Памяти Мориса Симашко — автора первого легально изданного в СССР антикоммунистического романа «Маздак»./1/
«Мусульманские мечети в Алеппо, Дамаске, Хаме, Хомсе, Баниасе горели, а христианские храмы украшались трофеями. Казалось, что дни господства ислама сочтены».
Лев Гумилев.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
«Они обогнали слух о себе. Потные, безбородые, с ночным птичьим уханьем бросились они, не спрашивая, кто впереди. Тело к телу и конь к коню, не давая подняться пыли из-под копыт, ехали монголы, и остановить их было нельзя….Монголы не знали других путей, кроме прямого, и это был самый правильный путь».
Так характеризовал наш замечательный писатель, историк и востоковед Морис Симашко монгольских завоевателей в своей исторической повести «Емшан», посвященной мамелюкскому султану Египта — куману (половцу) Бейбарсу. Согласно утверждению Симашко, у монголов «были узкие равнодушные глаза, в которых совсем не было бога». Но так ли обстояло дело в действительности?
К середине XIII века в историю Земли Воплощения (Святой Земли, т.е. Сирии и Палестины), долго служившей яблоком раздора между христианами и мусульманами, совершенно неожиданно вошла новая сила — монголы, с которыми отныне пришлось иметь дело как исламскому миру, так и ближневосточным государствам крестоносцев-«латинян» (или «франков», как их именовали мусульмане). Предвестником появления монголов на Переднем Востоке стало вторжение в Святую Землю хорезмийцев, отступавших из Центральной Азии на запад под натиском монгольских полчищ, разгромивших огромное, но многоплеменное и оказавшееся, в силу этого, внутренне непрочным государство Хорезмшаха Мухаммеда — сильнейшего из тогдашних мусульманских владык Востока. Любопытная деталь: незадолго перед этим багдадский халиф, считавшийся духовным владыкой всех мусульман (наподобие папы римского, считавшегося духовным главой всех римо-католиков), но враждовавший с Хорезмшахом Мухаммедом, не погнушался направить послов к Кутлуку — христианину несторианского толка и правителю-«гурхану» найманов, или кара-китаев (о которых у нас еще пойдет речь подробнее), пытаясь натравить его на Хорезмшаха (прямо скажем, не очень красивый поступок для «повелителя правоверных»).
Фактором всемирно-исторического значения монголы стали впервые при хане Темуджине, или Темучине (умершем в 1227 г., войдя после смерти в монгольский пантеон под именем «священного воителя»), подчинившем себе целый ряд азиатских народов (и потому принявшем титул Чингисхан, или, в другом написании, Чингиз-Хан, т.е.»Хан, великий как Море-Океан»). В Европе монголов («моголов», «моолов»,»мунгалов», «моалов» тогдашних русских летописей) иногда называли также «татарами», по этнониму подчиненного монголам племени «тата(б)» /2/, поставлявшему в войско Великого Хана не только самых храбрых, но и самых свирепых и жестоких воинов, спаянных, однако, железной дисциплиной (согласно Льву Гумилеву, татары и татабы были разными, хотя и родственными, монголоязычными народами, составлявшими единый этнический массив вместе с киданями, о которых пойдет речь далее)/3/. Первоначально монгольский род Борджигин («Синеокие», «Голубоглазые» или «Сероглазые»), из которого происходил Темуджин, враждовал с татарами (именно татары отравили Есугея-багатура — отца будущего повелителя Великой Монголии). И только потерпев от него сокрушительное военное поражение, татары стали служить Чингисхану, играя в его завоевательных походах столь важную роль, что со временем военные противники «Потрясателя Вселенной» и покоренные им и его потомками народы стали именовать монгольских завоевателей «татарами».
Еще чаще западные европейцы (с легкой руки французского короля-крестоносца Людовика Святого) именовали монголов не «татарами», а «тартарами», т.е. «исчадиями ада», «сынами преисподней» (по античному названию глубочайшей части подземного мира, в которой мучились самые страшные грешники, например, богоборцы-титаны — Тартару; от слова «Тартар» происходит также наше выражение «провалиться в тартарары»).
Изначально татары были южными соседями монголов. Между монголами и татарами долгое время шли казавшиеся нескончаемыми войны за водные источники, пастбища и табуны, пока монголы к середине XII века не добились перевеса в силах. До тех пор, пока гегемония татар была очевидной, монголы считались частью татар. Но уже в XIII веке татар стали рассматривать как часть монголов. При этом название «татар» в Азии исчезло (хотя именно «татарами» впоследствии стали именовать себя поволжские тюрки — потомки волжских булгар и хазар, ставшие подданными созданной монголами Золотой Орды). Тот расовый тип, который ныне считается «монголоидным», был изначально свойствен именно «тата»-татарам. Древние монголы были, согласно свидетельствам летописцев и фрескам, найденным в Маньчжурии, высокорослыми, бородатыми, светловолосыми и голубоглазыми. Современный облик потомки тогдашних монголов приобрели вследствие смешанных браков с окружавшими их многочисленными низкорослыми, черноволосыми и темноглазыми племенами татар.
