас, ведь мы помогаем сильным. Сегодня никто не уточнял, считать ли этот биологический материал людьми? Нет закона! Да, они мыслят и ведут себя, как обыч­ные люди, но они же родились не от женщи­ны. А представьте, сколько появится публи­каций, в которых «независимые» эксперты и журналисты встанут на нашу сторону! Но даже если «цивилизованная» Европа запретит про­изводить подобный материал, где-нибудь в заброшенном уголке Азии или Африки для нас всегда найдется место.

— Когда готовиться к операции? — спросил мистер К.

— Она состоится послезавтра, — ответил доктор.

* * *

Сегодня к нему все были особенно вни­мательны. Добрые, ласковые люди одели его в чистые белые одежды и повели. Узник все время спрашивал: куда они идут?

— Там будет хорошо, — ответили ему. — Даже лучше, чем с той девушкой.

И он поверил. Разве можно им не верить?

Длинный коридор. Он здесь никогда не был. Новые запахи — резкие, порой неприятные.

Комната, где находятся удивительные металлические сооружения. Таких узник еще не видел. И новые люди в белых халатах. Тут также есть большой, разделенный на две по­ловины стол: на одной лежит мужчина. Он с болью и сочувствием смотрит на узника.

Внезапно узник понял: здесь не будет хо­рошо.

— Иди вперед, ложись, — сказали ему.

Страх тонкими иголками начинает колоть тело. Уколы становятся сильней и сильней. Вот уже все тело охвачено острой болью. Надо бежать! Бежать от этих добрых, ласковых людей.

— Что ты медлишь?

И тогда он вырывается, бежит. Но боль­шой шприц входит в вену… и все куда-то уле­тает. Узника можно спокойно, подхватив под руки, вести к столу. Он не сопротивляется. Он верит им!

Добрые, ласковые люди…  Сейчас ему будет хорошо. Даже лучше, чем тогда, с девушкой.

* * *

Он видел страшный сон. Будто кто-то вползает в голову и выбирает внутренности. Хотелось кричать, но из горла вырывается только тихий стон.

Затем пробуждение. Ему было больно, очень больно. Тугая повязка стягивала поло­вину лица. И мертвая чернота перед правым глазом.

Он думал сорвать эту повязку. Зачем она ему? Но его тут же схватили за руки.

— Нельзя! — строго сказал высокий черноусый человек в белом халате. — Свяжите ему руки.

И опять ласковые слова, уговоры, обе­щания новой встречи с той девушкой.

— Я скоро могу снять повязку? — спросил узник.

— Да. Скоро.

И я снова могу видеть правым глазом?

Да. Может быть … — ответили ему.

Добрые, ласковые люди… Как хорошо вы умеете лгать!..

НАЙДЁНЫШ

Жалобный писк заставил Алексея взгля­нуть на семенившее к нему крохотное, дрожащее пушистое суще­ство. Алексей на­гнулся, осторожно взял котенка на руки и сра­зу почувствовал выпирающие ребра.

— Надо же, совсем черный, только на лбу белое пятнышко! И страшно худой. Есть хо­чешь, бедняга.

Котенок, казалось, совсем не боялся не­знакомого человека. Или это голод притупил в нем чувство страха.

— Пойдем, покормлю, — вздохнул Алексей и понес котенка домой. Он налил ему молока и, видя, как оно мгновенно исчезает, строго сказал:

— Сразу так много есть нельзя.

Раздался звонок. Пришла Маша – жена Алексея. Сытый котенок, зажмурив от удоволь­ствия глазки, побежал к ней.

— Кто это? — воскликнула Маша.

— Найденыш.

— Зачем нам Найденыш?

— На улице холодно. Он замерзал и хотел есть.

Сейчас многие замерзают и хотят есть. — Она прошла в зал и закричала:

Смотри, что он наделал… прямо на ковре! На дорогом персидском ковре!

А Найденыш продолжал весело жмурить­ся. Он не понимал, что совершил непоправи­мое.

— Унеси его! — потребовала Маша.

— Он маленький. Мы его приучим ходить в туалет.

— Нет, унеси! У меня защита диссертации на носу. Еще не хватало заниматься найде­нышами!

Алексей вздрогнул, взял Найденыша на руки: котенок смотрел на него благодарным взглядом. Потом прижался к груди Алексея и стал потихоньку посапывать. Он был уверен, что благодаря этому человеку, жизнь его изменит­ся. Он попал в настоящий светлый дворец. И больше не будет ни помоек, ни пронизывающего ветра.

— Пойдем, дружище.

Найденыш открыл глаза и увидел коридор, лестницу, откуда-то снизу повеяло знако­мым страшным холодом. Кошмар возвращался…

— Кто это у тебя, Алеша?

— Котенок, Елена Сергеевна, — ответил Алексей пожилой соседке. — Хотел взять, да жена против. Маша стала такой нервной с этой диссертацией.

— Черненький, пушистый! — старушка по­трепала Найденыша по головке.

— Возьмите его, Елена Сергеевна… — на­чал было Алексей, но осекся. Ведь у нее есть один кот.

— Итак живем с Тимофеем на одну пен­сию. Сама мяса не ем, а Тимофею иногда куп­лю.

А Найденыш озирался по сторонам и мо­лил, чтобы его не выносили во двор.

— Как мне его жаль! — сказал Алексей и начал спускаться по ступенькам.

Холод, издевательски захохотав, готовился расправиться со своей жертвой.

— Он может жить у нас в коридоре, — мол­вила Елена Сергеевна. — Люди здесь добрые. Будем все кормить его.

— Правильно! Правильно! – обрадовано закричал Алексей.

