Юрий А. Домбровский. Гамбургский счет (окончание)

   Гамбург… без гамбургеров. Вторник, 14 декабря.

Проснувшись, понял, что Эдик уже на работе. От того насколько он будет занят, зависит моё пребывание в Гамбурге. Если ему удастся договориться с шефом об отгуле, он сможет посвятить мне какую-то часть своего времени и тогда можно будет подкорректировать ближайшие планы. Во всяком случае, ограничиваться одним лишь Гамбургом, я не собирался.                                                                   

Кёльн, где проживал Вася также входил в мои планы. К тому же в Кёльне находилась штаб-квартира русской редакции «Немецкой волны», телефон которой я прихватил в Москве и надеялся ещё переговорить с неким Ефимом Шуманом, бывшим соотечественником, занимающим там не самое последнее место, на предмет публикации своих книг в Германии. Надежда была призрачной, но если хоть какой-то шанс оставался, грех было бы им не воспользоваться. Во всяком случае, я прихватил с собой часть макетов своих книг и несколько дискет с невостребованным в своём отечестве литературном творчестве. Чтобы покончить со скучным перечнем намеченных мероприятий, осталось дозвониться в Свистал, где находится офис фирмы пассажирских перевозок, чтобы зарезервировать обратный билет. Хотя этот звонок можно было отложить и до вечера, когда вернётся с работы Эдик. После завтрака Ольга вызвалась быть моим гидом по Гамбургу. Её стажировка в ресторане начиналась с трёх часов дня и это время она могла посвятить мне, благо девочки ушли в школу. Прихватив с собой видеокамеру, мы отправились к ближайшей станции метро. Что же такое Гамбург?   

     Каналы Гамбурга…                                                              

    Чтобы понять это, нужно пожить в нём несколько лет. Я пытался понять его за считанные дни…  Крупнейший город и порт Западной Германии, второй по величине после Берлина. Ещё перед поездкой я выписал из энциклопедии наиболее значимую информацию об этом «государстве в государстве», образующем самостоятельную землю наряду с Берлином и Бременом. Город, раскинувшийся на берегах Эльбы в ста десяти километрах от её впадения в Северное море, с населением свыше двух миллионов людей, как говорят в старинных романах, предстал передо мною во всём величии мегаполиса.                                                          

    Часть ветки метро проходит под землёй Ольга рассказывает о кварталах, которые видны из окна метропоезда, показывает дом барачного типа, где они жили до того как получили муниципальное жильё, о трудностях, которые им пришлось вынести в первое время пребывания не немецкой земле. Жизнь переселенцев – не сахар и, как не крути, а комплекс людей второго сорта ещё долго будет висеть над теми, кто рискнул покинуть привычные места и уехать на чужбину, хотя и называемую исторической родиной. Но историческая родина она лишь для Эдика, его отца, брата и родных тёток, всё свою жизнь проживших в Киргизии. Для Ольги, русской до мозга костей, она ещё долго будет оставаться чужбиной. Тем более что её родители, брат и другие родственники остались там, далеко за тысячи вёрст. Дети привыкают к новому гораздо быстрее. Им легче даётся язык. Они уже свободно говорят и думают по-немецки. Уже начинают подзабывать русский язык, общаясь на нём лишь дома, да и то не всегда – им привычнее говорить по-немецки.                                                                 