Кстати, и о древних тюрках китайские летописи также сохранили достаточно непривычные для нас сегодня описания:
«Тюрки с голубыми глазами и рыжими бородами…суть потомки усуней» (европеоидного народа, населявшего на рубеже Христианской эры Тянь-Шань, потомками которых, согласно Л.Н. Гумилеву, китайцы XVII века cчитали русских землепроходцев). Впрочем, довольно об этом…
Превосходно обученные, выросшие в седле татаро-монгольские всадники, вселявшие страх во все народы средневековой Азии и Европы, на своих маленьких, мохнатых лошадках, под белым «9-бунчужным» (т.е. украшенным, по мнению одних исследователей, 9 черными хвостами яков, а по мнению других — например, Юрия Рериха — 9 белыми конскими хвостами) знаменем Чингисхана (согласно Морису Симашко, у монголов было «хвостатое знамя цвета теплой крови», согласно Василию Янчевецкому-Яну — «пятиугольное, с золотым навершием на древке, белое шелковое знамя с вышитым на нем золотыми нитками кречетом, держащим в когтях ворона, и с девятью длинными черными лентами», согласно Еремею Парнову — «знамя войны — девять черных, как сажа, лошадиных шкур на пике с лунным кругом», а согласно Чингизу Айтматову — «шитое шелком и золотом черное полотнище с вышитым на нем драконом, исторгавшим яркое пламя из пасти, казавшимся живым; дракон был в летучем прыжке, и глаза его, всевидящие во гневе, выпученные, как у верблюда, метались вместе с полотнищем по сторонам, точно и в самом деле живые»), побеждали народ за народом, страну за страной. Наряду с тяжелой конницей, покрытой (вместе с лошадью) пластинчатой броней из толстой буйволовой кожи и металла, вооруженной длинными пиками, мечами и саблями, основную ударную силу татаро-монгольской армии составляли конные лучники в многослойных стеганых ватных халатах-тегелеях, чья меткость наводила ужас на врагов и не раз решала в пользу монголов исход решающих сражений. Когда монгольские стрелки натягивали свой мощный составной лук «до глаза», стрела летела на 400 метров, а когда они натягивали его «до уха» — то и на все 700! Дело в том, что монголы (у которых военное обучение всех мальчиков начиналось с 6-летнего возраста), специально развивали у лучников определенные группы мышц. Для сравнения — считавшиеся лучшими в Европе английские (в том числе валлийские) лучники метали стрелы из своего знаменитого «длинного лука» («лонгбоу») в среднем всего на 250 метров.
В период своего расцвета Монгольская держава (Еке Монгол Улус) Чингисхана и его преемников простиралась от Тихого океана до Центральной Европы. Татаро-монголам же было суждено сыграть решающую роль и на заключительном этапе истории государств крестоносцев в Земле Воплощения.
В результате развернутой Чингисханом, а позднее — его сыновьями и внуками — политики неудержимой экспансии, завоеватели достигли даже Восточной Европы, опустошив Русь, Венгрию, Силезию и Польшу. В оборонительном сражении с татаро-монголами при Лигнице (Легнице, Вальштатте) в 1241 г., в котором погиб весь цвет силезской народности, сложили свои головы также силезские иоанниты (госпитальеры), тамплиеры и тевтонские рыцари.
Как и многие другие народы, тесно связанные с природой, монголы обожествляли эту природу и были сильно привержены магии, однако не были чужды также почитания Единого Всевышнего Бога и неземных сил. Так, их Верховное Божество именовалось «Хурмуста», «Хормуста», «Хормуста-тенгри», «Хормузда-тенгри» или «Хормуза-тенгри» (искаженное «Ахура-Мазда», «Арамазд», «Оромазд» или «Ормузд» – Бог Света и Добра древних зороастрийцев-маздеистов Ирана). Любопытно, что и другие народы монгольского корня почитали Ормузда под различными, но сходно звучащими именами (так, например, у маньчжур, или тунгусов, Бог Света и Добра именовался «Хормусда», у тувинцев — «Курбусту», у алтайских племен — «Курбустан» или «Уч-Курбустан», а у бурятских племен по-разному: «Хормустахан», «Хурмас», «Хюрмас», «Хирмус», «Хирмас», «Хёрмос» или даже «Тюрмас»). По мнению Льва Гумилева, монголы исповедовали другую ветвь древней иранской солнечной религии — митраизм (известный у тибетцев под названием «черной веры» или «синей веры» — «бон-по»).
Монголы не были религиозными фанатиками, и их третий Великий хан Менгу, Мэнгу, Мунгкё или Мункэ (1251-1259) с одинаковой терпимостью и благосклонностью принимал участие в христианских, буддийских и магометанских празднествах. Единственное исключение, по мнению Льва Гумилева, веротерпимые «покорители мира» сделали для исповедников иудейской веры: «Только евреев монголы чуждались больше, чем китайцев. Освободив от податей духовенство всех религий, они сделали исключение для раввинов: с них налог взимали». (Л.Н. Гумилев. Из истории Евразии.//Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. М., Экопрос, 1993, с. 126). Видимо, монголы (подобно многим критикам иудаизма до и после них) просто не считали иудейских раввинов священнослужителями.
Сам же рыжебородый, сероглазый, голубоглазый или зеленоглазый — тюркско-монгольское слово «кок» («кёк», «геок»), означает все три цвета — Чингисхан, ведший свое происхождение от красавицы Алангоо (или Алан Гоа, что означает «Прекрасная Аланка» — следовательно, его прародительница принадлежала к иранской народности аланов, или асов) и от божественного «Солнечного Луча» в облике светло-русого белокожего юноши, оплодотворившего его прародительницу через дымоход ее юрты посредством исходившего от него божественного света (налицо своего рода параллель с христианским представлением о Непорочном Зачатии), поклонялся незримому верховному Божеству под именем «Высшего (Всевышнего) Царя Тенгри Хормуза».
