Петр Алексеевич Колосов — человек удивительной судьбы с неожиданными творческими поворотами: кандидат географических наук, музыкант, переводчик английской поэзии и старо-английской поэзии, поэт, пианист, органист, звонарь. Сегодня с ним беседует корреспондент «Литературного коллайдера» Елена Журавель.
Е.Ж. У Вас такой удивительный творческий путь, что способствовало Вашему развитию?
П.К. Истоком и причиной разнообразия моей деятельности является отец, Алексей Александрович Колосов. Он родился в 1892 году, то есть в XIX веке. Отец окончил гимназию, затем Московский Императорский университет, в начале Германской войны – Михайловское артиллерийское училище в Петрограде, прошел фронт под командованием генерала А. А. Брусилова. Вернувшись с фронта, учился во ВХУТЕМАС’е, работал художником на Дулевском заводе, где в 1922 году расписывал сервиз, подаренный В. И. Ленину, состоял в художественном обществе «Бытие»; затем преподавал математику в МВТУ им. Баумана, во время Великой Отечественной войны преподавал в артиллерийской спецшколе, а после войны – в средней школе математику и физику, астрономию и рисование… Отец прекрасно играл на фортепьяно, знал греческий, латынь и французский, причем последний выучил на фронте. Я с детства был окружен книгами, музыкой, живописью. Но главное, что воспитывал во мне отец – это благожелательность по отношению к людям, независимо от их положения, национальности, способностей. Я все это впитывал с детства, и не удивительно, что во многом повторил путь отца. А в некоторых областях и пошел дальше него.
Художественное общество «Бытие», в котором состоял отец Петра — А.А. Колосов.
Е.Ж. Как важно когда человек знает и уважает свою родословную….
П.К. Наш род известен мне с конца XVIII века. Прапрадед мой, Михаил, происходил из Тверской губернии и, говорят, во время Отечественной войны 1812-1814 годов служил фельдшером. Прадед – Петр Михайлович во второй половине XIX века перебрался в Москву, где занялся торговлей «колониальными товарами» возле вокзала Нижегородской железной дороги в Москве.
Сын Петра Михайловича, Александр – мой дед, в 1890 году женился на Марии Ивановне Шахровой, происходящей из той же Тверской губернии. Бабушка была необычайно предприимчива, с деловой хваткой, как нынче говорят. Она строила дома, приобретала земли, в частности выкупила большое имение у надворного советника Кривошеина под городом Покровом и построила там два дома.
Мама моя – Орловская Ирина Викторовна родилась в Минске. Ее дед по линии отца – Михаил Кириллович, был надворным советником, отец, Виктор Михайлович – офицером и ярым монархистом, а ее мать, Клавдия Федоровна – левой эсеркой. Моя бабушка Клавдия долгое время работала в Ленинской библиотеке. С моим отцом мама познакомилась перед войной в артиллерийской спецшколе, где преподавала химию. Мама хорошо играла на рояле, и они с папой исполняли концерты для фортепьяно с оркестром: папа играл на фисгармонии оркестровую партию, а мама – на рояле.
Е.Ж. А теперь о своем профессиональном пути…
П.К. Родился я на Таганке в бывшем доме бабушки и отца, в квартире, превратившейся в коммунальную после революционного «уплотнения». Быт в коммуналке 50-х годов прошлого века подробно описан в моей книге «Запах счастья. Рассказы взрослого мальчика».
Окончив 11 классов в 1964 году, я поступил в МГУ на географический факультет. Хотел-то я на германо-романское отделение филологического факультета… Но мне не понравились там люди своим снобизмом. Географы – совсем иное дело: простые, открытые. Знал ли я, что судьба все равно вернет меня на «германо-романский» путь?! Конечно, нет. Но на географию я не в обиде: она открыла мне мир природы, путешествий в те уголки, куда я, будучи филологом, никогда бы не попал. Меня обучили на географическом факультете профессиональному плаванию, управлению моторной и парусной лодкой, верховой езде, основам альпинизма. А такие навыки расширяют сознание и очень полезны для творчества. Будучи в Португалии, я объяснял всем, почему земля там красная, как меняются названия рек, которые начинаются в Испании и впадают в Атлантику уже в Португалии. И главное: в моих путешествиях я общался с людьми разных наций, разных религий, и со всеми надо было находить общий язык. Это хорошая школа доброты и мудрости!
Был ли я ученым? Был. Работал в системе академических институтов. Областью моих научных интересов была космическая гидрология и климатические исследования. Выпустил монографию «Космические методы в гидрологии», и знаком с космонавтами-исследователями. Кстати, с одним знаменитым космонавтом я даже учился в старших классах! Некоторое время работал в Вене и очень полюбил этот город. В 1973 году я защитил кандидатскую диссертацию.
В.Ж. Как можно быть географом и так тонко разбираться в музыке?
П.К. Музыка всегда оставалась моей главной
любовью. Со временем я узнал сладость импровизации. Этому поспособствовало
служение органистом в храме св. Людовика французского на протяжении десяти лет.
