Валентина Козлова. пос. Брусянка,
Узловский район, Тульская область.
Зима 1972-1973 гг.
Солнечный зайчик. Игривый, словно живой. Пару минут назад он хитростью проник в учительскую и теперь не даёт покоя ни мне, ни Зое. То норовит прошмыгнуть под носом у завуча, то украдкой пробежит по тетрадке, отвлекая от дел. Безоблачная синь и вправду действует на людей хлеще любого праздника: мой класс не был таким шумным уже дней пять…
— Ну как же так можно! Первое предложение – и уже две ошибки. А ведь на носу выпускной…
Очередной диктант заставил отвлечься от раздумий, навеяв новые. Сколько их было в моей жизни? Потеряла счёт ещё на первом десятке. Конечно, воспитатель в детском саду – работа куда менее оплачиваемая, но порою я вспоминаю о ней с ностальгией. Что нужно дошколятам? Игры, вкусная каша и свежий воздух. Со школьниками так же – и в этом их главная проблема…
— Что, Валь, твои снова плохо подготовились?
Наш завуч Зоя Ивановна – и по совместительству моя подруга – решила не испытывать собственное терпение и на всякий случай задёрнула штору. Зайчик пропал, будто его и не было…
— Такими темпами кому-то придётся остаться на второй год… — рассудила я вполне реалистично.
Однако подруга поспешила меня успокоить:
— Это они сейчас такие. Третья четверть – затяжной полёт. К весне возьмутся за ум.
— Неужели и вправду возьмутся?
— Сама такой была.
Зимние дни удивительны. Слишком короткие, слишком холодные… слишком суматошные. Не успеешь задёрнуть шторы, чтобы солнце не слепило глаза, а оно уже норовит от тебя скрыться. Жаль, детям невдомёк, как быстро оно убегает: их будни, расписанные по часам, тянутся куда дольше наших…
Когда я вошла в класс, гвалт стих лишь наполовину. Пара ребят и вовсе забавлялась тем, что пускала самолётики возле доски – начисто забыв подготовить её к новому уроку. Вот, правда, староста догадалась: тригонометрия покинула нас быстрее, чем я выложила на стол стопку тетрадей.
— Добрый день, Валентина Павловна! – отчасти мимоходом, отчасти нехотя поздоровались восьмиклассники, рассаживаясь по приписанным к ним партам.
— Добрый день, ребята, — улыбнулась я классу.
Получилось не так искренне, как хотелось.
— А Вы нас сегодня отпустите пораньше? – спросили вдруг у меня, когда я уже садилась на место.
Что характерно, интересовалась староста. Час от часу не легче…
— Пораньше? У нас же сегодня новая тема. Как же я могу отпустить вас пораньше? – мой вопрос был скорее риторическим. – Сегодня никак.
Улыбки разом сдуло с прежде весёлых лиц. Ребята помрачнели, словно тучи. Даже староста. Самая прилежная девчонка обычно всегда писала на доске текущую дату. Сейчас же, напротив, ей пришлось дважды напомнить о прямых обязанностях. Нехотя встала… Еле отыскала мел… Урок не заладился.
— Итак, запишем тему… «Великая Отечественная война в произведениях русских писателей».
Волна вздоха прокатилась до задних парт.
— Опять Отечественная? – шепнул кто-то у двери. – Да сколько же можно… Только её и проходим. Сначала история, теперь литература…
— Надоело, — пробормотал, будто бы им в ответ, кто-то с противоположной стороны класса. – Когда там конец урока?..
Конечно… Чего ещё было ожидать? Для них все эти произведения – ещё один школьный предмет. А ведь совсем недавно отгремела тридцатилетняя годовщина победы под Сталинградом!..
Да… Поначалу мне вдруг стало так стыдно за своих учеников. Таких, казалось бы, взрослых – и таких безответственных… Глухих…
Но потом…
Будто что-то кольнуло глубоко внутри… Одна мысль, не давшая перейти черту. Одно воспоминание.
И слова Зои – о том, что и она была такой в молодости…
В детстве…
Столько мгновений может всплыть в лабиринтах памяти, если дать ей волю. Светлых и чистых, словно первая любовь… Ярких и зелёных, как те бесчисленные турпоходы, в которые я ныряла с головой при всяком удобном случае… И чёрных, в оттенках багровой шпинели…
На мгновение я зажмурилась. Снова всё вспомнила. Открыла глаза… и увидела перед собой их – детей, не знавших войны. Были ли у меня право требовать от них понимания? Разве могли они осознавать, сколько боли пришлось испытать их родителям и дедам? Да и что может знать о лишениях тот, кто родился под мирным небом и не знал неба иного?