Монголы считали голубизну глаз и русые (рыжеватые) волосы членов рода Борджигин следствием происхождения от «Солнечного Луча». Об отличии внешности Борджигинов от прочих северных кочевников китайский дипломат Чжао Хун писал:
«Татары не очень высоки ростом…Лица у них широкие, скулы большие… Борода редкая. Темуджин (Чингисхан — В.А.) — высокого роста и величественного сложения, с обширным лбом и длинной бородой… Этим он отличается от других». Как и у прочих Борджигинов, глаза у Чингисхана были «сине-зеленые или темно-синие… зрачок окружен бурым ободком». Короче, внешность у «рыжебородого тигра» была, судя по описаниям современников, самая что ни на есть «арийская», а точнее — «нордическая». А если учесть, что «Потрясатель Вселенной» Чингисхан носил золотой перстень со свастикой (подаренный через 7 веков, в 1921 г., ургинским Богдо-Ламой освободителю Монголии от китайской оккупации русскому генерал-лейтенанту барону Роману фон Унгерн-Штернбергу, который был, подобно Чингисхану, русоволосым, рыжебородым и голубоглазым, что побудило монголов, принявших к тому времени буддизм, в форме ламаизма, со свойственной ему верой в реинкарнацию, считать барона перевоплощением своего знаменитого «Священного Воителя»), что из священнослужителей всех конфессий монголы проводили «политику религиозной дискриминации» только в отношении иудейских раввинов, что, по некоторым данным, в войске «рыжебородого тигра», в довершение ко всему, имелись знамена со свастикой, то… выводы можно, при желании, сделать самые далеко идущие. Не случайно Адольф Гитлер как-то заметил, что «Чингисхан, несомненно, был арийцем, иначе он не был бы таким победоносным»! Но это так, к слову…
С христианством монголы впервые познакомились через секту несториан (о которой будет подробнее рассказано ниже), распространившихся, через Персию, по всей Азии и проникших таким образом и в великое монгольское содружество народов. Еще до монголов христианство проникло в среду соседствовавших с ними народов Восточного Туркестана — тюркоязычных уйгуров, онгутов, гузов, чигилей (джикилей). В середине Х века арабский ученый и путешественник Абу Дулаф упоминал о христианах, живших в районе нынешней китайской провинции Ганьсу и, в основном, в Турфанском оазисе, в районе Аксу, Карашар и Кочо. Пришедшие туда со своих исконных территорий, расположенных на берегах рек Толы и Селенги, и основавшие княжество со столицей в Бешбалыке, ставшее впоследствии известным под названием «государства Кочо», уйгуры смешались с коренным населением (уже отчасти христианским). Известно, что еще в VIII-IX вв. в Кочо действовал храм христианской (несторианской) Церкви Востока (соседствовавший с комплексом буддийских святилищ).
В 1209 г. уйгурское государство восточных христиан Кочо подчинилось Чингисхану, став его вассалом и военным союзником (в частности, в борьбе монголов против государства Хорезмшаха Мухаммеда, являвшегося, как уже говорилось выше, одним из сильнейших владык мусульманского мира). В 1275 г. уйгурское государство вошло в состав улуса (удела) Джагатая (Чагатая), сына Чингисхана. Из путевых записок францисканского монаха-минорита Иоанна (Джованни) ди Плано Карпини, направленного папским престолом ко двору Великого Хана (Каана) монголов в столицу монгольской державы Каракорум (Харахорин), явствует, что страна уйгуров воспринималась как страна христиан. Папский посол писал о них: «Эти люди суть христиане из секты несториан».
Христианство несторианского толка не позднее начала XIII века уже пользовалось широчайшим распространением среди, по крайней мере, среди 2 монгольских народностей – караитов (обитавших на востоке Центральной Азии и крестившихся в 1107 г.) и найманов (обитавшей в западной части Центральной Азии ветви народности киданей, о которых подробней пойдет речь далее).
Временами влияние несториан, активно использовавших в своей символике (часто — в сочетании с голубем или с двуглавым орлом) кресты «мальтийской» («иоаннитской») формы, а также уширенные кресты со свастикой (по-монгольски: «суувастик») в перекрестье, предвосхищавшие форму будущих Железных и Рыцарских крестов гитлеровского «Третьего рейха» (что, при желании может побудить пытливых исследователей к еще более далеко идущим выводам, чем история с передачей свастичного перстня Темуджина барону Унгерну), становилось настолько значительным, что проникало даже в правящее каанское семейство, определявшее все и вся в Великомонгольской империи потомков Чингисхана.
Так, христианкой несторианского толка была сноха самого Чингисхана, Сорхахтани-беги – старшая и самая влиятельная жена Тулуя (Тули) – любимого четвертого сына Чингисхана, мать будущих монгольских Каанов – Менгу и Хубилая (Кубилая, Кублахана), также доброжелательно относившихся к христианам (причем не только из уважения к матери). Секретарем монгольского посольства, направленного в 1280 г. Хубилаем (ставшим к тому времени Императором Китая) в Чипангу (Японию), был христианин-уйгур, казненный, вместе со своими спутниками, японскими самураями сиккэна (регента при сёгуне, являвшемся, в свою очередь, регентом при Тэнно, или Микадо) Токимуне за «неподобающие послу дерзкие речи» (если верить Льву Гумилеву, христианами несторианского толка были и послы, направленные монголами в 1223 г., перед битвой на Калке, к собравшимся в Киеве русским князьям — и также убитые ими). Среди останков воинов экспедиционного корпуса, направленного Хубилайханом в 1281 г. на остров Кюсю и разбитого японцами, был найден стальной шлем монгольского военачальника, украшенный серебряным крестом. Плано Карпини упоминает 3 высокопоставленных чиновников («ханских нотариев») при дворе Великого Хана, являвшихся уйгурами-христианами. А в записках другого «франка» — фламандского монаха-минорита Вильгельма Рубруквиса (Рубрука или Рюисбрэка), также направленного в ставку Каана, но уже не папским престолом, а королем Франции Людовиком IX (об этом посольстве у нас еще пойдет речь далее), указывается, что хан Сартак (сын Батухана, или, по-русски, Батыя), и секретарь хана Койяк, были христианами, принадлежавшими к Церкви Востока (т.е. несторианами).
