Елена Ермакова. Визуализация Чуда

С документальными фильмами Студии «Другое Небо» я познакомилась 15 лет назад, когда работала программным директором Фестиваля мировоззренческого кино. Тогда меня заворожил своеобразный, только формирующийся, но уже узнаваемый почерк режиссера Виктории Фоминой. В фильмах, где героями были святые подвижники, исследовалось и визуализировалось четырехмерное, мистическое пространство Чуда. Не случайно эти фильмы-портреты  стали получать награды российских и международных фестивалей и вошли в учебные курсы нескольких ВУЗов по дисциплине «Эволюция киноязыка», а студия была охарактеризована как «Мастерская исследований визуализации смыслов». В рамках работы Студии  «Другое Небо» создан Медиа-музей духовной истории города Романова-Борисоглебска, который дважды становился победителем конкурса Президентских грантов. В мае 2021 года музейные проекты были награждены золотыми медалями Международной Академии Современных Искусств. Наград удостоились Медиа-музей духовной истории г. Романова-Борисоглебска и фильм «У Окна», посвященный памяти священномученика Иакова Архипова.

    ( Афиша фильма «У ОКНА» (документальная анимация, 2020)

    О творческом пути и о возможностях показать на экране средствами кино мистическое пространство Чуда я решила поговорить с руководителем АНО «Студии «Другое Небо», академиком ЕАТР, доцентом МГППУ, директором Медиа-музея духовной истории г. Романова-Борисоглебска, режиссером и сценаристом, кандидатом искусствоведения Викторией Фоминой.

      ( Ил. 2. Виктория Фомина)

      — Виктория, я помню, как мы познакомились.  Мы шли по бульвару. Была весна. Ты тогда работала в журнале «Алфавит». А я спросила, чего тебе больше всего хочется в жизни. И вдруг ты сказала: «Снимать православное кино». Я так удивилась… Объясни, пожалуйста, что для тебя значит «православное кино», и как изменилось с тех пор твое отношение к этому виду аудиовизуального творчества?

      — Я крестилась в 29 лет, когда уже закончила физфак МГУ, имела разряд по бриджу, играла в преферанс на деньги, курила пачку «Примы» в день, подрабатывала на конкурсах красоты, создавая девушкам имидж. Эта жизнь дала трещину, когда я бросила ВГИК, чтобы кормить детей. Поменялся горизонт — теперь мне хотелось ехать по ухабистой дороге к разрушенному храму или монастырю, снимая, попутно. Православие, кино и экстремальное вождение были для меня составляющими образа счастья. С тех пор, вволю наездившись, я едва ли на троечку овладела навыками цивилизованной езды, но с бездорожьем справляюсь с Божией помощью. В кино – также, наверное.  За это время я поняла, что главное – человек. В Православии вообще истина – это не концепция, а Человек, точнее Иисус Христос. Мне близко такое отношение, все мои фильмы – портреты. Но для портрета нужно больше, чем свобода перемещения.

        ( Кадры из фильма «Башня» (документальный, 2006)

        Помню интервью святейшего патриарха Алексия, где он сказал, что православное искусство – это не дешевая поделка на православную тему, а то, что хорошо. Привел в пример Сэлинджера  «Над пропастью во ржи» и сказал, что это – история мальчика, который хочет стать священником.  Почитая патриарха Алексея и, как обычно,  все воспринимая буквально, я, не перечитывая, всучила книгу своему старшему — тринадцатилетнему тогда — сыну Вале. Он был крайне озадачен: «Почему Вы вдруг решили, что этот мальчик, разнообразно познающий жизнь вплоть до посещения борделя, — собирается в священники?»

         Когда я писала реферат о православном кино, проблема виделась как противоречие между темой и идеей. Ведь фильмы, рассказывающие о святынях православной церкви, и фильмы, утверждающие Евангельские ценности, — это не совсем одно и то же. Великий фильм Тарковского «Андрей Рублев», созданный на основе жития преподобного Андрея, — это, прежде всего, история художника, а фантастический «Сталкер», снятый по «Пикнику на обочине» братьев Стругацких, — фильм о святом. Материал, исторический или иной, — это направление авторского взгляда, не менее важно — кто и зачем смотрит. В житие святого царя-мученика Николая, при желании можно разглядеть какую-нибудь «Матильду», игнорируя удивительные стороны жизни Императора и его семьи – от шедевральных съемок люмьеровских операторов, до того факта, что Царица Александра и Великие княжны, отказались уехать в родные европейские дворцы, чтобы в чужой России ассистировать на ампутациях в солдатских госпиталях.