Ничего. Но… тогда на что здесь была я?
— Знаете, ребята… На самом деле в чём-то вы правы. Не всякая книга, даже самая мудрая, может передать историю такой, какой она была. Да и непросто это – слагать о себе строки, когда каждый второй проходил через что-то подобное. Непросто – но нужно. Да, сама я не писатель – а ведь когда-то очень хотела им быть! И пусть война застала меня ещё совсем ребёнком, я тоже вкусила её горькую долю…
Восьмиклассники наконец притихли. Кто-то лишь для вида, но староста впервые с начала урока вновь выказывала сосредоточенность и готовность слушать. Хорошо…
— А разве Вы родились не после Победы? – спросил её сосед Миша.
— Мне не хватило на это каких-то трёх лет. Трёх с небольшим… — не стала я лукавить и мельком глянула в окно.
Мало-помалу на небе появлялись облака. Всё больше и больше – так и до снегопада дело дойдёт…
— А где же Вы родились?
Любознательность – всё же хорошая черта. Или всё-таки привычка?..
— Девочка Валя родилась в селе Голубовка, на Донбассе, — ответила я, не зная ещё, сколь сильно собираюсь всколыхнуть самые тёмные воспоминания. – Мы с мамой, Марией Стефановной, тогда жили у самой границы с УССР. Вы же проходили это на истории, верно? 1942 год был для нас годом оккупации. Голод, страх и лишения – вот какие спутники были тогда у советских людей, оставшихся на той земле. Они же стали спутниками первых лет моего жизненного пути…
Ребята на задних партах наконец-то последовали примеру своих товарищей и прекратили переговоры. Но должна ли я продолжать?.. Всё-таки тема урока и мои личные мысли – совсем разное…
— Но Вы же тогда были совсем маленькой? – поинтересовалась Маша, жмурившаяся у всё ещё яркого окна. – Как же Вы это помните?
— Признаюсь честно, помню я немногое. Но вот мама запомнила всё до последней секунды… Она эту историю мне и рассказывала – очень редко, конечно… не всякому захочется вновь переживать те годы, пускай на словах. Вы же представляете, что такое оккупация?
Ребята молча кивнули, а некоторые даже вытянулись, вслушиваясь во всё, что я говорила. Так странно… я и сама не заметила, что перешла на полушёпот…
— Жить было трудно – каждый день под присмотром немцев мог стать для тебя последним. Кого-то выгоняли из изб, кто-то и вовсе бесследно исчезал… А ещё постоянный контроль… и понимание, что к тебе относятся не как к равному, и даже не как к человеку… а как к какому-то дикому зверю. А со зверем ведь можно что угодно сделать, да?..
Я замерла на миг. Не поверила тому, насколько непроницаемой может казаться тишина, тем более во время урока. И продолжила…
— Фашисты понимали, что засели у нас надолго: Москву взять всем скопом не удалось, и надо было как-то укрепляться. Временами к делу подключали местных – бесплатная рабочая сила под рукой никогда не пропадала… В тот день нас повели рыть окопы. Да-да, женщин также не оставили в стороне – в том числе и мою маму Марию Стефановну… Пришлось ей взять и меня с собой… Поначалу она надеялась, что маленький ребёнок заставит оккупантов отнестись к ней с сочувствием, но она очень сильно ошиблась… Вечно недовольный немец всё равно приказал ей одеваться и идти вместе с дочкой – настолько они ценили наши жизни…
Пока маму вели под присмотров других фашистов, сомнения и страх всё сильнее закрадывались в её мысли. Любому немцу, даже простому солдату, ничего не стоило взять… и отнять у матери маленькую дочку, которой ещё и годик не исполнился! К сожалению, её опасения начали сбываться… Этот момент наступил.
И снова этот укол, где-то глубоко внутри… Столько раз мама просила не вспоминать об этом – а сейчас я рассказываю обо всём своим же ученикам. Неужели для того, чтобы всего-навсего их успокоить и настроить на урок?