Здесь нам представляется немаловажным подчеркнуть, что современные представления, согласно которым «церковь Запада» («Западная церковь») — это римско-католическая, а «церковь Востока» («Восточная церковь») — греко-православная церковь, совершенно не соответствуют реалиям и представлениям христиан Средневековья вообще (и эпохи Крестовых походов — в частности). Тогда (даже после формального «раскола Церкви», ознаменованного взаимным анафематствованием папы римского и Патриарха константинопольского в 1054 г.) христианская церковь в пределах «ойкумены» (т.е. бывшей единой Римской империи, включая Византию, и прилегающих к ней земель) продолжала считаться «Западной церковью» («церковью Запада»), а «Восточной церковью» («церковью Востока») считалась область распространения несторианства.
Но кем же были христиане-несториане, и чем они отличались от всех других христиан – в частности, православных? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо коснуться некоторых особенностей вероучения христиан несторианского толка. Несторианами именовались последователи особого восточно-христианского вероучения, основанного Константинопольским Патриархом Несторием (умершим в 450 г.), отлученным от православной (т.е. тогдашней единой вселенской, охватывавшей всю территорию как Западной, так и Восточной, Римской империи) Церкви за ересь на Третьем Вселенском Эфесском соборе (431). По учению Нестория, «во Христе следовало разделять человеческую и Божественную природу», ибо он считал Иисуса «лишь человеком, ставшим Богом»; вследствие этого Несторий дерзал отказывать Пресвятой Деве Марии в наименовании Богородицы, именуя ее лишь «Христородицей». Несториане, будучи изгнаны из пределов православной (кафолической) Римской империи, переселились во владения ее извечных противников — персидских шахиншахов-маздеистов из династии Сасанидов (распространившись по всей территории Персидской монархии — вплоть до Средней Азии, Памира и Китая).
В настоящее время последователями несторианского вероучения, некогда весьма широко распространенного, являются малочисленные сирийцы-айсоры, безо всяких оснований считающие себя потомками древних ассирийцев, являющиеся в действительности потомками древних арамеев и проживающие, главным образом, в Северном Ираке.
На Западе сразу же осознали значение татаро-монгольского фактора для развития событий в тогдашнем мире. Римские папы пытались через миссионеров оказывать влияние на завоевателей мира. Но и светские христианские государи стремились, путем заключения союза с татаро-монголами против исламских государств, добиться облегчения положения Святой Земли, которую все еще надеялись отвоевать у сарацин. Именно поэтому и папа римский Иннокентий IV и святой король-крестоносец Людовик IX Французский, начиная с 1245 г., несколько раз пытались через миссионеров из монашеских Орденов доминиканцев и миноритов установить контакты с верховным повелителем монголов. При этом послы, помимо дипломатических и религиозных поручений, естественно, получали и специальные задания в области разведки.
Почему же западные крестоносцы, короли и папы связывали с пришельцами из далекой Центральной Азии надежды на возможность сокрушить в союзе с ними мусульман?
Поводом к этим (как вскоре оказалось, тщетным) надеждам послужило событие, происшедшее в Средней Азии еще в середине XII века. В 1141 г. войска могущественного среднеазиатского мусульманского правителя (которому фактически подчинялся даже аббасидский багдадский халиф), турка-сельджука, султана Санджара (вошедшего в историю под именем «последнего Великого Сельджука») были разгромлены в битве на Катванской равнине (севернее Самарканда) кара-китаями (именуемыми также кара-киданями, или просто киданями) под предводительством Елюя Даши.
Кара-китаи, выходцы из Южной Маньчжурии, родственные по языку современным тунгусам (эвенам или эвенкам), а также нанайцам, еще в VIII-X вв. основали в Восточной Азии обширное государство, именовавшееся в китайских летописях «Империей Ляо» или «Великим Ляо», которое подчинило себе к концу Х века всю Маньчжурию, Северный и Центральный Китай до реки Янцзы и монгольские степи Центральной Азии. В начале XII века Империя Ляо была сокрушена китайцами, вступившими для этого в союз с чжурчжэнями (чжурчженями), другой народностью тунгусско- (эвено-)маньчжурского корня, создавшей в Северном Китае собственную империю Цзинь (Кинь, или Кин).
Вытесненные китайцами и чжурчжэнями из Восточной Азии и Монголии, кара-китаи захватили территорию между Монгольским Алтаем и хребтом Алтын-Таг (частично осев в предгорьях Алтая под именем найманов, упомянутых нами выше), проникли через горные проходы в Центральный и Западный Тянь-Шань, в прибалхашские степи, в бассейн Сыр-Дарьи, и, разгромив, как говорилось выше, в 1141 г. мусульманские войска «последнего Великого Сельджука», раздвинули свои владения до Аму-Дарьи. Так к середине XII века в Средней Азии и на западе Центральной Азии возникло огромное кара-китайское государство Кара-Кидань во главе с «гурханами», слухи о котором распространились по всей Азии.