Найденыш превосходно устроился на ле­стничной клетке. Каждое утро его тарелочку наполняли таким вкусным молоком, а рядом на крохотном блюдце появлялись то кусочки колбаски, то немного рыбки, то еще что-ни­будь. Он уже знал каждого жильца здесь, поскольку любой из них в меру своей доброты старался что-то сунуть Найденышу.

Но больше всего котенок любил Алексея. Ведь это он нашел его и принес сюда. И Алек­сей, возвращаясь с работы, обнимал и цело­вал питомца со словами:

— Как прошел день, дружище?

— Мяу! — отвечал Найденыш. Сегодня, на­пример, это обозначало, что Елена Сергеев­на дала ему такой кашки — пальчики обли­жешь!

— Понятно, — кивал Алексей. — И я тебе кое-­что принес.

Но однажды, придя домой, Алексей не увидел Найденыша. Сначала у него не возник­ло дурных мыслей; мало ли куда убежал его дружок. Может, даже на улицу. И он обязатель­но вернется.

Несколько раз Алексей выходил на лес­тничную клетку. Найденыш не возвращался. Алексей позвонил в дверь Елене Сергеев­не. Та ничего не знала. Он обежал всех со­седей в подъезде. Кто-то отвечал, что даже не слышал о живущем на лестничной клетке котенке, кто-то просто отрицательно качал головой. Алексей бросился во двор, осмотрел каждый закуток, помчался в близ­лежащие дворы.

— Найденыш! Найденыш!

Его не волновали удивленные взгляды («Взрослый человек, бегает, что-то кричит»).

Неужели он потерял своего маленького друга?!

— Что с тобой? — спросила Алексея жена. — Ты бле­дный, как мел.

— Не могу отыскать Найденыша. Еда в блюдце не тронута.

— Нечем тебе заняться! Нашел бы прира­боток. А то моя диссертация…

— Твоя диссертация?! — заорал Алексей. — Я бы сжег весь этот ворох бумаг! Пропало беззащитное живое существо! А ты… Зачем я послушал тебя и не взял его!

В таких случаях Маша могла бы устроить истерику. Но сейчас она неуверенно пробормотала:

— Может, его кто-нибудь взял?

Уже несколько дней Алексей искал. Раз­говаривал с жильцами других домов. Котенок пропал.

И тут, в лифте он встретил соседа Илью Романовича, толстого человека лет со­рока пяти, с большой плешью и похожими на сосиски пальцами. Илья Романович относился к катего­рии «новых властителей жизни», был очень са­моуверен, держался с соседями снисходи­тельно, за это Алексей его не любил. К счас­тью, Илья Романович месяцами находился в отъезде.

— Науку двигаем, молодой человек! — за­хохотал Илья Романович. — Сколько платят в ваших институтах? Вот у меня в фирме — порядок! На одних посреднических операциях срубаешь такие бабки!

— Ну а я уж по старинке буду работать в институте.

— Все институты надо разогнать. Сейчас человеку достаточно девяти классов.

— Кому что.

— Если потребуется, я раньше всех вас стану доктором. Забашляю, и ваша ученая братия в зубах мне притащит эту диссертацию.

Дверь в лифт открылась, Алексей опять с болью посмотрел на наполненное молоком блюдце. Это Елена Сергеевна. Она тоже на­деется, что Найденыш вернется.

— Развели грязь! — возмутился Илья Рома­нович. — Убрать отсюда все это надо. А то ка­кой-то кот у нас устроился.

— Да, да! Здесь жил котенок!

— Я ему башку открутил, да выбросил в му­соропровод. Нечего возле моей двери гадить.

Алексей застыл, у него возникло дикое желание двинуть по этой толстой физиономии, которая все больше и больше расплывалась в отвратительной улыбке. Но тело точно све­ла судорога.

— Что с вами? — спросил Илья Романович. — Нездоровится?

Алексей не помнил, как дошел до своей двери…

— …Ужас! Ужас! — сказала Маша.

— Что случилось?

— Так ты ничего не знаешь? Хорошо жить затворником!

После убийства котенка Алексей действи­тельно ушел в себя. Найденыш приходил к нему каждую ночь, пытая вопросом: «За что? Разве я кому-то сделал плохо? Объяс­ни, ведь ты — мой друг!» И тогда Алексей хва­тал несчастное существо, прижимал к себе и твердил:

— Люди слишком жестоки. Но не бойся. Больше я тебя никому не отдам! Ты будешь жить в моей квартире.

Глаза котенка сияли радостью. Он носил­ся по комнате, звал друга играть. Алексей бе­жал за ним, слышал свой звонкий, как в дет­стве, смех. Но наступало утро и Найденыш исчезал за какой-то таинственной дверью, от­крыть которую  невозможно. Ос­тавалось ждать следующей ночи и надеять­ся, что, хотя бы в мире иллюзий, навечно вос­торжествуют Любовь и Доброта.

— Найденыш!

— … Опять думаешь об этой кошке! — Возмущалась Маша. – А, между прочим, наш со­сед, Илья Романович, погиб. Разбился на ма­шине. Такой хороший человек!

Маша смахнула слезу и продолжала:

— Его автомобиль вылетел на встречную полосу и столкнулся с мчавшимся навстречу грузовиком. Его шофер, кото­рый вообще не пострадал, утверждает, будто шеф ни с того, ни с сего вдруг вцепился в руль и закричал: «Сворачивай! Сворачивай! Разве не видишь этого черного гигантского кота с отметиной на лбу?! Он несет смерть!» Не знаю, на­сколько это правда, но, говорят, Илья Рома­нович был человек суеверный… Ты слушаешь меня?..

• Share it
• Email