Нет… совсем не поэтому…
— Немец, не знавший жалости, заметил меня в руках у мамы и раздражённо, как бы невзначай заметил: «Сажай её тут, и пусть она сидит. Но если начнёт плакать, если закричит… я тут же её пристрелю». Сейчас уже не представить – ни вам, ни мне – какой ужас тогда испытала Мария Стефановна. Но… она сдержала свой страх, пусть и на короткий миг. В тот день автомат почти всё время был направлен на меня. Немец простоял рядом с нами почти весь день – тот бесконечный, изнурительный, страшный день… А мама… продолжала рыть окопы. И изо всех сил молилась.
Дрожь – она появилась сама.
Вырвалась, словно из ниоткуда, и прошла по лабиринту, пока не достигла слов… Даже сам голос мой изменился. Я больше не переходила на шёпот. Но то, с какой эмоцией это было… Дети слушали, словно бы затаившись. Словно этот самый автомат прямо сейчас был направлен и… нет, нельзя так говорить. Это неправильно.
Но как похоже…
— Да, пару раз маме всё же разрешили меня покормить. Быть может, именно эти секунды и всплывали раньше в детстве в моей памяти… Как она подходила ко мне и раз за разом шептала на ушко одно и то же: «Ты молчи, молчи…» Надо, конечно, отдать должное и находчивости – в конце концов, во многом и она нас тогда спасла… Чтобы хоть чем-то занять кроху, мама дала мне лоскуток от косыночки. Сняла с себя плюшевое полупальто, посадила меня на плюшку – и оставила так. А я… всё играла и играла неподалёку, тихо-тихо – даже не поднимала глаза… Увлёкшись кусочком яркой ткани, продолжала спокойно её рассматривать – и молчала. Как будто что-то понимала…
Так я промолчала весь оставшийся день. И так… мне удалось его пережить.
Всё… Мои последние слова погасли. Утихли в полутьме. Облака, гонимые ветром со стороны Четвёртой Шахты, накрыли Брусянку, и солнечный день в одночасье сменился бурей…
Староста вся превратилась в тишину… Не упустив не единого слова, сидела, боясь шелохнуться. Так же, как и ей одноклассники. А я…
А передо мной словно снова сидела та девочка. Маленькая Валя. Горькая правда – и страшный день, в котором меня могло не стать.
— А потом?.. – спросил Миша, голос которого дрожал не меньше… моего собственного. – Потом всё было хорошо?
Его голос мне помог. Собрал с мыслями. Половина урока прошла – нехорошо…
— Конечно, Миш. Потом всё было хорошо…
Да, я бы могла рассказать им ещё много и много всего… О том, как к концу войны, а было это уже в 1945 году, семья Ерохиных переехала в Узловский район Тульской области – в село Шаховское. О том, как годы детства крохотной Валентины понесись вперёд с куда меньшими волнением и страхом… О пятнадцатой школе, где я нашла себе первых и самых верных друзей. Этой самой школе, в которой сейчас преподаю…
Но мне пришлось продолжить урок.
И всё-таки что-то в них изменилось. Да, пускай ненадолго. Пусть уже через полчаса, оказавшись за пределами своей школы, они снова забудутся своей молодой, полной новых впечатлений жизнью, сейчас они сделали то, чего я от них так хотела.
Они услышали.
И значит, всё-таки могут понять?
Звонок прозвенел неожиданно. Ученики попрощались. Дежурный стёр с доски список тем, на которые в следующем месяце мы должны будем написать сочинения. И когда староста, собравшись последней, подбежала к двери, она ненадолго задержалась и обернулась.
— Спасибо Вам за урок, Валентина Павловна. А Вам правда тогда не было страшно?
— Мне нет. Маме было…
К ней сегодня я и собиралась вернуться.
Когда подруга Зоя собрала увесистую стопу тетрадок и с горем пополам затолкала её в сумку, от солнечного дня не осталось ни следа. Водрузив тяжёлую учительскую ношу на плечи, мы вместе покинули школу №15 – и оказались посреди кипенно-белой стужи. Снегопад усилился…
— Как урок? – спросила меня напоследок наша завуч, пока я пыталась сориентироваться в глухом мареве метели.
— Урок прошёл не по плану, — улыбнулась я, наконец-то прикинув, в какую сторону идти. – Но так, как нужно.
— Это хорошо. Не забудь подумать над Константиново – давно хотела там побывать. Но не в такую вьюгу, конечно… летом!