Кара-китаи не были мусульманами. В то же время не существует никаких достоверных доказательств того, что они были христианами, что среди них имелись более-менее многочисленные или влиятельные группы христиан, или что хотя бы один из киданьских правителей-«гурханов» в середине XII века принял христианство — хотя Л.Н. Гумилев в своем труде «Несторианство и Древняя Русь» утверждает (со ссылкой на крупнейшего отечественного востоковеда Василия Бартольда), что среди кара-китаев имелся «некоторый несторианский элемент», что «кара-китайские гурханы действительно покровительствовали христианству и даже в такой цитадели ислама как Кашгар, учредили несторианскую митрополию» (при Патриархе-Католикосе Илии III), что сын и внук разгромившего магометан гурхана Елю(я) Даши носили христианские имена (Илия и Георгий), и т.д.
Во всяком случае, Елю(й)-Чуцай, потомок киданьской династии Великого Ляо, знаменитый «премьер-министр» Чингисхана, судя по описаниям, был полностью китаизированным конфуцианцем (cогласно Льву Гумилеву — буддистом). Но западно-азиатские христиане смешивали кара-китаев с караитами (кераитами) – монгольским племенем (известным также под названием «черных татар»), чьи правители за несколько десятков лет до победы кара-китаев над сельджуками в Катванской битве под Самаркандом (1141) действительно приняли христианство несторианского толка. Сходство между ними и, соответственно, путаница, усугублялись еще и тем, что христиане-караиты в XIII веке покорили кара-китаев и основали на кара-китайской территории свое собственное государство, в свою очередь, покоренное Чингисханом.
В середине XII века христианский правитель караитов именовался китайским титулом Ван-Хан (по-китайски слово «ван», созвучное христианскому имени Иван-Иоанн, означало «царь», «король» или «князь царствующего дома»). Известие о том, что после разгрома мусульман-сельджуков в Средней Азии немусульманами возникло новое обширное, и притом не мусульманское, а враждебное мусульманам государство во главе с Ван-Ханом, было воспринято в христианской западно-азиатской среде как известие о победе, одержанной над мусульманами могущественным христианским «Царем (Царем-Попом, Попом) Иваном» (которого крестоносцы французского происхождения — «франки» — именовали «Жаном» или «Жеаном», а крестоносцы германского происхождения – «Иоанном» или «Иоганном»).
Чуть позднее это путаное известие было приукрашено дополнительной легендой о том, что победоносный среднеазиатский царь-христианин был в то же время и священником (первосвященником или пресвитером). Такой «Царь-Священник» весьма напоминал упоминаемого в Библии святого праведного «Царя-Священника» Мелхиседека, «Царя Салимского» (Иерусалимского), считавшегося прообразом Самого Господа Иисуса Христа и причастившего ветхозаветного патриарха Авраама хлебом и вином после победы над царями язычников, что как бы вводило его в орбиту борьбы между христианами и мусульманами за Иерусалим и всю Святую Землю. В первой же дошедшей до нас (датированной 1145 г.) записи о «Царе Иване» германского епископа Оттона Фрейзингского (Фрейзингенского), cреднеазиатский победитель мусульман был назван «Царем-Священником Иоанном». Летописец при этом добавил, со ссылкой на письмо некоего сирийского католического епископа в Рим, что «Царь-Священник Иоанн» после победы над мусульманами якобы двинулся из Средней Азии на запад с намерением оказать помощь христианскому Иерусалимскому королевству, дошел до реки Тигр, но там остановился, не имея судов для переправы через реку.
По прошествии нескольких лет большой популярностью среди крестоносцев и даже в самом Риме пользовалось фантастическое «письмо Пресвитера Иоанна», якобы отправленное им византийскому Императору Мануилу I Комнину (вольное переложение его содержания вошло в золотой фонд древнерусской литературы под названием «Повести об Индейском Царстве»). Когда же, в результате монгольских походов, были разгромлены в Средней и Западной Азии мусульманские государства и в Западную Европу проникли достоверные сведения о наличии среди татаро-монголов христиан и об охотно зачислении монгольскими ханами христиан к себе на службу, «франки» вспомнили о «Царстве Пресвитера Иоанна» (или «Попа Ивана») далеко на Востоке» и решили всерьез попытаться разыграть «монгольскую карту». Тем более, что татаро-монголы еще в 1242 г. наголову разгромили в битве при горе Кесе-Даг 70-тысячное мусульманское войско султана турок-сельджуков Кей-Хосрова II (которым, как это ни странно, командовал православный христианин — грузинский князь Шервашидзе, абхаз по происхождению, из рода Чачба, доблестно павший под монгольскими мечами)! После разгрома турок татаро-монголами при Кесе-Даге земли сельджуков были настолько опустошены пришедшими из Центральной Азии «несущими смерть Чингисхана сынами», что к 1307 г. сельджукский Иконийский султанат — этот столь грозный еще недавно враг ближневосточных «латинян» и «ромеев» (православных греков-«византийцев») развалился на части. А изгнанные «латинянами» из Константинополя в 1204 г. «греки» (основавшие в Малой Азии т.н. Никейскую империю — преемницу Византийской империи, или, если быть точнее — Ромейской василии) заключили с монголами — врагами мусульман — военно-политический союз.