    Небо Гамбурга затянуто тучами. Свинцово-серый дух каналов витает в воздухе улиц и набережной внутреннего озера Альстер. К искусственно созданному плёсу на Альстере прилегают кварталы Аусенальстер, а у впадения его в Эльбу – деловой центр города, состоящий из районов Альтштадт и Нейштадт. Снимаю на камеру витрины магазинов с юмором выполненными оригинальными манекенами, уличных музыкантов и прохожих, спешащих куда-то по своим неотложным делам. Город легче всего понять через лица людей в нём проживающих. Ольга ведёт меня мимо Ратхауза, здания, в котором размещается правительство земли Гамбург, к набережной Альстера, где гуляет праздношатающаяся публика, и летают стаи чаек, выпрашивая себе корм.                                           Затем снова спускаемся в метро. У Ольги — проездной. Спрашиваю, где я могу купить билет для себя. Ольга отвечает, что здесь, как правило, покупают проездные на месяц. Разовые проездные довольно дорогие и покупать их не выгодно. Турникетов, как в московском метро, здесь нет. Можно спокойно проходить на любую станцию и, мало чем рискуя, ехать в нужном направлении. Контролёры попадаются крайне редко.                                                          

     — На всякий случай, — говорит Ольга, — если даже контролёр вдруг и встретится, она сделает вид, что меня не знает, а я должен прикинуться чайником. То есть, сделать вид, что по-немецки не понимаю (это-то легче всего – даже не нужно делать вида),  и попытаться объяснить, что живу я на Пилауэрштрассе, 92, где проживают переселенцы, и на меня махнут рукой. Она даже написала мне на клочке бумажки этот самый адрес. Забегая вперёд, сразу скажу, что за всё время пребывания в Германии, я так и не узнал, как выглядят немецкие контролёры.                                          

    В очередной раз метро выбросило нас у Фиш-маркта – рыбного базара на берегу Эльбы. Здесь оказалось непривычно тихо и безлюдно. Фиш-маркт работает лишь по выходным дням, да и то, к десяти утра закрывается. Отсюда отправляются прогулочные катера по реке вдоль портовой части города. Но речная прогулка пока в мои планы не входит и, спустя некоторое время, засняв на плёнку панораму порта, мы снова возвращаемся  в центральную часть города.  Время приближается к трём. Скоро Ольге нужно быть на рабочем месте, и мы направляемся в сторону ресторана, где она стажируется.                  По пути заходим в один из многочисленных предрождественских базарчиков, где Ольга угощает меня глинтвейном – подогретым вином со специями и жареными колбасками. Сама она есть не хочет, говорит, наверстает своё на кухне. Приятно горячий напиток согревает меня, и я понимаю, что уже изрядно проголодался.                               

    Ольга уходит. Я остаюсь наедине с городом. Батарейка видеокамеры подсела, и я не могу уже снимать. Может, оно и к лучшему. Пора передохнуть и посмотреть на окружающий мир глазами, а не через глазок видоискателя. Прохожу по торговым рядам, вдыхая аромат глинтвейна (по-немецки звучит, как глювайн), жареных колбасок, сарделек, сосисок, пирожков, пирожных и прочих вкусностей. Запахи щекочут ноздри, и хочется съесть чего-нибудь ещё. Кроме аппетитных колбасок, булочек, картофеля-фри, шаурмы и всевозможных изделий из теста и кремов, пытаюсь найти гамбургеры. Быть в Гамбурге — и не отведать гамбургеров было бы несправедливым. Но, к большому удивлению, нигде гамбургеров не обнаруживаю.  Гамбург – без гамбургеров. Нонсенс… Может быть, плохо искал?                                              

    Пешая прогулка быстро утомляет. Особенно когда обнаруживаешь, что ходишь кругами. Поняв, что прохожу по одному и тому же месту уже в третий раз, решаю вернуться домой. Ноги плохо слушаются, впечатления притупились, и хочется лишь одного – быстрее добраться до места, лечь в ванну и расслабиться. Что я и делаю, вернувшись к шести вечера на Бенгельсдорфштрассе к Шеллинбергам.    После ванны значительно полегчало и мир вновь ожил яркими красками. Вернулся с работы Эдик. За столом он сообщил, что взял отгул на завтрашний день, и сразу после ужина мы можем выехать к Яну в Ганновер. Перезвонив ему ещё раз и уточнив его новый адрес, собрали дорожные сумки и спустились вниз, где у подъезда нас поджидал очень даже приличный «Nissan» Эдика.          Дорога заняла около двух часов. Можно было добраться и побыстрее, но по дороге останавливались, уточняли направление и кратчайший подъезд к спальному району Ален, где нас уже заждался Ян. А потом уже, после бурной встречи, сидели за столом его кухни, предаваясь воспоминаниям двадцатилетней давности — столько не виделись мы с ним после института…                                                    

           Ганновер – не Жуликовск… Среда, 15 декабря.                         