Зоя Ивановна попрощалась. Уже завтра она вновь будет судачить о нечищеных дорогах или комиссии, которая давным-давно обещает нагрянуть к нам из районного центра. А я забуду сегодняшний последний урок и окунусь в рутину, выполняя дела, которые далеко не всегда оценивают по достоинству.
Но всё завтра… Сегодня же, сквозь лабиринты этой метели, за мной по пятам продолжало следовать прошлое.
Здесь, на Брусянке, где мне после должности воспитателя детского сада удалось устроиться учителем… и там, на Четвёртой Шахте, где я уже давно жила спокойной и размеренной жизнью: вышла замуж и родила сына. Всё, как и положено – под мирным небом над головой. Пусть и затянутым тучами.
Прошлое проводило меня сегодня до самого дома – большого и до боли знакомого. Закрыло за мной калитку, взволновала вечно лающего чёрно-белого Шарика и разбудило родных. И только когда я снова увидела родную маму, поспешно накрывавшую на стол, оно – это прошлое – наконец-то встретилось с настоящим. В лице той, кому я обязана жизнью.
— Ты о чём-то задумалась? – спросила она меня как-то под вечер, когда все домашние дела были сделаны, муж ушёл читать газету, а маленький Серёжа, набегавшись и накупавшись, вот-вот собирался отправиться спать.
— Да так, ни о чём, — ответила я на автомате и тут же добавила. – Мам, как думаешь… А вдруг они больше не вспомнят?
— Кто? – с удивлением спросила мать.
— Дети… люди. Вот сейчас прошло уже около тридцати лет с той войны. А когда пройдёт ещё пятьдесят… когда не останется никого, кто бы мог рассказать им правду… Вдруг им станет всё равно?
Мама на мгновение застыла. Темнота, стекая с потускневших окон, уже струилась в наш дом, обвивая кухню своими лоскутами, и даже слабая лампочка в люстре едва могла с ней справиться… Кто знает, о чём она сейчас думала. Быть может, вспомнила то же, что и я. Или что-то своё…
— Правду не спрячешь. Она всё равно найдёт путь наружу. На лжи далеко не уедешь…
Что ж. Может, она и права. В конце концов, завтра будет новый день. Может, и метель закончится?..
С матушкой мы в тот день больше не говорили. Отец снова пожаловался на шахту, в которой ему опять пришлось подменять рабочего и «вспоминать отгремевшую молодость», а Иван раз пятнадцать рассказал о футбольном матче, который не так давно стал главной новостью всех местных радиостанций.
— Случайно забить такой гол – это ж надо! – продолжал он под конец дня, пока я укладывала сына.
Вскоре они оба сладко спали, казавшись теперь даже слишком смирными. По крайней мере, по сравнению с обычным своим состоянием…
Случайный гол… Случайной воспоминание на уроке… Случайная встреча под Новый год, которая в итоге привела ко мне этого кудрявого мальчишку, которому вот-вот исполнится четыре… Неужели над всем этим действительно был властен простой случай?
А как же судьба?.. Разве её не бывает?
Размышления над школьными тетрадками плавно подтолкнули наш мир к полуночи. По улице Чапаева проехал одинокий автомобиль, младший брат снова умчался куда-то с друзьями под вой метели, а несчастный Шарик, чтобы согреться, исчез в своей деревянной конуре, мечтая о тёплом и просторном доме… Мне же оставалось довольствоваться лишь диктантами да сочинениями – и ждать, когда жизнь подарит ещё один крутой поворот на своём извилистом пути.
Отчасти мама была права. Но всё же страх от этого никуда не делся. Да, после всех этих съёмных квартир с дровяными печами и заочных экзаменов я действительно стала учителем. Но что будет, когда на моё место встанет кто-то другой? Чему именно он станет учить? А вдруг…
Полночь ударила в окна деревенского домика сильнейшим завыванием. Едва не раскрыла их. И сдула последние думы… Я всё поняла: унесла и заперла в памяти разбуженные фрагменты прошлого, закрыла последнюю потрёпанную тетрадку и вернулась к себе, перед сном поцеловав своего первого сына. Когда-нибудь и он задастся теми же вопросами, что и я – и найдёт свои собственные ответы. Так пусть же метель будет к нему благосклонна – за этим старым, покрытым инеем окном, в большом необъятном ЗАВТРА.
В лабиринте судеб, где за каждым поворотом тебя ждёт новое открытие. Или новая жизнь.
Егор Козлов – Тула
23-24 февраля 2023