          ( Царская семья в Англии. Менее чем через 10 лет эти мирно гуляющие люди будут расстреляны)

          Лет 20 назад гораздо более мирно прошел анимационный фильм «Илья Муромец», без малейшего намека на то, что в образе простоватого увальня запечатлен не комический персонаж фольклора, а преподобный Киево-Печерской Лавры. Это – крайние случаи, конечно. Приведу противоположную крайность – фильм Альмодовара «Все о моей матери». Посмотрев впервые, я была настолько тронута альмодоваровской всепрощающей любовью и добротой, что сказала священнику Евгению Ефремову: «Это – православное кино». Придя в студию «Иное кино», он попросил диск с этим фильмом и был удивлен шоковой реакцией: «Батюшка, Вы можете взять, что угодно, но православное кино – это «Остров», а не это…». Они утверждали, что за обширной информацией о сексуальных извращениях и операциях по смене пола, альмодоваровская всепрощающая любовь и доброта должны померкнуть в целомудренном сознании. Тем не менее, Господь в Евангелии много беседовал с блудницами, а святая Елизавета Федоровна Романова не шарахалась от страдающих людей, а потратила свои богатства на оказание помощи опустившимся пьяницам и сифилитикам.

             ( Троице-Сергиевская Лавра. Вечер. Фото 1946 год. Авторская печать. Фотография была подарена наследниками основателя пиктореализма, и во многом определила изобразительную стилистику АНО «Студия «Другое Небо».)

                     В девяностых ощущался вакуум информации о святынях и святых, как существенная брешь в культурном пространстве России. Учитывая, что издревле города строились вокруг храмов, а наука и литература развивались в монастырях, не признавать влияние православия на русскую культуру – то же самое, что игнорировать влияние Солнца на погоду. Верить во Христа или нет – личный выбор человека, но учитывать культурное влияние русского православия от городской архитектуры до книгопечатанья – вопрос исторической честности. Так как несколько поколений игнорировали этот аспект, недостаток информации привел к культурному голоду, ответом на который в 90-ых годах прошлого века стала масса дешевых изданий и огромный поток фильмов и передач самого разного качества. Божией милостью режиссеры воцерковились, православные научились снимать, качество фильмов улучшилось… Сейчас голод утолен.

                   ( Троице-Сергиевская Лавра. День. Кадр из фильма «Семья архимандрита Рафаила» (документальный; АНО «Студия «Другое Небо». Фильм посвящен светлой памяти архимандрита Рафаила (Бараника) и снят по мотивам его проповедей. В настоящее время картина находится в стадии завершения производства.)

              Вне особого социального заказа я не уверена,  что православное кино актуально обособлять – оно вошло частью в познавательное кино, в социальную рекламу или в честную кино-героику и кино-драму, без дополнительных бонусов и скидок за православную тематику.  Вероятно имеет смысл говорить о православном телевидении и медиа-проектах, рассматривающих и запрещающих определенный тематический спектр. Впрочем, может быть я не права. Спустя двадцать лет, десяток фильмов и сотни тысяч километров, я не знаю, что такое православное кино. Про то, чем занимается наша студия «Другое Небо», я знаю и могу рассказать.

                ( Кадры из фильма «У окна» (анимадок, 2020, в фильме звучит песня В. Кузьмина (Черного Лукича))

                — В фильме «У окна» есть слова Отца  Павла Флоренского: «Иконы неоднократно бывали не только окном, сквозь которые виделись изображенные на них лица, но и дверью, которой эти лица входили в чувственный мир». Ты часто используешь многократную экспозицию, некий послойный коллаж из храмовой символики. Поэтому у тебя мир Православия, мир святости рассеян в пространстве кадра. Внутри его живут действующие лица твоего повествования. Поэтому создается ощущение, что в твоих фильмах нет главных героев в привычном нами понимании? Кто твои герои на самом деле?

                — В 90-ых я писала сценарии для телепередачи «Очевидного-Невероятного» и очерки об ученых в журнал «Алфавит». Что мне еще было писать после физфака МГУ? Я, кстати, думала, что мы с тобой познакомились на фестивале Мировоззренческого кино в Центре Управления Полетов. Тогда в доме культуры города Королева шли фильмы  «ГравиДанс» Владимира Кобрина, «Космический рейс» Василия Журавлева с Циолковским в главной роли… Сначала я увидела тебя на сцене, а потом ты будто с картины сошла – подошла ко мне в зале. Потом я увидела ракету из «Космического рейса» перед Музеем Космонавтики в Калуге. Киногероика в моем сознании ожила, вошла в реальность.

                Меня всегда интересовали гении – не «бытовуха», а героика. Есть линия наименьшего сопротивления: «Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше». Но если все будут таким образом грести под себя, согласно второму началу термодинамики, произойдет хаос, увеличение энтропии, тепловая смерть Вселенной. Изучая синергетику, я выяснила, что для выживания любой системы некоторая ее часть – процентов 10 – должна поступать иначе. Грубо говоря, против личной выгоды и инстинктов самосохранения. Конрад Лоренц писал, что в животных популяциях самки часто бросаются на охотников – защищая потомство, берут удар на себя.