    Вечер воспоминаний затянулся далеко за полночь. Двадцать лет, что мы не виделись с Яном – солидный промежуток времени для того, чтобы было о чём поговорить. Ян, как ни странно, почти не изменился. Разве что у уголков глаз добавились морщины, да слегка поредели волосы, обозначив залысины. А так он оставался по-прежнему тем Яном, каким я его и помнил.                                                                     

    Купаясь в воспоминаниях, касались, казалось, напрочь забытых уже эпизодов, всплывавших из памяти далёких студенческих лет. Эдик, сперва принимавший участие в разговоре, постепенно сник и откровенно стал «клевать носом». То ли коньяк, которого в бутылке оставалось на донышке, сморил его, то ли монотонный диалог, но голова его всё чаще и чаще падала на грудь, а воспалённые глаза непонимающе поглядывали то на одного из нас, то на другого, как бы призывая к завершению беседы. Его можно было понять: отработав день на компьютере, сесть за руль и два часа по ночной дороге рулить из Гамбурга до Ганновера, всматриваясь в указательные знаки – такое не каждому под силу.                                                                         

    Небольшая кухонка Яна лишь в стадии становления. Эту квартиру он получил от муниципалитета только два месяца назад. Зная скрупулёзность Яна, его дотошность, любившего доводить всё до мелочей, он ещё долго будет оттачивать детали отделки, на которые кто-то бы не обратил внимания. Идти от частного к общему было в его крови, а против природы не попрёшь… Все его вещи аккуратно уложены в коробках и заставлены плотными рядами в большой комнате, до которой ещё пока не дошли руки. Во второй комнате, где ремонт, казалось бы, в общем-то завершён, укладывался сын Яна, о существовании которого я ничего не подозревал. Парню было уже шестнадцать. Приехал он к отцу с полгода назад из России и собирался теперь жить здесь с ним. С матерью его Ян, как я понял, расстался уже давно. До сих пор она воспитывала его одна. Теперь, кажется, у неё появилась новая семья, в которой сын оказался как бы лишним. В общем, она была совсем не против того, чтобы дальнейшим воспитанием сына занялся его родной отец.                                                

    Ян постелил нам в третьей, пустой комнате. Эдик к тому времени уже спал на матрасе, расстеленном под окном. Мне же достался водяной матрац, наполненный горячей водой с подогревом, показавшимся мягче королевской постели. Впрочем, какие у королей бывают постели, я имел весьма смутное представление.                

     Утро. За окном – серое небо, затянутое облаками, на ветвях деревьев – иней, лужицы на дорогах прихвачены тонким ледком. Яну на работу спешить не надо – он безработный. Фирма, в которой последние годы он работал архитектором, обанкротилась, и уже почти год ему приходилось жить на пособие по безработице. Полторы тысячи марок – совсем немного по местным меркам. Столько же получают пенсионеры, но им-то не нужно столько, сколько мужчины в расцвете сил. Ведь ему нет ещё и пятидесяти. Да ещё нужно содержать сына, у которого запросы существенно повыше, чем у тех же пенсионеров.   