На фоне этих грандиозных военных катаклизмов оказалось почти незамеченным современниками возникновение на обломках сельджукского султаната независимого княжества (бейлика) турок-османов (названных так по имени своего предводителя Османа — вождя маленького кочевого рода, выделившегося из состава большого огузского племени Кайы). Впрочем, история возникновения Османской державы выходит за рамки нашего повествования.
Как уже упоминалось выше, король-крестоносец Людовик IX Французский направил в качестве посла к враждебного мусульманам монголам монаха-минорита Вильгельма Рубруквиса, прибывшего, после полного опасных приключений и лишений путешествия, в 1254 г. ко двору Каана и принятого самим Менгу. Он застал монгольского владыку пребывавшим в готовности напасть на мусульманские государства Западной Азии, не изъявившие желания добровольно признать себя вассалами монголов, и уничтожить их. Друзья Менгухана уже были его вассалами, своих врагов он намеревался истребить или превратить в своих вассалов.
В 1256 г. многочисленное, состоявшее в значительной степени из восточных христиан несторианского вероисповедания, татаро-монгольское войско под командованием ильхана («правителя народов») Хулагу, брата Каана (сына христианки и женатого на христианке) перешло в наступление на Запад. Первоочередной целью и задачей похода монголов был разгром опорных баз могущественной мусульманской секты шиитов-ассасинов (подозревавшихся монголами в убийстве Джучи, старшего сына Чингисхана), расположенных в Персии, и их главной крепости Аламут. Ассасины (именовавшиеся также батинитами и низаритами) были членами тайного мусульманского гностического Ордена, выделившимся из измаилитского крыла шиитского течения ислама, так называемой секты карматов, пытавшихся добиться своих политических целей – господства на всем Востоке, а в перспективе и во всем мире — главным образом посредством интриг и убийств. В отличие от названия «измаильтяне», применявшегося христианами ко всем мусульманам без исключения, как потомкам библейского Измаила, сына праотца Авраама (Ибрагима) от Агари, «измаилитами» принято обозначать шиитских сектантов, именовавшихся так в честь другого Измаила – седьмого преемника высшего шиитского святого – «хызрата» («хазрета», «хезрета») Али.
Татаро-монголы взяли карматскую крепость Аламут штурмом (а по некоторым сведениям – измором). Ассасинов, под предлогом переписи, согнали в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Сына последнего шейха ассасинов, Рукн-эд-Дина (пришедшего к власти, перешагнув через труп родного отца), держали в ставке хана Хулагу, пока монголы, силой или хитростью, не завладели остальными ассасинскими твердынями в Иране, Ираке и Сирии, а затем отправили в ставку Великого Хана монголов, но по дороге убили.
Следующей целью монгольских завоевателей была столица аббасидских халифов — сказочно богатый город Багдад (название которого означает, в переводе с персидского языка, «Богом данный» или «Дар Бога»). К описываемому времени халифы багдадские практически утратили над всякую реальную власть, кроме духовной, над мусульманским миром, выполняя сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее – при египетских султанах — роль, сравнимую с ролью средневековых японских Микадо-Тэнно при воинственных сёгунах – носителях реальной власти.
Тем не менее, халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от татаро-монголов — (к священной войне — «джихаду» — против которых, как против нечестивых «Яджуджей и Маджуджей», т.е. «Гогов и Магогов», он призвал всех правоверных мусульман) и от поддерживавших монголов вспомогательных армянских и грузинских военных контингентов — даже послом к халифу хан Хулагу направил не монгола, а своего союзника — армянского князя! — не решился встать во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека.
Сам халиф, не осмелившийся выйти на бой с врагами ислама (к войне с которыми неустанно призывал своих правоверных подданных), был, по приказу хана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии — плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими лошадьми; по третьей — привязан к хвостам четырех диких коней и разорван ими на части; по четвертой — брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по пятой (приведенной в книге венецианского купца и путешественника Марко Поло, много лет служившего Каану монголов Хубилаю в далеком Китае и объездившего все татаро-монгольские владения) — заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ — и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»!
В 1261 г. султан Египта Бейбарс (поднявшийся на вершину власти выходец из среды воинов не арабского происхождения, известных в «стране пирамид» под именем «мамелюков»; по наиболее распространенной версии, разделяемой, в частности, Морисом Семашко, он был половцем-кипчаком, или куманом, по другой, менее распространенной, версии — черкесом) пригласил единственного уцелевшего после разорения Багдада монголами Аббасида — дядю (по другой версии — не дядю, а брата, или самозванца, выдававшего себя за такового) убитого татарами халифа Мустасима — к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в египетской столице Каире (Аль-Кахире) аббасидских халифов как гарантию законности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 г. последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (так турки называли захваченным ими в 1453 г. ромейский, или греческий, Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой почти всех мусульман мира (придерживающихся суннитского толка ислама). Его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, да уцелевшие измаилиты, считавшие (да и по сей день продолжающие считать) таковым Ага-Хана, потомка последнего батинитского «Горного Старца».