                Героика – это тоже антиэнтропийное поведение. Колумб вместо того, чтобы сидеть в лавке своего папеньки-иудея поплыл в кругосветку, влюбленный в английскую королеву, а академик Королев в сталинских лагерях планировал  космонавтику.  Академик Раушенбах называл это «геном религиозности» — он в кавычках это писал, как метафору. Параллельно генетик Эфроимсон исследовал подобный феномен антиэнтропийного поведения, когда человек вместо того, чтобы спасать свою шкуру, тянется куда-то вдаль. Сам Борис Раушенбах, сидя в зоне во время войны, в сибирском бараке без крыши учил математический анализ, рассчитывал баллистику «Катюш», потом на космические исследования перешел. Хотя Борис Викторович, кстати, всегда сетовал, якобы у него самого этого «гена религиозности» нет. Короче говоря, общаясь с гениями или читая их мемуары, я поняла, что никто из них нарочно популяцию не спасал – они руководствовались искренними личными мотивами любви, боли, поддержки, интереса, желанием сохранить то, что дорого. Со стороны казалось, что они жили вдохновенно, выглядели молодо. Но когда начинаешь писать о человеке, тем более, снимать, ты буквально ощущаешь себя на его месте — чувствуешь в его шкуре. Не полностью, конечно, а как говорится, в меру своей испорченности.  Но монтаж – это очень близкие отношения. Делая портретные очерки об ученых и философах, я все сильней чувствовала, насколько они несчастны. Иногда, до полного отчаяния. Я вообще меру таланта воспринимаю в сопоставлении с тяжестью, которую несет человек. Помнишь, в Евангелии Господь дал каждому, сколько может понести? И я, влезая в чужие «шкуры», иногда сплющивалась под тяжестью этой ноши, понимала, что не тяну, руки опускались.

                  ( В. Фомина (слева-направо) на съемках фильма «У окна» (в окрестностях с. Великого Ярославской области); во время интервью с литературоведом М. Я. Вайскопфом (в Доме ученых г. Москвы); на защите диссертации (во ВГИК им. С.А. Герасимова); на съемках студенческого фильма «Я люблю» (в аудитории МГППУ).

                           В ту пору я, как многие, начинала в Церковь ходить. Те, кто воцерковлялся в восьмидесятые, участвовал во вдохновенных сестричествах и братствах. Многие семьи до сих пор живут энергией этого коллективного плодотворного процесса — восстанавливались храмы, монастыри, службы милосердия. Речь шла не только об изменении образа жизни – восстанавливались порванные нити нашей памяти, происходила канонизация святых, требовалось переосмысление истории. Я, к сожалению, по жизни все время опаздываю – каждый раз на работу, четырежды в роддом, опоздала на волне коллективного энтузиазма покорить Америку, уехать на БАМ, стать сестрой милосердия, восстановить храм.  Приехала на Онежское озеро помочь – а храм уже был восстановлен. В Калязине герой нашего фильма «Башня»  Александр Капитонов множество святынь восстановил, но к моему приезду уже утонул – Царствие ему небесное! Так что мое воцерковление с коллективным энтузиазмом мало связано, оно связано с личностями прославленных святых и современными героями-подвижниками. Снимая их жития, я ощущала их как самых близких людей. И я поняла, что святые похожи на гениев, только они счастливы.  

                    ( Лауреаты фестиваля мировоззренческого кино 2007 года Б. Лизнев ( Приз зрительских симпатий за «Полк! Смирно!» и В. Фомина (Приз имени В. Кобрина за фильм «Башня»)

                    Это для меня такая информация колоссальная оказалась – главная тема, которую я тридцать лет изучала с разных сторон: в виде диссертации, монографии, музея, снимая фильмы. Я пыталась понять, скажем, зачем преподобный Сергий Радонежский – ростовский дворянин – построил себе келью среди дремучего леса и стоически замерзал там на протяжении многих лет. Ладно бы он один такой был, но к нему монахи пришли и стали рядом мерзнуть, понимаешь? Более того, десятки его учеников пошли по направлению М8 строить такие же кельи, на месте которых сейчас монастыри Северной Фиваиды. Значит, были последователи у них, причем не слабые и не бедные, мягко выражаясь. Но зачем они туда отправились?

                     Двадцать лет назад я познакомилась с двумя такими людьми – одна из них послушница Анна (сейчас инокиня Фомаида) жила без электричества на острове и берегла храм на родине преподобного Макария Калязинского. Ее избушка была заметена до верха окон. Мы камеру Betacam в корыте тащили туда через замершую Кашинку. Анна вышла нам навстречу с желтыми санками – высокая женщина, краше которой нигде в мире нет. На обратном пути мы потеряли радиомикрофон – ночью, на снежном поле, во время метели – она помолилась и нашла. Потом мы приезжали туда десятки раз, но поразило первое четкое ощущение, что до Бога тут ближе, чем до соседнего магазина. Я ощутила, что пространство не трехмерно.

                      ( Афиша фильма «Башня»)

                               До этого я читала Раушенбаха о четырехмерности, что наряду с трехмерным физическим миром существует четвертое мистическое измерение. Когда его спрашивали, почему Гагарин в космосе Бога не видел, Борис Викторович говорил: «В физическом небе Бога быть не может, мы математики считаем, что Он находится в четвертом измерении».

                      (продолжение следует)

                      (В иллюстрациях использованы кадры Александра Гринберга, Максима Орехова, Вадима Кошкина и афиши Георгия Петрова.)