                                             Ганновер. С Яном и Эдиком…

         Позавтракав, проводили Эдика в Гамбург: у него свои дела и мы не вправе его задерживать. Рома, сын Яна, ушёл в школу, основой уроков которого было изучение немецкого языка, а мы, предоставленные самим себе, решили посвятить день ознакомлению с Ганновером. Сев в старенький яновский «Фольксваген-Гольф», отправились в его центральную часть. Я включил видеокамеру и попросил Яна стать моим комментатором.                                                       — Ханнофэ – столица земли Нижняя Саксония, — начал свой рассказ Ян.                                                                                 — Почему Ганновер ты называешь Ханнофэ? – спросил я. – Как-то непривычно.                                                                                                        — Потому, что так правильно. Это на юге «р» произносится чётко, а у нас на севере «р» — мягкое, почти не читаемое. Гамбург, кстати, тоже произносится не так, как произносишь его ты, а значительно мягче – Хамбург, где «р» почти не слышится. Вообще-то, корень слова «ганов» по-немецки означает «жулик». Но Ганновер – не Жуликовск. Поэтому, я и впредь буду называть его Ханнофэ, как принято в Нижней Саксонии.  Ну и зануда этот Ян… Получив урок фонетики немецкого языка, стараюсь больше не вдаваться в тонкости произношения и не прерывать рассказ своего добровольного экскурсовода. Припарковав машину неподалёку от дворца Хорренхаузен, начинаем экскурсию со знакомства с этим уникальным ансамблем паркового искусства эпохи немецкого ренессанса. Бергартен – королевский парк, в стиле французского Версаля, в это время года пустынный и безлюдный. Окружённый рвом с водой, вырытый для того, как объясняет Ян, чтобы челядь не могла свободно проникать в его пределы. Снимаю на камеру, Ян рассказывает:                                                                                  

      — Ханнофэ – немецкое княжество, историческим ядром которого было герцогство Брауншвейг-Люненбург, существовавшее с XIII века. Потом уже и само герцогство получило название Ханнофэ, — говорил он с толком и расстановкой, будто только тем и занимался, что сопровождал туристов по Ганноверу. – Король Ханнофера — Георг Людвиг стал одновременно английским королём под именем Георга I, положив тем самым начало Ганноверской династии. А уже после войны, Ханнофэ вошёл в английскую оккупационную зону Германии, а затем включён в состав земли Нижняя Саксония.                                       

      Поднимаемся на смотровую площадку Бергартена. Перед нами открывается панорама на геометрию королевского парка. На дальнем плане видна статуя Софии – императрицы Ганновера, которая умерла прямо здесь в одном из прелестных уголков Ренессанс-гартена в 1714 году, как указывает на то дата смерти на пьедестале.               

                                    Ганновер. Бергартен…                

        — Вот здесь ей и поставили памятник. Где любят, там и умирают, — философски констатирует Ян.                                        Уже позже в энциклопедии  я нахожу что-то о Ганноверской династии, которая именно после смерти Софии  сменила династию Стюартов и правила здесь с 1714  по 1901 год. Представители династии – Георги с I по IV — сколько их там было – правили здесь до 1830 года. Сменившие их Вильгельм IV и Виктория, просидели на престоле больше шестидесяти лет. Сын Виктории и принца Альберта – Эдуард VII стал первым из королей Саксен-Кобург-Готской династии, получившей с 1917 года название Виндзорской династии… Но оставим геральдическое древо правителей Ганновера и вернёмся к нашим баранам, то бишь к дальнейшему знакомству с городом, который немцы почему-то упорно  называют Ханнофэ, если верить фонетическим познаниям  Яна.                                                                              Заплатив по две марки, заходим в оранжерею Регенвальт, где кроме нас больше нет посетителей. После улицы здесь душно и влажно. Запотевает видоискатель камеры. Протираю его уголком кашне и продолжаю снимать. Бутылочное дерево, пальмы, кактусы, яркие краски цветов… Над головами поют птички, создавая иллюзию рая. На переходе в следующий зал стоит говорящий кактус. Ян бросает в его нутро монетку и он что-то произносит на немецком смешным детским голосом. Ян переводит:                                                                    

