Утро было настолько холодным, что, солнце с трудом пробивалось сквозь легкий туман.
Николай Сергеевич позавтракал и смотрел новости в совершенно благодушном настроении.
Неожиданно в окно раздался стук, он оглянулся и увидел большую желто-синею синицу на застекленной лоджии, бьющуюся в стекло комнаты. Он сходил на кухню и вынес синичке горсть отшелушённых семечек. На лоджии было очень холодно, синичка не испугалась его и неожиданно стала виться прямо над головой Николая Сергеевича.
Он вернулся в свою комнату к утренним новостям, но стук в стекло опять продолжился — синичка все так же упорно билась об окно.
Так продолжалось несколько минут. Он удивился и опять вышел на лоджию. На этот раз все повторилось — синичка все так же вилась около его головы. Он открыл створку лоджии и рукой попытался выгнать птичку на улицу, но она не улетала.
Ему стало холодно, Николай Сергеевич прикрыл створку. В комнате закутался пледом, согреваясь. Синичка же не унималась, атакую стекло. Он подошел вплотную к стеклу и в тот же миг синица перестала стучать в стекло и взгляды их встретились. Синичка внимательно смотрела на него, как будто пытаясь что-то рассказать ему.
Николай Сергеевич подумал, что залетающие в дом птицы, это плохой знак. А уж поведение этой синички было вообще странным.
Раздался телефонный звонок — звонила жена. Он минут пять поговорил, а когда вышел на лоджию — синички уже не было, и семечки так и остались нетронутыми.
Николай Сергеевич обдумывал необычное поведение птицы, пытаясь найти объяснение.
И совершенно неожиданно понял — так ведь это Люба приходила прощаться с ним.
Дня два назад хоронили Любу, жену его старинного друга. С Любой прощались и отпевали в больничной церкви.
Было множество знакомых и незнакомых лиц. Процедура прощания была как обычно тоскливой — на лицах скорбь, а в глазах равнодушие. Неожиданно к нему кинулись две взрослые зареванные дочки Любы — Дядя Коля, дядя Коля. Он обнял их и пару минут они стояли, не в силах разомкнуть объятия. Неподдельная скорбь, соленые слезы — все это так подействовало на него, что защемило сердце.
Люба была совершенно непохожа на себя и целую ее мраморный лоб, он еле сдержал слезы.
Утром в день похорон ему позвонила сестра, попросив пораньше приехать к заболевшей маме и он, извинившись не поехал вместе со всеми на кладбище и поминки.
А сегодня Люба сама пришла проститься с ним. Он не видел ее с десяток лет — с тех пор как она развелась с его другом.
А когда-то они с Любой были в прекрасных отношениях. Работал Николай Сергеевич недалеко от квартиры друга и поэтому довольно часто виделся с Любой. Он вспомнил, что нравился ей и она почти всегда непроизвольно прихорашивалась, когда видела его. Его друг в такие моменты, всегда подшучивал над ней, вызывая ее смущение.
Люба внешне была весьма привлекательной — правильные черты лица, ясные глаза, стройная, она явно нравилась мужчинам. Он же относился к ней совершенно спокойно — жена друга есть жена друга. Один раз он правда удивился — они с Любой танцевали на Новый год и в темноте она вдруг прижалась к нему всем телом и с минуту не отодвигалась. Ему стало так сладко, что после их танца он с трудом заставил себя отойти о нее.
Со временем отношения Любы с мужем стали стремительно портиться — он явно встречался с другой женщиной.
В этот период, ненадолго оставаясь вдвоем с Николаем Сергеевичем, Люба позволяла себе явно не свойственные ей нескромные полунамеки-полушутки. Однажды, приехав вечером по просьбе друга к нему домой и не застав его, он спросил у Любы, когда будет муж? Люба сказала — часа через полтора. И вдруг смотря прямо в глаза Николая Сергеевича произнесла – Ведь за час мы с тобой ничего не успеем сделать? Он сразу обратил ее слова в шутку, и она ушла на кухню.
Николай Сергеевич был довольно опытным в таких делах мужчиной и понимал, что одно движение, пара слов и начнется их роман. Но, что-то останавливало его, все-таки жена друга. Он понимал, что Любой движет не влюбленность, а женская обида и желание самоутвердиться.
Она нравилась и привлекала его, но превозмочь себя он не мог.
Вскоре друг сошелся с молоденькой аспиранткой, а Люба через год неожиданно вышла замуж за весьма обеспеченного мужчину, лет на двадцать старше себя.
На отпевании он увидел ее нового мужа и ужаснулся. Мужем Любы оказался маленький, совершенно потерянный старичок с весьма заурядной внешностью.
Николай Сергеевич опять стал вспоминать опасные шутки Любы, ее явное стремление сблизиться с ним и его поразила ясная мысль — это он виноват в ее раннем уходе. Ведь не будь он таким деревянным дураком, она бы не заболела той страшной женской болезнью. С мужем у нее уже давно почти не было отношений, да и наверняка с новым мужем-старичком тоже.
Какой же я идиот, дубина — стал ругать себя Николай Сергеевич. Ведь мне бы это ничего не стоило, а ее бы спас. Тоже мне благородный Дон — идиот.
Ругая себя, он распалялся все больше и больше.
Ему стало жалко Любу, себя, свою молодость и незаметно для себя он горько заплакал злыми слезами.
Через несколько минут Николай Сергеевич успокоился. Он постарался переключиться, но не смог — все время думая о Любе. Вскоре пришла простая мысль — как хорошо, что Люба приходила проститься.
И вдруг он неожиданно для себя произнес — Спасибо Любушка, птичка-синичка.