Взятие столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех мусульман тогдашнего мира (кроме, разве что, измаилитов и других шиитов) и радость – в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «Второго Вавилона» (так христиане называли Багдад, в отличие от «Первого Вавилона» — Каира), и даже величали татарского ильхана Хулагу (превратившего дворец казненного им халифа в резиденцию католикоса-патриарха несториан) «Вторым Константином», отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан. Следует заметить, что к описываемому времени монголы уже захватили 2 крупнейших города тогдашней ойкумены, принадлежавшие мусульманам и не уступавшие по размеру и богатству самому Константинополю — Самарканд и Бухару. Теперь, после падения Багдада, в руках мусульман остались только три сравнимых по размеру и богатству города — Дамаск (в Сирии), Каир (в Египте) и Кордова (в Испании). Все эти города входили в «первую пятерку» мегаполисов, известных тогдашнему христианскому миру, в то время как крупнейшие города «латинской» Европы — Париж, Венеция и даже Первый (Ветхий) Рим на Тибре! — значительно уступали им во всех отношениях, входя, по мнению Льва Гумилева в «третью десятку»…
Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения татаро-монголов на Передний Восток для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум (Гетум) Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору Каана монголов Менгу. Хетум получил от Менгухана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому царю были выданы монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей. В результате монгольских «желтых крестоносцев» благословил на Крестовый поход против магометан не только несторианский патриарх, но и другой католикос — патриарх армян-монофизитов.
Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с татаро-монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Переднего Востока (Леванта), нашла положительный отклик у всех тамошних христиан. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей «франкских» государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также грузинские воинские контингенты) влились в ряды монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью магометан.
Совместный поход христиан (крестоносцев-католиков, армян-монофизитов и православных грузин) в союзе с монголами-несторианами против мусульманской Северной Сирии начался в сентябре 1259 г. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо), памятный нам по недавним операциям российских миротворцев пртив исламских экстремистов в Сирии. В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и все мусульманское население города были вырезаны (впрочем, согласно некоторым источникам, из мусульман перебили только «правоверных», с точки зрения халифов, суннитов, а «неправоверных» шиитов пощадили). После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 г. без боя (по Льву Гумилеву — после героического, но непродолжительного сопротивления) открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 г., когда халиф Омар, друг пророка Мухаммеда, отвоевал этот город у православной Византийской империи для мусульман, прошло более 600 лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец ислама в Азии. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановление позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван, и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.
Первым из них была последовавшая в 1259 г. неожиданная смерть Каана монголов Менгу, вторым – военное столкновение между монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для монголов, третьим — головокружительный взлет египетского военачальника Бейбарса, ставшего в скором времени, перешагнув через труп своего предшественника Котуза, новым султаном «страны пирамид». После падения Дамаска монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти Великого Хана. Однако султан Котуз, выслушав монгольского посланника, велел обезглавить его вместе со свитой. Незадолго перед тем аналогичный поступок с монгольским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю – хорезмшаху Мухаммеду (знакомому людям моего поколения, прежде всего, по одному из любимых исторических произведений нашего детства — историческому роману Василия Яна «Чингисхан»). Отныне война монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.
Если бы не внезапная смерть Каана Менгу, монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше 100 000 сабель, при поддержке крестоносцев, армянского войска, грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти монголов. Однако смерть Каана в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нее, как в свое время хан Бату, полководец бывшего Каана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Батухан в 1241 г., опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти Каана и о созыве курултая, он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгухана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.
Оставшаяся в Сирии часть монголов, во главе с отважным полководцем Китбугой (найманом, т.е. киданем, китатом, или кара-китаем, по происхождению), исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением Святого Креста (который многие монголы-христиане носили и на шлемах) и повсюду возившим за собой несторианских священников, выступив в так называемый «Желтый Крестовый поход» для освобождения от мусульман Иерусалима, сошлась с мамелюками султана Котуза (которыми командовал его будущий преемник половец Бейбарс) в битве под Айн-Джалутой (что означает в переводе с арабского «Колодец Голиафа» — по преданию, именно там будущий израильский царь-псалмопевец Давид сразил камнем из пращи филистимлянского богатыря Голиафа) в Галилее, неподалеку от Наблуса, древнего Сихема (3 сентября 1260 г.). Численное превосходство мусульман сыграло на руку мамелюкам. Монгольский военачальник Китбуга был взят сарацинами в плен и, после категорического отказа отречься от Христа, обезглавлен. Вторая битва Бейбарса — уже в качестве султана Египта (за прошедшее время он успел устранить утратившего бдительность Котуза)- с «желтыми крестоносцами», при Хомсе (10 декабря 1260 г.), также окончившаяся поражением татаро-монголов, лишила их власти над Сирией. Из отрубленных мамелюками голов монгольских батыров Бейбарс велел сложить высокую пирамиду. Примечательно, что после своего поражения в битве при Айн-Джалуте в монголы впервые, отступив, не возвратились, чтобы отомстить врагам за свое поражение.
В 1260 году монгольская держава, основанная Чингисханом, окончательно распалась на четыре более мелкие державы — империю Юань на территории Китая, Золотую Орду в Поволжье и Причерноморских степях, Ильханат Хулагуидов на территории Персии и Среднего Востока и Джагатайскую, или Чагатайскую, орду в Центральной Азии. Каждая из этих держав преследовала свои собственные цели, управлялась обособленно, имела свои собственные культуры и верования.
Все четыре монгольские державы страдали от внутренних конфликтов, а не от внешних захватчиков. Эти внутренние конфликты и привели со временем к их полному упадку к концу XIV века.