          Ганновер Ретхаус

          — Вы сделали меня таким счастливым кактусом, — говорит он, проглотив монетку.                                                                                  После Бергартена отправляемся на машине в центральную часть. В стороне остаются башня исторического музея и остатки стены старого города. Делаем остановку у Ратхауза – главного здания земли Нижняя Саксония. Строгие каменные львы, стоящие у входа, зорко провожают нас взглядами. Огромный купол завис над серыми стенами и лестницей, ведущей на следующий этаж. В его вестибюльной части стоят четыре макета Ганновера в разные этапы его существования. У первого макета, изображающего город 1689 года группа вездесущих японцев слушают гида. Город на реке Лейне обнесён каменной стеной и занимает совсем немного места на большом рельефном стенде. Следующий макет изображает город 1939 года. К этому времени он заметно разросся и занимает уже весь стенд. Третий макет показывал, что осталось от Ганновера через шесть лет. Полностью разрушенный английской бомбардировкой город, представлял собой жалкое зрелище. Лишь несколько зданий, включавших в себя Ратхауз, в котором мы находимся, дворец Херренхаузен с парком, да несколько кирх остались нетронутыми. Четвёртый макет закрыт плёнкой – готовится экспозиция современного города.   

          — За последние десять-пятнадцать лет Ханнофэ очень изменился, — поясняет Ян, — поэтому макет на реставрации – вносят последние изменения.                                                                           

          От Ратхауза едем к Машзее – искусственному озеру, вырытому руками рабочих ещё в начале тридцатых годов по указанию Гитлера, решившим таким хитроумным путём решить проблему безработицы. Здесь всегда много водоплавающих: утки, лебеди, чайки. Ян говорит, что в озере водится рыба необычайных размеров, но, сколько мы не стоим на берегу, прикармливая птиц хлебными крошками, рыбы так и не появляются. Мне повезло, что Ян безработный. Хотя, вряд ли он разделяет моё везение… Благодаря этому, у него есть время без спешки  и излишней суеты показать мне достопримечательности своего города.           

          Делаем остановку у Landesmuzeum  — своеобразного краеведческого музея, где в полном объёме осматриваем Вивариум, фиксируя на камеру богатый мир морских глубин и живности, жившей здесь когда-то, много миллионов лет назад, когда на месте Ганновера было морское дно. Королевский удав, толщиной с ногу взрослого человека, пираньи, способные в один присест расправиться не только с вышеуказанной ногой, электрические угри, медузы, морские ежи и звёзды… Дети, широко раскрыв глазёнки, в восторге повизгивают. Уподобляясь детям, мы также громко восхищаемся, щёлкаем языками, читаем вслух надписи над террариумами и аквариумами.                          

          На втором этаже Вивариума – залы развития цивилизации и культуры. Хижины индейцев Перу – инков, жилища из шкур первобытных стоянок, вигвамы, ятаганы, чумы, японские домики с бумажными перегородками, дома викингов на сваях… Деревянные скульптуры, языческие божки, оружия предков… Здесь представлена культура и эволюция не только германских племён. Чтобы всё это детально разглядеть, нужно располагать временем. Ян вошёл в роль гида и переводит для меня надписи на немецком.  На третьем, последнем этаже Ланденсмузея – Галерея искусств. Фрески, иконопись, деревянные горельефы библейской тематики, резные изображения распятого Христа и бытовые сценки из жизни горожан средневекового города. Девушки-реставраторы трудятся тут же над восстановлением старинной фрески. Их явно смущает моя видеокамера.                                                                                              