Там я организовал хор, привлек сопровождению службы жену-виолончелистку и
сына-кларнетиста. Написал музыку для двух Месс, и она исполнялась не только
моими хористами, но и профессионалами из консерватории. И по сей день я
импровизирую на рояле в актовом зале Синодальной
библиотеки. Там я играл всякий раз на Рождество и Пасху, а по субботам – для
себя или особых любителей. Жаль, что сохранилось совсем мало записей… Впрочем, жалеть об этом не стоит: как
буддистские монахи, создав мандалу, потом сметают ее веником, так и
импровизатор посылает звуки своей души Небу и не присваивает их себе в жалкой
земной гордыне!
Петя и Рояль — любовь на всю жизнь!
Е.Ж. Творчество сопровождает Вас на протяжении всей жизни. Что это — состояние души? И как Вы стали органистом?
П.К. Безденежье 90-х годов толкнуло меня на резкое изменение судьбы: я нанялся в ночные сторожа детской поликлиники. И там (ну, прямо, как в Узбекистане!) быстро стал своим. А по воскресеньям я играл на органе в храме святого Людовика французского.
Конечно, творчество – это состояние души. Но не так выспренне! Я бы сказал: это болезнь души. Каждый, кто творит (и неважно, гений ли он или нет) не может не творить. Это, творчество – его воздух, его пища, его вино…
Е.Ж. Говорят, что талантливый человек — талантлив во всём! А рисовать не пробовали?
П.К. Служа в храме св. Людовика, я переписал на латыни текст Мессы и снабдил его своими рисунками, используя особую технику пуантилизма тушью. А будучи уже в Андреевском подворье при Синодальной библиотеке, я изобрел и нарисовал логотип библиотеки, он изображен на каждой библиотечной книге.
Собственноручно написанная тушью Месса в технике пуатилизм и логотип Синодальной библиотеки.
Е.Ж. А
что насчет профессии переводчика?
П.К. Мое увлечение переводами (уже позднее) вылупилось из чтения… ну, хоть того же романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери». В рок-опере ничего бы меня не торкнуло, разве музыка… А в тексте! О! В тексте полно латинских вставок. В романе «Тиль Уленшпигель» я впервые прочёл молитву «Отче наш» на латыни! Случай привел меня к Шекспиру. Я собирался подарить сонеты Шекспира и… прочитал их в переводах С. Я. Маршака. Издание сонетов было двуязычным, а я, как назло, понимал по-английски. Нет, так не пойдет, решил я, и стал переводить сам. И перевел. И свои сонеты пошли… А потом и Теннисон, и Китс, и Блейк, и Лир, и По, и… Сонеты Шекспира я издал. Прочее пока нет. Несколько лет назад мне представилась возможность перевести древне-английскую поэму «Сон Креста», написанную в 7-9 веке. Сделал два перевода. Была презентация. Великая поэма, на уровне «Слова о полку Игоря» прозвучала на русском языке впервые за более чем 1000 лет.
Е.Ж. А как колокола появились в Вашей жизни?
П.К. Поездка в здание Академии наук у площади Гагарина открыла новую страницу моей биографии. Со смотровой площадки я увидел Андреевский монастырь, а сойдя вниз – объявление: «Требуется сторож». И я стал церковным сторожем. Четверть века моя жизнь была связана с Андреевским подворьем, а потом и монастырем. В 1997 году привезли колокола из Германии, и мне пришлось стать звонарем. Тут я обнаружил, что звонарство – мое призвание. Техника, отдаленно напоминающая органную, и главное – музыка, импровизация! Начались звоны и даже колокольные концерты. Были сделаны записи звонов и выпущены два диска. В 2001 году состоялся большой концерт: симфонический оркестр в монастырском дворе исполнял «Картинки с выставки» Мусорского, а я на колоколах вступал в конце финальной части: «Богатырские ворота». Получилось здорово! Но, к сожалению, записи не было. Зато записи ежегодных колокольных концертов 9 мая существуют, их можно послушать и посмотреть.
Но откуда пошло увлечение колокольным звоном? – Из детства! В Москве всегда звонили в колокола, конечно, не во всех храмах. Я бегал слушать и наслаждаться. А уже студентом устроил у себя дома «звонницу» из разных звучащих предметов и звонил. Замечу: в коммунальной квартире! Кстати, у нас была книжка священника Аристарха Израилева «Ростовские звоны», оттуда я брал ритмы и ноты.
В общине я занялся написанием пьес для представлений в воскресной школе на Рождество и на Пасху. Были написаны 10 пьес в прозе и в стихах, семь из них поставлены и сыграны с успехом.
А в 2015 году я издал книгу рассказов о московской жизни 50-х годов: «Запах счастья. Рассказы взрослого мальчика».
Е.Ж. Ваш голос знают многие по радиоэфирам на радио «Вера»…
П.К. В 2018 году вышла еще одна моя книжка: «Истории старого звонаря». Она составлена из коротких рассказов, которые я писал специально для радио «Вера», и там же сам озвучивал их. И передачи на радио, и книжка были встречены с любовью.
Е.Ж. Как Вашу жизнь можно описать одним предложением?
П.К. Моя жизнь – это луг, на нем цветут сто цветов, потому что не знают, что цвести всем вместе – это легкомыслие. Вот и я пожелаю всем: цветите во всю, расцветайте некстати и неуместно! Порадуйте Творца, Который смотрит на вас и ждет вашего цветения.
Е.Ж. Хочется пожелать Вам много здоровья и сил для новых свершений!