Мамелюки, победе которых над монголами способствовали происходившие во многих случаях нападения рыцарей Ордена Храма на отдельные монгольские отряды (чем при этом руководствовались ближневосточные тамплиеры, нам неведомо – возможно, желанием отомстить за гибель своих центральноевропейских собратьев по Ордену в битве с монголами под Лигницей в 1241 г.?), окончательно присоединили Сирию к Египту, что ознаменовало начало конца существования христианских государств на Переднем Востоке. Впрочем, некоторые современники событий и позднейшие историки высказывали сомнения в справедливости выдвигавшихся против сирийских тамплиеров обвинений в нападении на монгольских крестоносцев (в общем контексте приписывания рыцарям Храма тайного сговора с мусульманами и измене делу Креста), поскольку как король Иерусалимский, так и папский престол, которому подчинялся Орден тамплиеров, был жизненно заинтересован как раз в скорейшем установлении военно-политического союза с татаро-монголами.
Особенно усердствовал во всевозможных обвинениях по адресу тамплиеров, как изменников христианскому делу и заклятых врагов всех монголов Лев Гумилев. Правда, он же указывал, что плененный чехами, разбившими монголов в сражении при Ольмюце (Оломоуце) в 1241 г. монгольский предводитель оказался…рыцарем Ордена тамплиеров по имени Питер или Петер (по-монгольски – Пета)! А уж советский исторический романист Алексей Югов в своей любимой всеми нами в детстве дилогии «Ратоборцы» раздул этот эпизод до размеров зловещий эпической саги о коварном тамплиере Джоне Урдюе Пете, втершемся по поручению Ордена Храма в доверие к золотоордынскому хану Берке и постоянно настраивавшем хана против благоверного князя Александра Невского (пока князь его не придушил). Чему тут верить? Как говорят, «темна вода во облацех…»
В 1287 г. Аргун, монгольский хан Персидской орды (потомок Чингисхана и Хулагу), предпринял еще одну попытку заключить военный союз с «франками» против мусульман. Бар Савма, наместник католикоса-патриарха несторианской Церкви Востока, снабженный ярлыком (грамотой) ильхана Аргуна как его полномочный представитель, был направлен в «земли ромеев» — к французскому королю Филиппу IV Красивому, английскому королю Эдуарду I и к папе римскому Николаю IV — с поручением договориться о новом Крестовом походе с целью вытеснения мусульман из Палестины и Сирии. Попытки создания антимусульманской коалиции между европейским «Христианским миром» и монголами, известными своим сочувствием христианам, и угроза нового «Желтого Крестового похода» не замедлили вызвать реакцию со стороны мусульман.
Еще в 1281 г., после смерти хана Абагана, право его сына Аргуна на престол ильханов было оспорено братом покойного Абагана, ханом Тегудером, ставшим орудием в руках мусульман. Тегудер принял ислам под именем Ахмеда и воцарился в 1281 г. Он сразу же обрушил репрессии на своих подданных-христиан, как сторонников Аргуна. А в 1291 г., после смерти Аргуна, в монгольской (уже только по названию) Персидской орде разгорелась новая междоусобица, в ходе которой погибли ханы Гейхату и Байду и правители сменяли друг друга со скоростью разноцветных стеклышек в калейдоскопе. Особенно враждебен христианам был эмир Навруз. Несториан грабили и всячески притесняли, превратив немало христианских храмов в мусульманские мечети (подобно тому, как при хане Хулагу в христианские церкви превращали, окропив их предварительно святой водой, мечети Багдада, Дамаска, Халеба и Хомса). В 1295 г. воцарился сын Аргуна, Газанхан (бывший правитель Хорасана), безуспешно пытавшийся нормализовать ситуацию, но вынужденный, в конце концов, принять ислам. Христианская Церковь Востока, пользовавшаяся дотоле покровительством монголов, известных своей враждебностью к мусульманам, сама стала объектом их вражды. Так оказался упущенным уникальный исторический шанс…
В завершение данной краткой исторической миниатюры нам остается констатировать следующее.
Если бы монголам удалось прорваться в Египет, то восточнее Марокко очень скоро не осталось бы крупных исламских государств. Мусульмане Азии были слишком многочисленны, чтобы, при тогдашнем уровне развития техники массового уничтожения (несмотря на имевшийся, в частности, у татаро-монголов, хотя и не только у них, богатый опыт в этой области!), истребленными поголовно, но, потерпев поражение от монголов, они наверняка утратили бы свое господствующее положение на Востоке навсегда (или, во всяком случае, надолго). Победа христианина Китбуги послужила бы мощным стимулом развития симпатий всех монголов к христианству. Победа мамелюков над монгольско-христианским войском при Айн-Джалуте превратила их Египетский султанат в сильнейшее государство Ближнего Востока на целых 2 столетия, вплоть до нашествия Тимура (Тамерлана) и возникновения турецкой Османской империи. Она положила конец влиянию местных азиатских христиан, усилила позиции мусульманской части населения, ослабила позиции его христианской части (павшей жертвой массовых репрессий со стороны воспрянувших духом мусульман), и тем самым побудила осевших в Западной Азии монголо-татар к принятию ислама.
Здесь конец и Господу нашему слава!
ПРИМЕЧАНИЯ
/1/По меньшей мере, наивными представляются попытки (в том числе автора статьи о романе «Маздак» в «Википедии») представить откровенно антикоммунистический роман Мориса Симашко не антикоммунистическим, а «антифашистским».
/2/или, по-китайски: «да-дань».
/3/Согласно Льву Гумилеву, татары были потомками древней племенной группы шивэй, а татабы — потомками племенной группы кумохов, или ши (по-китайски: си).