          Время неумолимо приближается к вечеру. Несмотря на то, что часы показывают лишь начало шестого, солнце уже зашло и на город опускается ночь. Запарковав машину на одной из платных стоянок, совершаем вечерний моцион по ночному Ганноверу. Улицы пылают огнями рекламы. Кругом рождественские базары, где вовсю играет музыка, народ пьёт глинтвейн – подогретое вино, называемое здесь глювайн, поедает жареные колбаски, орехи, обжаренные в сахаре, румяные булки, пиццу, шоколад… Ян угощает меня глювайном и дарит кружку с рождественским рисунком, из которой я только что пил. За кружку здесь берётся залог в пять марок и твоё личное дело – возвращать кружку или оставить себе на память.Всё это напоминает Гамбург.Бравурная немецкая музыка звучит здесь и там. В музыкантах с баянами и аккордеонами легко узнаются соотечественники, которых по воле судьбы забросило далеко от родины. Приветствую их и ищу кадры поинтереснее. Вот мимо проезжает патруль конной полиции, вот малыш с восхищением рассматривает витрины с механическими кротами, отмечающими в своих норах рождество. Молодая мама терпеливо ждёт, когда чадо, наконец, оторвётся от витрины, чтобы идти к… следующей.

          Площадь Клёпке.Здесь всегда людно. Здесь место встреч и свиданий. Здесь под часами назначаются встречи, как деловые, так и влюблённых. Ян рассказывает, что ещё одно из популярных мест встреч – у банхофа, под конной статуей – «под хвостом у лошади». Хвост и конец имеют одно и тоже смысловое значение, поэтому говорят ещё «под концом у лошади». Я уже порядком притомился и понимаю, что это игра слов или просто очередная «шутка юмора» Яна.Спускаемся в чрево ганноверского метро, чтобы оценить его масштабы. Действительно, здесь есть на что посмотреть. Три уровня на одной из станций площади Клёпке, где поезда расходятся в разных направлениях, впечатляют.На переходе под часами – «Роза ветров» с указанием расстояний от Ганновера до ведущих столиц мира. Есть здесь и наша Москва. А на поверхности – карусели, катание на верблюдах, лошадях, прочие развлечения…На Мартплаце у церкви Марткирхе снимаю девушек, в смысле на видеокамеру, ангелочков в белых одеждах, поющих рождественские псалмы, прохожих…А за углом – улица из жилых домов с классическим решением фахверковых колонн, таких традиционных для Германии. Когда вся улица в фахверке – это впечатляет.Выходим на берег реки Лейне. За каменным мостом – остатки крепостной стены со сторожевой башней. Подсветка хорошо передаёт мрачное время средневековья. А напротив – скульптурная группа из трёх абстрактных фигур, разукрашенных яркими красками. Что изображают фигуры — каждый решает сам для себя в меру своей фантазии и испорченности. Ян говорит, что эта скульптурная группа обошлась городской казне в сто тысяч марок. Яну можно верить.

          Возвращаемся к запаркованному автомобилю и через Каменные ворота покидаем исторический центр города. Дома у Яна оказываемся около восьми вечера. Рома – парень самостоятельный. К нашему приезду он приготовил ужин: потушил курицу с овощным ассорти и нажарил картошки. Ян достал из холодильника бутылку красного вина, и мы устроили прощальный ужин.В процессе насыщения дозвонились в Хюльхорст до моей кузины Аллы. Она сказала, что её муж Гена, которого я видел лишь однажды на их свадьбе, работает до восьми вечера и, уточнив адрес Яна, пообещала заехать за мной часам к десяти.До десяти оставалось времени достаточно, чтобы успеть ещё о многом переговорить и даже прочесть Яну несколько глав своего нового романа, который я всё ещё не терял надежд опубликовать. Если не здесь в Германии, то, может быть, в Москве. По вопросу публикации оставался ещё вариант в Кёльне.Воспоминания и красное вино кружили голову. И было отчего-то грустно…

                            С Яном Энгельманом…

              К десяти вечера, как и обещала Алла, вместе с Геной и младшей дочкой Элиной они заехали за мной. Распрощавшись со своим институтским другом, я уехал в Хюльхорст – немецкую глубинку неподалёку от Билефельда. Когда ещё встретимся?Знакомство с Германией продолжалось…